Райдо Витич - О чем поет ночная птица
— Но не далеко, — хмыкнул Рус, затягиваясь. — Дядька у нас кто?
— Тейп держит, — помрачнел Арслан. — Сдурел на старости лет.
— Угу, — посерьезнел и Руслан. Дошло, что Дагаев, глава крупной группировки и есть дядя Арслана. — Хреново.
Мужчина кивнул, голову свесив.
— Мир с ума сошел.
— Точно. Валить тебе из Чечни надо, сам-то понимаешь?
— Куда? — улыбнулся смущенно. — У меня девушка здесь. Жениться хочу.
— Калым есть? Дядя пособил? — недобро блеснул глазами Зеленин. Щупал однокашника. Самому противно было, а привычка. Нет на этой войне своих. Нет чужих. Дурная она и все здесь сдуревшие. И тошно оттого.
На кого он думает, в чем подозревает?
Арслан снайпер? Арслан член тейпа, член группировки, боевик?
Бред полнейший.
Десять лет Руслан с Арсланом в одном классе учился, пять за одной партой сидел. Тот по точным наукам ас был, а по физ подготовке в конце плелся. Бегать — дыхалки не хватало, подтянуться — мечта заоблачная, отжаться — тем более. НВП — двойка на тройке. Из десяти выстрелов один в мишень с краю ложил, остальные постоянно в «молоко». Подраться? Ну, что вы! Это ж моветон по фейсам стучать! По клавишам — пожалуйста. Во, воспитание!
Но что это значит сейчас?
А ни черта!
За те, почти восемь лет, что они не виделись, каждый из них изменился. И кто как жил, чем дышал — вопрос.
Но с другой стороны, если старым друзьям не верить, кому вообще тогда верить в этом дерьме?
И потом, признался же сам, никто за язык его не тянул, что дядя тот самый Дагаев, что в горле «федералов», как кость сидит. Мог промолчать, отнекаться. Мало ли Дагаевых?
Нет, честно сказал, как раньше.
— Не изменился ты, — улыбнулся Рус примиряющее.
— Не правда, Руслан, мы все изменились. А эта война? Смотрю и душу выворачивает. Ведь мы вместе были, всегда вместе. А тут… Свобода! Всем глаза и разум застила. Еще деньги. Деньги. Власть. Скажи, как это получилось? Когда крен в головах пошел?
— Меня спрашиваешь? — затушил окурок о камень. Поднялся. — Меня каждый день об этом спрашивали, а потом устали. Ладно, пошел я, может, еще встретимся. И не дай Бог, как враги, — предостерегающе прищурился на мужчину.
— Я всегда другом тебе был, ты мне, как брат. В этом ничего не изменилось и не изменится. Кольку Васнецова помнишь?
— "Ваську"? Чего вдруг вспомнил?
— Он меня тогда чуть насмерть не забил, а ты спас. И сейчас спас. Я такое не забываю.
Хорошие слова, а взгляд — нет. Не Арслана, не щенка — интеллигента — матерого хищника.
Но следующие слова неприятное впечатление размыли, настороженность стерли.
— Я знаю, что вы снайпера ищете. Я найду его тебе, брат.
Рус плечо ему сжал и на подбитую бровь кивнул:
— Фейс береги, а то пока ловишь, тебя поймают.
— Я серьезно, Рус. Вашим слова не скажут, а своим сболтнуть могут. Я услышу.
Мужчина прищурился: помощь не помешает. Больше тридцати ребят уже легло. Куда годно?
— Если по дружбе шепнешь, не откажусь.
— Как тебя найти?
— Лейтенант Зеленин. Адрес точный, — и потопал вниз, к своим бойцам.
И не выдержал, как не хотел казаться сильным, гордым, сдержанным — обернулся и улыбнулся старому товарищу. И тот в ответ:
— Береги себя.
— И ты. Девки нынче жизни стоить могут.
— Эта стоит, — улыбнулся смущенно.
Мелочь, а тепло на душе. Если кто-то в этом дерьме еще любить способен, значит не зря ребята здесь ложатся, значит, есть еще за что воевать, кроме гребанной нефти…
Руслан волосами тряхнул, откидывая воспоминание, воззрился на девушку. А та меню изучает, пальчиком вензеля по краям обводит.
— Красиво, — пояснила, заметив его взгляд.
Кто ж спорит, девочка? — затосковал.
Двенадцать лет прошло, двенадцать! Есть же такие, что все через себя кидают. Почему он не такой, что ему та история покоя не дает? И не в такую задницу попадал, не из такого дерьма выгребал. Но все забылось, затерлось, а это помниться, будто вчера было, миг назад, а не двенадцать лет.
В ней все дело, в русоволосой девчонке- незабудке с синими как небо над Уралом глазами… которые он погасил. А вот за каким? — зубами скрипнул. Враги, боевики — одно, а женщина — другое. В упор выстрелить в безоружную, доверчиво смотрящую на тебя девчонку, на которую просто указали рукой и выкупить ее жизнью свою. Такое не забыть, потому что той самой выкупленной жизни этот счет оплатить не хватит.
