Маргарет Миллар - Совсем как ангел
Шериф вылез из машины, тревожно озираясь по сторонам, будто ожидая нападения из-за каждого дерева. Приказав полицейским из второй машины оставаться на месте, пока он не осмотрит окрестности, он в сопровождении верного Билла двинулся вслед за Куинном вверх по крутому подъему.
Не было слышно ни звука. Ветер не шевелил листьями деревьев; птицы еще не принялись разыскивать себе пропитание на ужин: если кто и следил за тремя сыщиками, приближавшимися к столовой, то явно решил обойтись без сигналов тревоги. Лишь небольшой дымок появился из трубы и тут же исчез.
— Черт возьми, есть тут кто-нибудь? — буркнул Лэсситер. Голос его прозвучал в безмолвном воздухе так громко, что он покраснел от смущения и, казалось, был готов извиниться, если бы появился кто-нибудь, кто мог бы принять его извинения.
Однако никого не было.
Шериф постучал в кухонную дверь. Подождал. Снова постучал.
— Есть кто живой?
— Может, они все на молитве в Тауэре? — предположил Куинн. — Толкните-ка дверь.
Столовая не была заперта. Дверь послушно открылась; поток горячего воздуха ударил Лэсситеру в лицо, а солнечные лучи, льющиеся через стеклянную крышу, почти ослепили его.
Длинный деревянный стол был накрыт для трапезы. Куинн увидел знакомые оловянные тарелки, кружки и приборы из нержавеющей стали. Заполненные керосиновые лампы стояли в полной готовности; огонь полыхал в печке, и несколько поленьев лежали рядом, готовые поддержать его.
Место на каменном полу, где упала сестра Благодеяние, было начисто выскоблено; в воздухе витал резкий запах паленой шерсти.
Лэсситер подошел к печке и скинул конфорку. Обуглившиеся остатки тряпки, которой мыли пол, еще дымились.
— Они сожгли улики, — в бессильной ярости прошипел шериф. — Ничего, Бог даст, это не поможет им уйти от ответственности. Будь я проклят, если не посажу всю эту бражку на скамью подсудимых. Можете набить этим тряпьем вашу трубку мира, Куинн.
Лэсситер попытался извлечь остатки тряпки кочергой, но ткань рассыпалась при малейшем прикосновении. Он отшвырнул кочергу, едва не попав себе по ногам, и зыркнул глазами на Куинна:
— Ладно, где эта Башня? Я хочу задать вашим приятелям несколько вопросов.
— Полегче, шеф, — осадил его Билл, уже некоторое время с беспокойством наблюдавший за разбушевавшимся начальником. — Как сказал мистер Куинн, это незнакомая территория. Нам понадобится переводчик — кто-то, кто сможет объясняться на их языке. Я имею в виду, что у вас, конечно, есть своя точка зрения, но ведь и у них может быть своя, и если мы с самого начала будем друг к другу доброжелательны…
— Что это с тобой? — с угрозой осведомился Лэсситер. — Воздух подействовал? Решил стать таким же тюфяком, как Куинн?
— Нет, но…
— Вот и славно. И никаких «но», малыш.
По-прежнему единственным звуком, сопровождавшим их, был шорох дубовых листьев под ногами да еще пронзительный крик сойки, почувствовавшей опасность и поспешившей подать сигнал тревоги. В полном молчании трое мужчин вошли во внутренний двор Башни. Мертвец лежал там же, где и раньше, перед алтарем. Тело накрыли одеялом. Рядом, на скамейке, сидела мать Пуреса, перебирая четки и глядя на пришельцев прищуренными глазами. Ее успели умыть и переодеть в чистое белое одеяние.
— Мать Пуреса, — мягко обратился к ней Куинн.
— Донья Изабелла, с вашего позволения.
— Да, конечно. Где все остальные, донья Изабелла?
— Ушли.
— Куда?
— Прочь.
— Они оставили здесь вас одну?
— Я не одна. Со мной Кэпирот, — она ткнула костлявым пальцем в сторону мертвого человека, потом перевела взгляд на Куинна. — И вы. И вы. И вы. Четверо. А вместе со мной будет пятеро. Я вовсе не так одинока, как была, когда сидела в своей комнате и мне не с кем было даже поговорить. Пятеро — прекрасная компания для беседы. С чего начнем?
— С ваших друзей. Учитель, сестра Раскаяние, Карма…
— Они все ушли. Я же вам сказала.
— Но они вернутся?
— Не думаю, — она равнодушно пожала плечами. — Зачем?
— Чтобы позаботиться о вас.
— Обо мне позаботится Кэпирот. Когда проснется.
Лэсситер откинул одеяло и опустился на колени рядом с трупом, осматривая раны на голове.
— Просто не верится, что муж мог оставить ее вот так, совершенно беспомощную, — заметил Куинн.
— Не верится? — угрюмо переспросил шериф.
— Создавалось впечатление, что он ее очень любит.
— А вы не забыли, что это другая страна? Может, такого слова в их языке вообще нет?
— Думаю, все-таки есть.
