Райдо Витич - О чем поет ночная птица
Но в Чечне все понятия смешались: вчерашние друзья стали врагами, враги в любой момент могли стать друзьями, а друзья врагами или трупами. Свой палил по чужим, чужой по своим, свой по своим, чужой по чужим. Каша, месиво в голове от всей этой крови, грязи, непоняток, а под ногами тоже каша из человеческих останков, кишок, мозгов, сгустков крови, лоскутов кожи.
И не было веры, не было понимания что за херь происходит. Даже гипотетические свои делились на три эшелона, а «славяне» не обозначало — «свои». Они били бандитов, чеченцев, а убивали арзейбаджанцев, грузин, афганцев, литовцев. Те били их из их же оружия, которое даже не поступило на вооружение в российскую армию, а прямиком доставалось боевикам. Они спасали мирное население от боевиков, но то же мирное население сдавало их духам. Они старались не попасть в женщин и детей, а те убивали их, их женщин и детей.
Они с боями брали населенные пункты, а потом сдавали по приказу начальства.
Их отправляли на задание и забывали вытащить из — под обстрела.
Один отдавал приказ взять высоту, другой отзывал с нее.
Руслан смотрел на весь этот бардак и ни черта не понимал. И меньше всего себя, придурка, что с детства грезил карьерой военного, лаврами разведчика и лычками минимум полковника.
Все так красиво в книжках, фильмах. Доблесть, честь, долг. На деле неясно кому и какой долг платит восемнадцатилетний пацан, который и с бабой — то не был, какая честь у «своего», что сдает боевикам оружие оптом и в розницу по сходной цене, какая доблесть в том, чтобы тупо полечь взводом на высотке, о которой начальство вспомнило один раз, когда выслало туда бойцов.
Радиосвязь — как Бог на душу пошлет, карт нет, где кто дислоцируется — неясно. Снайперы — бабы, "белые колготки", а то и вовсе «свои» — русские, лупят по ногам и командирам, за деньги продавая свои пули и чужие жизни.
Грязь, кровь, смерть, как норма жизни, как единственный закон. И можно было бы смириться, свыкнуться, если бы знать зачем.
Выбить боевиков? Ура!
Но сегодня выбивают, а завтра выпускают, откровенно пропускают. Приказ. Мораторий. А им по фигу на него. Им плевать на юбилейную дату — пятьдесят лет со дня победы в Великой Отечественной войне, плевать на собственных жителей родных поселков, селений, городов, плевать на то дерьмо, что топит и своих и чужих.
Здесь война совсем обезумела и довела до абсурда полигон военных действий. Война среди начальства, война среди подчиненных, война среди местного населения, война между политиками и олигархами. И не найти правых, не найти виноватых, а вокруг посмотришь, и очень хочется найти хоть кого-то, кто б ответил за убитых, что куда не глянь — горами. Свои, чужие, чужие, свои — смерть всех уровняла, всех примирила. А как быть живым? Как им примириться?
— Нефть, — бросил Улан, оттирая губы от жирной тушенки. — Все она. На кой ляд она, а лейтенант?
Зеленин сплюнул в сторону и крепче обнял автомат: к черту политику, к черту ресурсы и деньги. Если б хоть один баррель, хоть один доллар мог вернуть погибших товарищей и друзей.
Улан, Носик, Кобра и он, Рус, их командир — все, что осталось от группы армейской разведки после этой самой разведки. И ее черт дери!
Всему его учили в военном училище, всему. Вот только терять друзей и смиряться с потерями — нет.
— Топливо, — буркнул Кобра, выковыривая армейским ножом кусок мяса из банки.
— И что?
— Темный ты человек, Улан. Нефть, это стратегический запас топлива, это будущее, это бизнес.
— На крови, — вставил свое слово Носик.
— Я слышал, что вся эта херь началась при Горбаче, — удобнее устраиваясь на ящиках, сказал Кобра. — Когда Ингушетия и Чечня разделились и от нас отделиться решили. Ну, понятно, волну погнали на нас, воззвания там всякие, захват оружия начался. Свобода, равенство, самостоятельность… Тьфу, а то их, блин, ущемляли! Короче, Горбач решил Дудаева припугнуть, кинул десант сюда. Только чего хотел? Ребят в одном аэропорту посадили, а самолет с оружием в другом. Прикиньте? Наши сидят и кумекают: кой ляд они сюда прибыли, если из средств защиты и нападения только кулаки? Короче, пока сидели, думали, Горбач передумал и обратно их отозвал. А Дудаев под это дело постановление: вооружайтесь и всем составом на защиту прав и свобод, пока Москва нас не придавила.
— Блеск, — криво усмехнулся Носик.
— Сдалось вам в этом копаться. Проблем мало? — лениво спросил Рус.
— До "х", — согласился Улан.
