Марина Серова - VIP-персона для грязных дел
— Евгения Максимовна Охотникова, мне назначено, — на всякий случай сказала я в камеру. Никакого результата. Приглядевшись, я все же нашла кнопку звонка, замаскированную на двери, и позвонила.
«Может, меня не ждут», — подумала я, когда прошла еще одна минута томительного ожидания. В голову полезли всякие мысли: я не расслышала адрес, перепутала время встречи. А может, звонок не работает? Я еще раз нажала на кнопку и, не отпуская, постаралась уловить трель звонка, однако стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь шумом листвы за выбитым оконным стеклом подъезда. Одно из двух — либо квартира снабжена потрясающей звукоизоляцией, либо звонок действительно испорчен. И тут дверь неожиданно распахнулась, едва не задев меня. За ней оказалась высокая дородная женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и сердитым лицом. Я резко отдернула руку от кнопки.
— И чего поднимать такой шум? В квартире глухих нет, — сурово сказала женщина, сдвинув брови. Ее беспокойные карие глаза бесцеремонно изучали меня.
— Если не глухие, что не открывали? — спокойно спросила я.
Женщина приготовилась ответить, однако ее опередил голос из глубины квартиры.
— У нас тут строгие меры безопасности, практически военное положение. — За спиной женщины показался Антон. На его губах играла грустная улыбка. — Валерия Евгеньевна, это ко мне, я же предупреждал, — обратился он к женщине. Лицо той приобрело виноватое выражение. Она взглянула на меня так, словно искала союзника, повернулась к Антону и виновато сказала: — Дмитрий Иванович мне строго-настрого приказал не пускать в квартиру никого постороннего и даже не открывать дверь.
— Проходите, Евгения Максимовна. Я познакомлю вас со своим отцом, — радушно предложил Антон, оттесняя женщину в глубь коридора. Закрывая дверь, Антон пояснил, что Валерия Евгеньевна домоработница его отца.
Я разулась, женщина подала мне какие-то стоптанные шлепанцы. Я хотела отказаться, заявив, то не стоит беспокоиться, но домоправительница огорошила меня заявлением:
— Надевайте, надевайте, без тапок нельзя. Дмитрий Иванович не любит, когда по его коврам ходят босыми ногами. Они от этого быстрее пачкаются.
— Не знаю, какие к вам обычно гости приходят, только лично я мою ноги каждый день.
Антон негромко хмыкнул, а Валерия Евгеньевна от моего замечания недовольно поджала губы. Мое же внимание сосредоточилось на одной странности. В прихожей на стене были прикреплены четыре вешалки для одежды, еще две стояли прислоненные к стене, между тем как сама одежда, которой надлежало висеть на крючках, кучей валялась на тумбочке. Проследив за моим взглядом, Антон пояснил: — Это антикварные, отец над ними трясется. Вот та, светлая, отделана слоновой костью и серебром, а черная, где крючки в виде голов носорога, — бронзовая, конца восемнадцатого века. Отец повесил вешалки на стену, чтобы клиент мог видеть, как они будут выглядеть в его квартире.
— Вы тоже во всем этом разбираетесь? — поинтересовалась я, разглядывая диковинные предметы. Самой мне больше понравилась вешалка из красного дерева. Ее украшали вырезанные из дерева бутоны роз и листочки.
— Честно сказать, я в этом антиквариате полный профан, — признался Антон, увлекая меня прочь от вешалки. — Просто отец постоянно твердит «не вешай одежду, она конца восемнадцатого» и «не дотрагивайся, это слоновая кость» — вот и запомнил.
Валерия Евгеньевна свернула к кухне, а мы вошли в большую гостиную, чудовищно захламленую разными вещами. В комнате оставалось небольшое свободное пространство, где посередине стоял дубовый стол на массивных ножках и два кресла. Я загляделась на великолепную хрустальную люстру под потолком, напоминающую гигантский алмаз со множеством мельчайших граней.
— Здрасте, здрасте. Так это и есть наша героическая телохранительница, — раздался за спиной чуть дребезжащий голос. — Не слишком ли вы юны для такой работы, барышня?
Я вздрогнула. Повернувшись, я увидела в одном из кресел хозяина квартиры.
— Нет, в самый раз. В КГБ отправляли на смерть девушек и помоложе, — сдержав эмоции, ответила я спокойно.
Говоря это, я изучала старика. Крепко сбитый, седые волосы зачесаны назад, как у Сталина, круглое, лоснящееся лицо практически без морщин. Не верилось, что Дмитрию Ивановичу за семьдесят, самое большее — шестьдесят.
— Стало быть, вы работали в комитете? — задумчиво спросил отец Антона. — И сколько времени?
