Чужая земля - Татьяна Витальевна Устинова
Он встал из-за стола, собираясь уйти. Я тоже встала, подошла к Виталию, положила руки ему на грудь. За все это время, которое Миронов на правах Мишкиного отца появлялся в моей квартире и жизни, мы ни разу не были близки. Будучи не в силах простить его за то, что он сделал, я старалась не видеть в нем мужчину, боясь, что если дам слабину, то он снова обязательно причинит мне боль.
Но только что я согласилась переехать к нему и жить вместе. Не соседями же мы будем. Виталий же сам сказал, что хочет, чтобы мы стали семьей. И надо признать очевидное, я тоже хотела именно этого, потому что любила этого мужчину.
Мое тело, почти за год изрядно его забывшее, откликнулось, с готовностью вспоминая все сладкие моменты. Я первая поцеловала его, и он прижал меня к себе с жадностью изголодавшегося и истосковавшегося по ласке человека. Откуда-то в голову пришла дурацкая мысль, а были ли у него на протяжении этого года другие женщины, но я отогнала ее поскорее.
– На Южном полюсе с женским обществом было не очень, но мне приятно, что ты ревнуешь, – шепнул он.
Да, этот мужчина с самого начала читал меня словно открытую книгу. Это была последняя разумная мысль перед тем, как все потонуло в пламени, вспыхнувшем после небольшого взрыва, в котором мы оба сначала сгорели, а потом возродились. Находясь внутри этого пламени, я смутно осознавала, что мы все-таки нашли в себе силы добраться до моей комнаты, поскольку понимали, что вот-вот может вернуться Сашка, и открывшаяся ее взгляду картина на кухне вряд ли порадует мою дочку.
Спящего сладким сном Мишку мы разбудить не боялись, а потому и не разбудили. И этой ночью в моей спальне нас было трое. Виталий, я и Мишка. Семья.
* * *
Дело против Усмана Доратова передали в Таганский районный суд Москвы, и подобному совпадению Натка очень радовалась, ведь именно в этом суде работала ее сестра Лена. Надежды на то, что процесс проведет именно судья Кузнецова, не было совсем, ведь официально сестра по-прежнему находилась в отпуске. Однако следить за ходом процесса и получать информацию из самых первых рук она могла, особенно с учетом того, что Плевакин расписал дело на нового судью, бывшего Лениного помощника Диму.
Помимо обвинений в призывах к экстремизму и разжиганию межнациональной розни, а также оскорбления Российской армии ему инкриминировали организацию бандитского сообщества, того самого, что произвело налет на фуру с бытовой техникой, сокрытие краденого и принуждение к даче ложных показаний и уклонению от дачи показаний. Последнее обвинение базировалось на том, что напавшие на фуру и ее водителя в СИЗО все-таки заговорили.
– Ну что, ты поговорила с Димой? Что он рассказал? – с горящими глазами расспрашивала Натка сестру, сидя на ее кухне.
– Наташ, ты же знаешь, что он не может раскрывать детали дела, – укоризненно осадила ее Лена. – Могу лишь рассказать то, что знаю сама. Помимо разжигания ненависти, Доратов обвиняется в создании этнической организованной преступной группы. Обвинение утверждает, что целью этой группировки было совершение преступлений против конституционного строя и безопасности РФ. А судебный процесс в отношении Доратова не только проливает свет на его личные действия, но также раскрывает возможное существование широкой сети его сообщников. Ну и подкуп других участников группировки за дачу заведомо ложных показаний никуда не исчезает. Однако за это им грозит максимум штраф, так что более серьезное наказание поглотит менее суровое.
– Как ты считаешь, на сколько лет его осудят?
Лена снова укоризненно посмотрела на сестру.
– Наташа, мне казалось, что за столько лет моей работы ты привыкла к тому, что такие вопросы задавать неприлично. Это как спрашивать врача, сколько осталось жить пациенту. Инкриминируемые ему статьи по совокупности тянут на лет на пятнадцать лишения свободы. А в реальности – как Дима решит, так и будет.
– Ты знаешь, почему-то у меня к этому мужику личное, – задумчиво сказала Натка. – Мне кажется, что он очень плохой человек. Я вообще не понимаю, как можно одновременно оскорблять коренное население страны, в которой ты живешь, призывать к формированию национальных анклавов, которые должны в будущем захватить власть и устанавливать свои правила общественной жизни, и при этом помыкать людьми своей же национальности. Отбирать деньги, низвести до фактического положения раба, использовать в своих интересах. Я этого никогда не пойму.
– Да что тут понимать-то? – удивилась сестра. – Корысть, жадность, жажда власти и мания величия вообще не имеют национальности. Этот человек выстраивал жизнь вокруг себя так, чтобы находиться на вершине и стричь с этого купоны. Остальные люди, неважно кто – его земляки или россияне, – для него расходный материал, не более.
– Вот поэтому я слежу за общественным мнением вокруг этого дела в интернете, – вздохнула Натка. – И лично мне очень приятно, что посол страны исхода этого самого Доратова, страны, которую он фактически представлял, организовав в Москве землячество, официально заявил о его непричастности к их государству. Мол, этот человек, прикрываясь своей национальностью и именем, позорно выставил целую нацию. То есть от него даже свои отказались, как только жареным запахло.
– Да не свои, – снова терпеливо вступила в объяснения Лена. – В том-то и дело, что не свои, а чужие. У таких, как Доратов, нет ни страны, ни флага. Только свой шкурный интерес. И за все, что он совершил, он понесет наказание по закону, вот в этом можешь не сомневаться.
– Ну и хорошо. Ты знаешь, ко мне Адиль заезжал, – оживилась Натка. – Ну, тот самый рабочий, который мне первым рассказал, как у них все устроено. Сказал, что после проверки, которую учинили в фирме, которая выступала у меня подрядчиком во время ремонта, там навели порядок. Конечно, часть незаконных мигрантов депортировали, но зато остальным оформили официальные разрешения на работу. В общежитии, где они живут, косметический ремонт сделали. Правда, их же руками. Так что теперь все работают через патент и после ареста Доратова никому часть своей зарплаты не отдают. У меня такое чувство, что я к этому хоть немного, но причастна.
– Ты у меня молодец, Наташа, – мягко улыбнулась Лена. – Бяшка, борец за правду. Конечно, систему в целом нам с тобой не победить, но с маленьких шагов начинаются большие перемены.
– Да, Адиль сказал, что они –