— Хорошо, в таком случае что вы предполагаете? Что они никуда не ушли, а просто решили поиграть в прятки между деревьями?
— Нет.
— Что тогда?
— Полагаю, Учитель все-таки собирается вернуться. И еще. Жену свою он оставил здесь нарочно, поняв, что скоро уже не сможет обеспечить ей должный уход. Он ведь знал, что мы скоро приедем, так что одна она останется ненадолго.
— Вы имеете в виду, он испугался, что старая леди станет помехой, пока он со всей компанией будет в бегах?
— Да нет. Думаю, он хотел, чтобы ее нашли и поместили в какое-нибудь лечебное учреждение. Она нуждается в медицинской помощи.
— По-прежнему играете в милосердного самаритянина? — хмуро ухмыльнулся Лэсситер. — Дела это не меняет. Совершено убийство, а может быть, и два. А теперь еще брошена на произвол судьбы больная старуха.
— Из чисто эгоистических соображений он бы никогда ее не бросил.
— Ваша трубка мира так распыхтелась, Куинн, что дым совершенно застилает вам глаза.
— Я вас не слышу! — резко прервала его мать Пуреса. — Вы беседуете о чем-то интересном? Ну, так говорите громче, громче. Что это за беседа, которую нельзя услышать?
— Бога ради, успокойте ее, — попросил Лэсситер. — У меня от нее мороз по коже. Я думать не могу.
Билл, успевший обежать всю башню, вернулся с известием, что здание пусто. Потом он с симпатией посмотрел на мать Пуресу:
— Она похожа на мою бабушку.
— А что ты делаешь, чтобы ее успокоить? — поинтересовался Лэсситер.
— Ну, на мою лучше всего действуют леденцы.
— Так дай ей их поскорее, ради Бога. Есть они у тебя?
— Конечно. Пошли, бабуля. Давай-ка посидим на улице. Я вам кое-что интересное покажу…
— А вы хороший собеседник? — недовольно осведомилась мать Пуреса. — Можете вы цитировать поэтов?
— Сами убедитесь, — Билл помог ей подняться и медленно повел ее к арке. — Как это там? «Открой ротик и закрой глазки, а я тебе дам кое-что такое, что сделает тебя мудрее».
— Я этого раньше не слышала. Чье это?
— Шекспира.
— Надо же. Он, наверное, это написал в один из самых счастливых моментов.
— Да.
— А истории какие-нибудь вы знаете?
— Несколько.
— Вы расскажете мне хоть одну? О том, как они с тех пор жили счастливо?
— Конечно.
Глаза матери Пуресы заблестели.
— Начинайте прямо сейчас! — взмолилась она, стиснув в волнении руки. — Ну? Давным-давно жила-была женщина… Начинайте же!
— Давным-давно жила-была женщина… — покорно повторил Билл.
— По имени Мэри Эллис Хэзерстоун…
— По имени Мэри Эллис Хэзерстоун…
— И с тех пор она жила счастливо.
Лэсситер провожал их глазами, вытирая рукавом рубашки пот со лба.
— Придется взять ее с собой в Сан-Феличе, в больницу, — пробормотал он. — Черт знает что такое — оставлять такую старую леди одну.
Внезапно возникшая проблема матери Пуресы оттеснила смерть Хейвуда на второй план. Его тело казалось теперь не более чем досадным дополнением к декорации, на фоне которой разыгрывалась драма живых, настоящих людей.
— Здесь есть еще какие-нибудь строения? — спросил шериф.
— Амбар, пара туалетных комнат и сарай.
— Осмотрите их, хорошо? А я тем временем свяжусь с центром: пусть пришлют санитарную машину.
Первым делом Куинн зашел в амбар. Единственным обитателем его оказалась коза, старательно кормящая своего козленка. Грузовик и зеленый фургон исчезли. Туалетные комнаты тоже были девственно пусты; лишь кусок серого грубого мыла уныло мок в оловянном тазу. Совершенно сухие лоскуты шерсти, используемые вместо полотенец, указали Куинну, что обитатели исчезли сразу же после его отъезда, задержавшись лишь на то время, какое потребовалось, чтобы прибраться в кухне, сжечь улики и накрыть тело Хейвуда.
Теперь главный вопрос был, куда они подевались. Куда бы их ни понесло, невозможно было представить, что они смогут добраться туда незамеченными — босые, в странных одеяниях, с обритыми головами… Разве что сменят одежду? Скажем, на ту, в которой каждый из них некогда пришел в Тауэр. Насколько смог Куинн разобраться в жизни общины, не в их привычках было что-либо выбрасывать.
Куинн быстро прошел по тропинке к сараю. Маленькая комнатка, в которой он не так давно провел ночь, казалось, с тех пор совсем не изменилась. Два одеяла все еще лежали на старой железной кровати, а из-под них выглядывал старый учебник Кармы, который сестра Благодеяние дала ему почитать. Окно по-прежнему было открыто; висячие замки на дверях, ведущих в смежные комнаты, тоже, казалось, оставались на местах. Однако, присмотревшись, Куинн заметил, что один из них не был защелкнут, видимо, закрывали его второпях. Он снял замок и открыл дверь.
