Призраки оставляют следы - Вячеслав Павлович Белоусов
Он был прав. Сумерки сгущались. Моисей Моисеевич застыдился слабости, сжал обеими руками ружьё и выпалил:
– Что мне делать? Отсиживаться здесь я не намерен.
– Похвально. Но так как теперь вы пойдёте со мной, отдайте ружьё.
– Не отдам, – отвернулся тот.
– Хорошо. Только ствол подымать вверх не забывайте.
– Я постараюсь.
И они двинулись по холму. Когда приблизились к послушно дожидавшемуся их псу, Аркадий дал старику передышку.
– Отойдём друг от друга на расстояние, видимое глазу, – обозначил задачу Аркадий. – Поднимаемся до вершины холма, если что попадётся подозрительное, окриком дать знать. Пёс – в свободном полёте.
Мурло не сводил серьёзных глаз с командира, словно упрекал – конкретизируй задачу, хозяин!
– Понял, – кивнул тот. – Тебе, милая собачка, оббежать весь холм по кругу от этого места и поднимаясь к вершине. Ищи, Мурло! Ищи, верный пёсик!
Вот теперь уже дважды повторять не пришлось, слово «ищи» знакомо было псу с малолетства вместе с требовательными командами «рядом», «лежать», «взять». Пёс закружился на месте, определяясь с поставленной задачей, но вдруг жалобно заскулил. Никаких личных вещей Ильи у Аркадия не было, а пёс, видимо, в этом нуждался… Что же делать? Пёс совсем уселся на холм, глухо и зло тявкнул. Он явно требовал что-то.
– Ах я дурак! – хлопнул себя по голове Аркадий. – Собака умнее меня. Вот поставил задачу, так поставил! Илью надо искать, Мурло! Илью ищи! Хозяина своего!
Илье не было семи, когда он пошёл в первый класс и отец принёс ему неуклюжего маленького щенка. Если бы не великоватая голова, которую щенок совал в каждую щель и застревал, постоянно нуждаясь в помощи, щенка вообще было не разглядеть, настолько он казался маленьким. За это и заслужил пёс чудаковатую кличку. Так и росли они вместе, только за два года в размерах и мощи пёс опередил мальца, не отставая от него ни на шаг и души не чая. В его собачьей душе навек поселились ласковый малец да Моисей Моисеевич.
Команда была подана. Теперь она была ясна псу: с любимым хозяином случилось что-то плохое – в голосе человека, требующего искать, звучали отчаяние, тревога и боль. Мурло тявкнул на Аркадия, успокаивая, мол, цель ясна и, не повторяя ошибок людей, спустился к самому основанию холма, забежал против ветра, втянул воздух полной грудью, стараясь уловить родные запахи. Их не оказалось. Описывая неторопливые круги вокруг холма с опущенным к земле носом, пёс поднялся до вершины, но и здесь его поджидала неудача: земля не сохранила знакомых запахов хозяина. В бессилии и тревоге пёс закрутился на самой вершине холма, затем, поджав хвост, сел на задние лапы и, задрав к тучам голову, завыл тягуче и безнадёжно. Аркадий, всё время не выпускавший собаку из вида, приметил неладное, заспешил. Он торопился, скользил на кусках заледеневшего снега, падал, а когда всё-таки добрался, пёс не обернулся к нему и даже не оторвал поникшей головы от лап.
– Ну что же ты, Мурло? – заворошил шерсть на загривке пса Аркадий. – Что ты, дорогой? Устал? Без тебя нам не найти Илюшку. Ищи, Мурло! Ищи Илью!
И пёс бросился с холма вниз. Словно могучая, вновь заведённая машина, он покрывал расстояние огромными прыжками, то пропадал из вида, то выскакивал на глаза из глубоких впадин, всё более и более удаляясь от холма. Между тем к Аркадию, тяжело дыша, незаметно подобрался Моисей Моисеевич.
– Вы бы присели, – кивнул ему Аркадий. – Если Илья где-то здесь, вся надежда на Мурло. Нам это не по силам.
Он уж сам несколько раз стрелял вверх, но только глухое эхо расползалось и оседало. Моисей Моисеевич угнетённо промолчал. Вдруг пёс умерил свой пыл, сбавил бег, замедлил движение и начал красться, энергично водя носом из стороны в сторону. С собакой творилось неладное. Определённо, носа пса коснулись запахи, заинтересовавшие его. Этот новый запах, который он учуял в ледяной стуже только что, тоже принадлежал хозяину. Но веял он холодом и пугал страхом. Запахом уходящей человеческой жизни дохнуло на пса. Он залаял зло, громко, безудержно и стремглав понёсся к реке. Аркадий бросился следом. Когда он приблизился, Мурло, фыркая и упираясь всеми четырьмя лапами, волок навстречу недвижимое продолговатое бревно, напоминающее очертаниями человеческое тело…
VI
Аркадий ринулся к голове Ильи и припал к посиневшим губам. Пёс повизгивал рядом, облизывая горячим языком лицо хозяина.
– Подожди, – успокоил его Аркадий, – подожди минутку. – А сам, рванув пальто на груди и скинув кепи, прижался ухом, замерев, вслушался.
Дыхание почти не улавливалось, но пульс бился.
– Будем жить, дружок… – прошептал он собаке, и карие зрачки Мурло засияли.
– Будем жить, друзья! – вскочил на ноги и во всё горло заорал Аркадий, уже не сдерживаясь.
Рядом уже упал на колени и Моисей Моисеевич. Сил говорить у него не было. Он молча плакал. А Аркадий поднял Илью на руки, закинул на спину и гигантскими прыжками запрыгал к машине.
– Не отставать, морпехи! – рявкнул он старику и псу. – Сейчас каждая секунда на счету!
Каких морпехов имел в виду мчавшийся со скоростью курьерского поезда Аркадий, Моисей Моисеевич не знал, но он догадывался: спасти внука могут лишь скорость и тепло. Когда он, задыхаясь, добрался до машины, Илья был уже уложен на заднее сиденье, раздет, и Аркадий растирал его тело спиртом. Герой дня, Мурло, сидел рядом, не сводя глаз с любимого хозяина и не воротил носа от режущего его ноздри запаха. Теперь его нос улавливал не только это, теперь собачья душа ликовала – над хозяином витал запах жизни!
– Кстати, рёбра целы, – сообщил Моисею Моисеевичу Аркадий, не прекращая энергичных движений сильных рук, от которых тело Ильи из синюшного быстро приобретало розовые оттенки. – Гады, оглушили его ударом по голове. Но убивать не собирались. Видно, преследовали цель припугнуть…
– Его бы укрыть… – попытался подсказывать Моисей Моисеевич.
– Попозже. Сейчас обработаем ножки. Укутаем. И всё путём. Достаньте-ка мне из багажника тулупчик.
Закутав бесчувственного Илью в тулуп и всевозможное матерчатое имущество, извлечённое из бездонного багажника, Аркадий позволил Мурло примоститься рядом.
– Давай, давай, Мурлышка, согревай Илью, – одобрил он пса, разлёгшегося в ногах хозяина, завёл машину и погнал её по трассе обратно.
Моисей Моисеевич медленно приходил в себя. Такого переживать ему не приходилось. Но он не чувствовал себя обессиленным или истощённым, наоборот, сердце билось на удивление легко, а душа пела – внук был жив и он находился рядом с ним!
VII
– Ну, Сычиха, как тебя там по батюшке,