— Вам плохо? — заметив, как изменилось лицо Руслана, спросила Вита.
— Нет, — солгал. А на душе черти дерутся и никак не успокоятся.
Вот если бы она была снайпером, если б она точно была той "ночной птицей"!
— Вы чай закажите, зеленый. Он полезен.
— Тебе? — не понял о чем она.
— Вам.
— Мы же на «ты» договорились, — растянул губы в улыбки, а она сползает, не держится.
— Мне привыкнуть надо, — улыбнулась смущенно.
— Хорошо, — согласился: мне тоже. Подозвал официантку, сделал заказ, опять на девушку уставился. Вита — Лилия — Виталия. Даже имя созвучно. И сама… Коса по груди вьется. А у той волосы растрепаны были — таскали твари за них.
— Расскажи что-нибудь, — попросил, чтобы только не думать о том.
— Что?
— Например, чем вчера занималась?
— В кино ходила.
— В кино? — как по-домашнему, с горчинкой ностальгии по пролетевшим десятилетиям.
— Ага. В «Кировец».
Где же такой кинозал? Был один, помнит Руслан, недалеко от завода. Он туда пацаном с друзьями на "Укрощение строптивого" бегал, грудь Орнеллы Мути рассматривал. Двадцать лет назад. Да, почти двадцать.
Только нет этого кинотеатра давным — давно.
— Что же смотрела?
— "Не могу сказать прощай".
— В «Кировце»?
— В «Кировце».
Приплыли. Нет кинотеатра, фильм двести лет как с проката снят, а она смотрела.
— Одна ходила?
— С подругами.
— Какие они?
— Хорошие.
— Андрей был не против?
— Андрея еще не было.
— С работы не пришел?
— Совсем не было.
— Не родился.
— Наверное.
Зеленин за сигаретами полез. Разговор с ненормальной удовольствие для гурманов. Только видно и он нормальным не был, потому как не смешно было, а грустно до одури, и жалко девчонку, жалко так, что готов был что угодно сделать. Ему хотелось сбежать от нее и от своей щемящей жалости, и остаться, выпить эту чашу до дна, одновременно.
— Закурю? — спросил.
— Пожалуйста.
— Андрей курит?
— Да… Нет. Он бросил. Вчера… Нет, три дня назад или… Ну, где-то так, — жестами попыталась подтвердить свои слова и чуть салфетницу не сбила. Сникла, сжалась и добавила виновато. — Я вообще-то даты путаю.
"Заметил. А еще видимо дни и года".
— Ничего. У каждого свои странности. Я, например, постоянно забываю, что мне надо купить в дом. Утром оказывается, что кончились сигареты, кофе или совсем нет хлеба.
— Вы один живете.
"Догадливая".
— Холостяк, — улыбнулся.
— Андрей тоже холостяк. Я ему все говорю, говорю, чтобы женился, а он ни в какую. Упрется, как козерожка. А он и есть козерог. Упряя-ааа-мый.
— Трудно с ним?
— Нет, — отмахнулась, развернулась боком к Зеленину и давай болтать, лепнину на потолке кафе разглядывая. — Он хороший, чуткий, добрый. Но тоже все всегда забывает. Рубашку с плеч не стащишь, так и будет в грязной ходить. Интересно, это из гипса сделано? Вручную или штамповка? — спросила без перехода.
Руслан моргнул, на секунду потерявшись и кивнул, сообразив, о чем она:
— Стандартные натяжные потолки.
Девушка тут же потеряла интерес к потолку и занялась изучением столового набора из солонки, перечницы и уже знакомой ей салфетницы.
"Как же ее брат одну на улицу отпускает? Не запрещает открытками торговать?" — подумал мужчина.
— Андрей против твоей торговли открытками?
— Наверное… А? Нет. Дома хуже. Я дома все изучила. А на перекрестке стоишь, смотришь, как люди живут. Интересно, — протянула мечтательно, взгляд опять в сторону потолка ушел. — Машины едут, прохожие бегут — все по каким-то очень важным делам. Детей мамы за ручки ведут… Я, когда в школу ходила, у меня был белый, белый бант, вот такой! — растопырила пальцы, словно огромный мяч в руки взяла. И тут же сникла не понятно отчего. — Пить хочу, — прошептала.
— Сейчас, — обернулся на официанта за стойкой, поторапливая взглядом. Минута и им сервировали стол. — Коктейль и твой зеленый чай. Только осторожно, он горячий, — предупредил, видя, что девушка засуетилась и может нервным движение просто смахнуть чайник со стола себе на ноги, обжечься, чего доброго.
И подивился: Вита послушно притихла и выжидательно уставилась на мужчину.
— Я сам, — понял тот, налил ей чай в чашку, сахарницу пододвинул. Сахар Вита проигнорировала, а чашку к себе пододвинула и принялась ложечкой чай черпать, дуть на воду.