— Ребята вчера зачистку проводили, — протянул Кобра. — Так в одном дворе, в яме, троих наших нашли. В цепях. Рабами хозяину были. Со ставрополья мужики… Доходяги…
— А я девчонок — студенток забыть не могу. Приехали погостить и… два года их! Вот только за это этих упырей давить надо, — процедил Носик.
— Хватит вам, — отрезал Рус. Помнил он тех девушек. Когда из зиндана вытащили те и говорить-то не могли, а одна и захотела бы — не смогла, язык ей отрезали. Трясло и их и ребят, что их увидели. Узники Бухенвальда — одно на ум шло. На вид под пятьдесят, а потом выяснилось — двадцать. — Твари, — зубами скрипнул.
Мужчины притихли. Глаза у лейтенанта стеклянные стали — плохой признак.
Комбат вломился, рявкнул с порога:
— Зеленин, что с гарнитурой? Я что бегаю за тобой?! Ответить в лом?!
Руслан молча кинул ему гарнитуру, в которой кроме скрежета, только мат и ни одного слова по делу, ни одного позывного.
— Хм! — вздохнул комбат и рукой махнул. — Подъем! Вас в Буйнакск отправляют. По дороге молодых прихвати, укомплектуйся, Рус. Там тоже жопа, говорят. Ну, что встали, славяне?! Вперед! «Коробочки» отходят! Бегом!…
В кармане нудно заверещал телефон. Руслан чертыхнулся и глянул на дисплей — Леня.
— Привет.
— И тебе. Я тут мимо твоего офиса проезжал. Может, спустишься? Диски заберешь.
— Приспичило тебя?
— Занят?
— Да нет.
— Ну, тады ой? — засмеялся в трубку мужчина. — Время, кстати, обеденное.
Зеленин глянул на часы: действительно. И почему бы не посидеть с другом в кафе, не поболтать о пустяках, что отвлекают от мрачных мыслей?
— Идет. Сейчас спущусь.
Они расположились в кафе на третьем этаже «Сотникова». Удобно. Чуть что — Зеленин рабочее место не покидал. И заведение тихое, фактически без посетителей, плюс скидка на обслуживание. Мелочь, а мило.
Леня как обычно заказал всего и побольше, плюхнул сумочку с дисками на соседний стул:
— Возвращаю пока мой охламон до твоей подборки не дотянулся.
— Ну и дал бы…
— А потом искал! Не-е, старичок. Я взял, я отдал. Слушай, что узнал: парень с моей бригады в выходные на Карповое озеро ездил. Пока мы пескарей таскали, он линей да карпов. Вот такие говорит! — щедро раздвинув руки, выказал объем рыбин.
— Это акулы, — хмыкнул Рус.
— Да? Ну, чуть поменьше. Пятнадцать кг говорит, взял. Я тут подумал, чего бы нам не рвануть в субботу на Карповое? Здесь сорок километров по трассе.
— Желания нет, — качнул головой мужчина.
— Это от разочарования, а вот поймаешь красавца кг на три…
— Я его в рыбном отделе поймаю.
— Значит, не поедешь? — приуныл Леонид.
— Не поеду.
— Другие планы?
— Планы мне Сотников в две минуты обломит.
— Командировка?
— Пока нет, но к выходным может нарасти.
— Зама пошли.
— Послал. В отпуск.
— Поэтому смурной?
— Лень, не лезь в душу, — посоветовал, хмуро глянув на друга. — Ешь и…
— Вали, да? Гостеприимный ты, а как другу рад?!
Зеленин даже не улыбнулся на шутку и Иванов понял, что тот расстроен, проблема какая-то организовалась.
— Помочь? — посерьезнел.
— Нечем.
— Так не бывает. Где есть вход, обязательно есть выход. Есть проблема, есть ее решение. По работе что? Сотников наехал? Хотя, пардон, из-за этого бы ты злой был, а ты нервный и потерянный. Личное?
— Почти угадал.
— Родня? Мать, брат?
— Мимо. Перестань пальцем в небо тыкать. Кушай.
— И заткнись? — прищурился на друга. — Что-то серьезное? Совсем говорить не хочешь?
— Совсем! — отрезал. И смягчился, заметив недовольство друга: что он, правда, с ним, как с подчиненным. — Извини.
— Замяли, — согласился. — Но если что, свистни. Вечером как? Может ко мне, посидим?
Заманчиво. Тепло у Лени дома, спокойно. Самое место душой оттаивать. Только не по карману это Зеленину. Не сейчас.
— Как счет оплачу, — бросил тихо.
Иванов замер над тарелкой, уставился на мужчину исподлобья:
— Большой счет?
— Жизни не хватит выплатить. Да не пытай ты меня!
— Молчу. Н-да, настроение было ничтяк, а теперь к чертям уехало. Заехать за тобой вечером?
— Я на колесах.
— У тебя же стучало что-то. В сервис везти хотел.
— Съездил. Ерунда.
— Угу?
— Не майся, Лень, я в норме. Не навязывайся в сопровождение, ничего со мной не будет, не пацан.
