Эпидемия D - Джереми Бейтс

Глава 36. Взаперти

Как только цыганка исчезла, туман в голове рассеялся, как будто внезапно прочистились заложенные уши, и ко мне вернулась способность думать самостоятельно. Видимо, как и ко всем остальным.

В соседней клетке зашевелились шериф и его помощник, ища способ выбраться наружу. Салли трясла дверцу, через которую мы влезли в фургон. Хомяк смотрел на меня так, будто вот-вот расплачется.

– Что творится, чувак? – спросил он. – Зачем она нас заперла?

– А вы какого дьявола здесь делаете? – Это был шериф. Он вцепился в перекладины своей клетки и смотрел на нас. Вид у него был отнюдь не счастливый.

– Я хотел узнать, что цыганка сказала вам о моей маме, – объяснил я.

– Святая Дева Мария, мать ее, и все святые в придачу, – проворчал он и отвернулся, покачав головой.

– Она нас выпустит? – спросил меня Хомяк, оставив без внимания гнев шерифа. – Что ей от нас надо? Мы же ни хрена не сделали.

– Она ведьма, – сказала Салли, отказавшись от идеи справиться с задвижкой и вернувшись к нам в середину клетки.

– Никакая она не ведьма, – возразил Хомяк. – Метлы нет, значит, не ведьма.

– Тогда как она заставила нас делать то, что хотела? Мое тело будто от меня отделилось.

– Салли права, – вступил я. – Она нас приворожила. Я тоже перестал управлять своим телом. Как и все мы.

Я взглянул на шерифа Сэндберга в соседнем фургоне. Он стоял к нам спиной и что-то негромко говорил своему помощнику. Интересно, помнят ли они, что произошло в палатке? Наверное, помнят. Я помнил все, что делал, пока находился под чарами цыганки.

– Что будем делать? Надо что-то делать. Что, если она… – Хомяк сглотнул, и кадык запрыгал среди жирных складок на его горле. – Ну, типа… захочет с нами сделать что-то нехорошее?

– Зачем ей это? – спросил я в свою очередь, прикидываясь, что мне совсем не страшно.

– Потому что мы за ней подглядывали, чувак. Мы видели, как она оприходовала шерифа. Может, она не хочет, чтобы об этом кто-то пронюхал.

– Ничего она нам не сделает, – вмешалась Салли. – Кто-то знает, что шериф с помощником приехали сюда. Их станут искать, за ними приедут. Ей это прекрасно известно.

– Мой папа знает, что шериф поехал сюда, – сказал я с надеждой в голосе.

– Но он может всю ночь просидеть в больнице, – заметил Хомяк. – Помнишь, что он сказал? И может хватиться нас только завтра.

Мы втроем молча переглянулись.

– Не хочу я здесь торчать всю ночь, ребята, – заключил Хомяк. – Когда вокруг костра сидят все эти мудилы. Иногда эти шизанутые мудилы любят поразвлечься с детками, если знают, что им за это ничего не будет, понятно говорю?

Ночь в лесу наступила быстро. Решительными чернильными мазками она залила тьмой тишину прозрачных сумерек, и не успели мы опомниться, как ночь, неизбежная и неумолимая, накрыла нас со всех сторон. Она отличалась от ночи, упавшей на Чатем, где ты мог дать ей отпор, просто включив свет. В этой ночи, помимо кучи неудобств, было что-то хищное, гибельное – она была готова сожрать тебя, если не будешь сопротивляться.

По крайней мере, на помощь пришла луна. Полная и круглая, она низко висела на звездном небе, просвечивавшем сквозь дыры и щели в брезенте над нашими головами. Голубовато-серебристый свет сочился сквозь искривленные сучья деревьев, и в темноте мы видели бледные лица и испуганные глаза друг друга.

Мы также различали очертания шерифа и его помощника в другом фургоне. Шериф свернулся калачиком на полу, ему явно было плохо. Уже какое-то время он беспрерывно стонал. Иногда этот стон пробивал ночь резким болезненным криком. Он в ярости перекатывался по полу, крутился и дергался, а порой ревел первобытным животным ревом.

Я был рад, что нас заперли в другом фургоне. Похоже, и помощник тоже предпочел бы оказаться с нами. Он старался держаться от шерифа как можно дальше.

Внезапно шериф отчаянно закричал и несколько раз пнул каблуками ковбойских сапог по железным перекладинам.

Когда он успокоился, Хомяк предположил:

– Может, у него камень в почке?

У Хомяка в прошлом году зашевелился почечный камень. Боль в спине и под ребрами была такая сильная, что он две недели не ходил в школу.

– Или пищевое отравление? – добавил я.

– Надеюсь, что нет, – сказал Хомяк. – Ты говорил, что, когда отравился, тебя понос прошиб. Куда шерифу идти-то?

Мне захотелось дать ему в нос – надо же ляпнуть такое при Салли?

Она сказала:

– У него ни то, ни другое. Думаю, это ведьма устроила.

– Что устроила? – спросил Хомяк.

– Наверное, какую-то порчу навела.

– Почему только на него? А на нас нет?

– Может, и на нас навела. Еще не сработало…

Фургон тряхнуло, и мы в страхе вскрикнули.

Глазами, увеличившимися вдвое, Салли и Хомяк сверлили ночь.

Деревянные планки над нами заскрипели.

Мы медленно подняли головы.

Дерево продолжало скрипеть.

Кто-то ходил по крыше фургона.

Этот кто-то начал принюхиваться. Не шмыгать носом, как при простуде. А как-то украдкой, так принюхивается животное, когда пытается учуять запах жертвы.

К скрипу и сопению присоединился новый звук, легкое постукивание… так стучат по стеклу ногтями.

Либо когтями по дереву.

Я затаил дыхание, стараясь не проронить ни звука. Сказал себе – нам ничего не угрожает. Что бы там ни было наверху, в фургон оно не проникнет. Но все равно сердце учащенно забилось, а мысли безмолвно кричали в голове, перебирая разные сценарии: например, существо – да, я думал, что по крыше ходит какое-то существо из кошмаров, – когтистыми лапами прорвет крышу, и дерево взорвется щепками.

Фургон снова тряхнуло.

Потом наступила тишина.

Скрип, сопение, царапанье когтей прекратились.

Существо сгинуло.

Мы сгрудились в кучку в центре фургона, держась подальше от железных перекладин, где из темноты нас могла зацапать когтистая лапа.

Слов не было. Только шок. Лично я точно был в шоке.

Шериф перестал стонать.

Я слышал только легкое дуновение осеннего ветра, шелест дрожащих листьев и наше прерывистое дыхание.

Откуда-то из леса, пробив безмолвие ночи, донесся леденящий душу вой одинокого волка.

Глава 37. Настоящее

Откинувшись в кресле, я сложил руки за головой, взглянул на часы в углу компьютерного монитора. 11:58. Поднявшись, я подошел к окну, выходившему на Атлантик-авеню. Яркие огни, громкие звуки и кипучая жизнь улицы неистово ворвались в мои мысли и воспоминания, которым я предавался все утро.

Я вошел в кухоньку и оглядел шеренгу бутылок виски.

Глянул на наручные часы. 11:59. Я простоял в ступоре, наверное, целую минуту. Потом еще