Не успела я ответить, как на меня обрушалась целая лавина вопросов: где жила? С какое по какое время? Где училась? Когда закончила? Какого характера задания выполняла в комитете? Когда уволилась со службы? Кто родители? Семейное положение и все в том же роде.
Старик хорошо знал свое дело. Вопросы чередовались так, что слабо подготовленный человек, если он говорил неправду, сам бы выдал себя с головой и ничего не заметил. Ворошиловку Дмитрий Иванович презрительно окрестил Институтом благородных девиц. Спорить с ним я не стала, потому что понимала всю бесполезность подобного занятия. Такие люди, как Дмитрий Иванович, считают, что прожили достаточно долго и теперь имеют право навязывать всем своем мнение, и не терпят, когда им перечат. Я расслабленно сидела в кресле, чуть подавшись вперед, руки на подлокотниках, и делала вид, что с жадностью внимаю словам старика.
— Демократы хреновы, развалили страну. А раньше, при Союзе, КГБ весь мир вот где держал, — решивший сделать краткий экскурс в историю, Дмитрий Иванович показал мне сжатый кулак. — Мы американцев били на всех направлениях. Эти сволочи даже своей тени боялись. А что теперь? А? Я вас спрашиваю? — Задав вопрос, Дмитрий Иванович свирепо посмотрел на Антона. Тот, развалившись на диване, судя по звукам, играл в какую-то игру на мобильном телефоне. — Видите, Женя, во что превратилось нынешнее поколение. Уткнулся в телефон, и ничего больше не надо, — сказал Дмитрий Иванович с горечью, а поскольку Антон никак не отреагировал на его слова, разъяренно закричал: — Антон, мать твою так, подними свою задницу и посмотри, на чем ты сидишь!
Антон, оглянувшись, вскочил и посмотрел на диван под собой.
— Я думал, это покрывало, — виновато пробормотал он.
— Покрывало, покрывало! — завопил Дмитрий Иванович, подскочив к Антону. — Гобелен конца семнадцатого века. Покажи мне человека в здравом рассудке, который будет протирать своим задом вещь стоимостью в несколько тысяч долларов. Это ж из Зимнего дворца!
Со смертельной обидой на лице Дмитрий Иванович выхватил с дивана отрез материи, сложенный в несколько раз, и бережно переложил его на стол, где и без того все было завалено различными вещами. Здесь были и какие-то старинные иконы, и шкатулки, и статуэтки, стопки пожелтевших писем и открыток, наверное, столь же ценных, как гобелен. Сначала я подумала, что если старика так волнуют эти вещи, то почему бы их не убрать, например, в шкаф, чтобы на них никто не сел. Однако, оглядевшись, поняла, что все шкафы и сундуки уже забиты под завязку, поэтому остальное, что не влезло, просто навалено кучами вокруг.
— Видите, вырастил на свою голову, — указал он на Антона, вновь опускаясь в кресло.
— Бать, да ладно тебе! Не позорь перед людьми, — недовольно воскликнул Антон.
— А вот и чай! — радостно объявила Валерия Евгеньевна, входя в комнату с подносом, на котором стоял чайный сервиз из серебра. Она остановилась в нерешительности, не зная, куда его поставить.
— Антон, принеси с кухни табурет! — приказал раздраженный Дмитрий Иванович и, позабыв обо мне, уткнулся в диковинного вида вещицу из белого, местами почерневшего металла. Предмет напоминал изящный браслет, в который вкручивался винт, с одной стороны снабженный барашком, а с другой — трезубцем. Напротив трезубца в браслете имелся круглый шип, а еще сбоку зачем-то была приделана серповидная пластина.
«Наверное, средневековое орудие пыток», — решила я и поинтересовалась назначением прибора у Дмитрия Ивановича.
Глянув на меня поверх очков, старик ухмыльнулся:
— Что, сами догадаться не смогли?
Я покачала головой, и Дмитрий Иванович пояснил:
— Это приспособление для чистки яблок, очень популярное в начале девятнадцатого века в богатых домах. Если господа хотели отведать яблочко, они элегантно насаживали его на шип, сверху вонзали трезубец и вращали плод барашком, в то время как боковая пластина снимала кожуру. Тогда это считалось большим техническим достижением. — Посмотрев на приспособление через очки, он тяжело вздохнул. — Эх, жаль, вся позолота слезла. Это здорово понизило его цену.
— Но позолоту легко можно восстановить, — предположила я.
Дмитрий Иванович посмотрел на меня снисходительно, как на полоумную, и мягко спросил:
— Позвольте, и кому она тогда будет вообще нужна?
Я промолчала, потому что не знала, что ответить. Спас положение Антон, вернувшийся с кухни. Он принес массивный деревянный табурет на трех ногах, и топтавшаяся с подносом Валерия Евгеньевна наконец смогла опустить на него поднос. Пока домработница разливала чай, Антон сбегал и принес вафельный торт.
