Тесные объятья смерти - Маргарита Малинина
Схватив вторую – последнюю! – лампу из тумбы, я кинулась вверх по ступенькам. И снова я споткнулась об одну из последних, уже почти преодолев лестницу! Да что ж это такое? Верхние ступеньки сделали выше других, что ли? Или конец лестницы дает ложное чувство, что все ступени позади, и ты теряешь концентрацию и, как следствие, равновесие?
К сожалению, я достала лампу из коробочки еще там и несла ее в руке. Звонкое плюх подсказало мне, что все кончено. Я ее разбила. Какое-то шевеление в моем кармане, а затем глухой бум дали мне понять, что и телефон сделал ноги – в самую тяжелую минуту он сбежал, как крыса с тонущего корабля. У ступеней не было поперечных перекладин, и смартфон просто спикировал через дыру на ковролин первого этажа. Очень надеюсь, что не разбился.
С какой-то наивной верой в оживление несработавшей лампочки я бросилась к подоконнику, наступив по дороге на осколок. К сожалению, в коридоре второго этажа больше не было света. И фонарика в телефоне я лишилась. Пришлось, сев прямо на пол, выискивать осколок на ощупь и вынимать его голыми руками. Я чувствовала влагу на стопе и пальцах. Возможно, я порезала и руки, а не только ногу, но мне некогда было себя жалеть, тем более что боли по вине адреналина я не чувствовала совсем. Возможно, мне нужно было включить свет хотя бы в своей комнате и открыть пошире дверь. А еще лучше – зайти туда и в нормальном свете, сев на кровать, проверить рану. Но в те минуты я очень плохо соображала. Мною овладел инстинкт самосохранения, который кричал не «бежать! срочно! сейчас!», а «ультрафиолет! срочно! сейчас!». Как раненый зверь, случайно попавший в руки к добрым людям, желающим ему помочь, я все равно бежала от помощи – обратно, в лес, к хищникам, что меня покусали. Потому что инстинкты, увы, срабатывают быстрее разума.
Хромая, я подошла к подоконнику, чтобы увидеть следующую картину: уже двое людей в масках с букетами стоят по мою сторону забора, плечом к плечу. Трое оставались на дороге.
Пока…
Сколько у меня времени, пока они все будут здесь? И что они станут дальше делать? А что я стану дальше делать, если телефон все-таки окажется сломан?
Паника волнообразно поднималась у меня внутри. Приливы были неоднородными, разными по высоте и силе. Первые две волны затуманили мой мозг и парализовали, а вот третья озарила догадкой: подвал! Там же были еще лампы! Боже, храни запасливых людей…
Я снова бросилась вниз, догадавшись протиснуться по стеночке, чтобы снова не напороться на осколки, которых в полумраке практически не было видно. То ли адреналин все еще бушевал, не давая чувствовать стопами боль от порезов, то ли моя стратегия принесла плоды, но я безопасно преодолела лестницу. На первом этаже снова включился свет. К сожалению, ни одно из окон здесь не выходило на усадьбу, и я не могла видеть, что делают эти чудовища. Открыв дверь, я понеслась вниз по лестнице, забыв о своем страхе подвалов. Да и чего здесь бояться? Кроме плодов жизнедеятельности кота, как выяснилось, тут ничего плохого нет.
Удивительно, как я и с этой лестницы не навернулась. Включив свет в подвале, я вдруг вспомнила предостережения хозяев: в подвале прогнили полы. Поэтому они настоятельно рекомендовали сюда не спускаться. Но вот незадача: я еще раз оглянулась, чтобы убедиться, что память меня не подводит: ровный бетон. Везде. На стенах и полу. Кроме разве что того темного пятна, которое выделяется на стене напротив… Но об этом некогда думать. Я открыла стеллаж и взяла сразу две лампы. Побежала обратно, не выключая света. Поднялась по лестнице – слава богу, свет первого этажа не успел выключиться и я видела ступеньки. Шла быстро, но аккуратно.
Подбежав к подоконнику, не удержалась и посмотрела в окно. Пять! Все пятеро стояли в ряд вдоль забора с внутренней стороны. Они все уже были на моем участке.
* * *
Павел стоял, разинув рот, еще какое-то время, наконец образ в окне растворился. Только после этого он смог пошевелиться.
Видение никак нельзя было объяснить даже самому себе. Волосы черные с проседью. Одеяние черное свободное. Губы – темно-красные, но вместе с тем яркие. И только лицо серовато-прозрачное. Он мог поклясться, что видел сквозь него стену с оборванными в нескольких местах обоями в цветочек и стареньким письменным столом без ящиков.
Первым его порывом было бежать. Он и совершил коротенький забег в сторону дворца, но затем остановился. Разобраться! С этим нужно разобраться раз и навсегда. «Мужик я или нет? – думал Павел. – Я же себе до конца дней не прощу, если все оставлю как есть. Я что, внукам буду рассказывать, как улепетывал от привидения, не удостоверившись толком, мог ли это все же быть человек? Не проверив дом хотя бы?»
Павлу теперь казалось, что невозможно сквозь лицо рассмотреть целую стену и мебель. Что-то явно не так. Возможно, это какая-то странная косметика или грим давали такой эффект. А может, это вообще голограмма. К сожалению, он слишком далек от всех этих технических новинок, чтобы понимать, возможно ли это в принципе и как это работает, если да.
– У меня даже детей нет, какие внуки! – с этими словами Павел с надеждой уставился на тропинку, ведущую к дворцу. Да, там тоже ходят тени, прячутся по нишам, а иной раз проплывают мимо дверных проемов, но хотя бы нет этой страшной бабы.
Страшной бабы, которая до ужаса походила на ту самую, что душила его ночами…
– Это был Шурик, Шурик! – крикнул он, адресуясь траве, деревьям и в целом ночной темноте. – А сегодня мне просто приснилось!
А потом он подумал, что у них с Любкой еще может все получиться. И дети, и внуки. И вот перед ними он не хочет опростоволоситься. Чтобы они его не называли «лохом» – или какие в будущем будут в моде «эпитеты» для таких людей.
Блуждающий глаз зацепился за большой камень, словно это был выступ в стене, спасающий жизнь незадачливого скалолаза, у которого порвался трос. Сбить этот замок к чертовой матери…
И он снова уставился в сторону дворца.
– Ну нет, нет… Если я туда вернусь, то запрусь на все двери, все замки и до утра уже не выйду! – Подумав, он добавил: – Только если Лерка позвонит!
Кстати, о Лерке… Когда она говорила, они