Маргарет Миллар - Совсем как ангел
— С чего вдруг? И откуда он ее достал?
На этот вопрос Куинну отвечать пока не хотелось, хотя ответ он знал — его подсказала ему Вилли Кинг прошлым вечером в дворике мотеля. Она вспомнила, как, отходя от наркоза, Джордж спутал ее с Альбертой и назвал глупой старой девой, которой следовало бы лучше знать… И безумно злился на то, что она отдала старое тряпье какому-то заглянувшему в дом бродяге, как мягкосердечная дурочка. Тут же Вилли добавила, что Альберта, может быть, и дурочка, но уж никак не простодушная, и если такой прохожий действительно был и Альберта в самом деле отдала ему какую-то одежду Джорджа — у нее должна была быть причина посерьезнее обычного милосердия.
Куинн почувствовал, как в нем нарастает чувство какого-то болезненного триумфа. Связь между Альбертой Хейвуд и убийцей Патрика О'Гормана, которую он так старался найти, становилась все ясней и ясней. Теперь можно было не сомневаться, что прохожий, которому Альберта отдала одежду Джорджа, хичхайкер, подсаженный О'Горманом в машину, и автор письма-исповеди, полученного Мартой О'Горман, — один и тот же человек. Брат Терновый Венец.
В голове у Куинна вертелись вопросы, на которые он пока что не знал ответов. Где сейчас находится брат Венец? Как ему удалось уговорить целую колонию исчезнуть, только чтобы спасти его от ареста? Могло ли внезапное появление в Тауэре Джорджа Хейвуда сделать необходимой смерть сестры Благодеяние? Что, кроме обычной щедрости, заставило Альберту отдать одежду брата незнакомцу-бродяге? А может, он не был незнакомым? Или не так уж долго таким оставался? Могла же, например, Альберта, открыв ему дверь, почувствовать в нем то же отчаяние, какое снедало ее саму, и предложить ему деньги за убийство О'Гормана?
Какое-то время Куинн обдумывал, не был ли О'Горман каким-то боком причастен к растратам Альберты. Может быть, просто случайно узнал о них? В таком случае он вполне мог ее шантажировать. Однако с той же долей вероятности можно было предположить, что он попытался ее облагоразумить. «Послушайте меня, мисс Хейвуд. Вам не следует больше брать деньги из банка. Это нехорошо. Думаю, вы должны остановиться. Иначе я окажусь в неловком положении. Обещаю: если вы дадите мне слово, что больше не будете, я постараюсь забыть о вашем преступлении…»
Альберта была таким робким, маленьким созданием… Способна ли была она нанять человека, чтобы убить О'Гормана?
«Да, похоже, все совпадает, — подумал Куинн. — Даже теперь, сидя в тюремной камере, она обвиняет в своих несчастьях именно О'Гормана. Ее раздраженное утверждение, что он не умер, может быть, вызвано неспособностью признать свою вину, свою ответственность за его смерть. Только вот как вписывается в эту картину Джордж? Давно ли он начал подозревать сестру в том, что та запланировала убийство О'Гормана? И чем были продиктованы его регулярные визиты к ней — стремлением узнать правду или скрыть ее?»
— Помогите-ка мне с этими коробками, — снова прервал его размышления Лэсситер. — По-моему, лучше вернуть их на свои места. Вдруг кто-нибудь из секты решит вернуться за своей.
— Вряд ли.
— Я тоже не особо в это верю, но вдруг… Как думаете, куда их понесло?
— Возможно, на юг. До того, как переехали сюда, они жили в горах Сан-Габриэль.
Лэсситер прикурил, потушил спичку и задумчиво переломил пополам. Потом выкинул за дверь.
— Если бы я был Учителем и общался с Господом, то в ту сторону меня бы и калачом не заманили, — пробормотал он. — Разве что мне уж очень не терпелось бы, чтобы нас сцапали. Вы что, не понимаете: даже переодевшись в обычную одежду, двадцать пять человек в грузовике и фургоне не смогут проскользнуть так, что их никто не заметит.
— А что бы вы сделали на их месте?
— Добрался бы до какого-нибудь города побольше, вроде Лос-Анджелеса, и велел своим людям рассредоточиться. В горах у них нет ни единого шанса скрыться.
— В городе тоже, — хмыкнул Куинн. — Они без гроша.
* * *Убаюканная движением машины, мать Пуреса спала на заднем сиденье, посасывая леденец. С поджатыми ногами и вжатым в грудь подбородком она напоминала эмбрион. Только очень старый эмбрион.
Лэсситер на сей раз уселся впереди. Когда они добрались до шоссе, он хмуро повернулся к Куинну.
— Вы говорили, тут поблизости ранчо?
— Да. Двумя милями ниже. Там есть поворот.
— Надо будет заехать. Попросим их помочь.
— Помочь в чем?
— Сразу видно, что вы городской, — усмехнулся шериф. — За скотом, между прочим, надо ухаживать. Коровы сами себя подоить не смогут при всем желании. Черт, я вообще не пойму, как это братья ушли и оставили скотину без присмотра.
— А что им оставалось — с единственным грузовиком?
— Может, они спрятались где-нибудь поблизости? Решили вернуться за скотом попозже, а? Скажем, вечером. Вам, городскому, не понять, насколько такие поселения зависят от скота. А их стадо выглядит здоровым и ухоженным.
— Это уж точно, — подтвердил Куинн, вспомнив, каким голосом брат Свет говорил о своих коровах, овцах и козах. Где бы он сейчас ни был — в окрестных холмах, в горах Сан-Габриэль или в Лос-Анджелесе, — Куинн знал, какие мысли вертятся в его голове.
Поворот был отмечен деревянным указателем, украшенным подковой, с надписью: «Ранчо «Арридо». Спустя полмили они увидели спускающийся навстречу джип с двумя колли на заднем сиденье, заливисто лающими при виде нежданных гостей.
Человек, сидевший за рулем джипа, затормозил и спрыгнул на землю.
— Что случилось, шериф?
— Привет, Ньюхаузер, — поздоровался Куинн.
Ньюхаузер наклонился и вгляделся попристальней:
— Разрази меня гром! Никак это снова ты, Куинн?
— Точно.
— А я думал, ты уж давно вернулся в Рино.
— Пришлось сделать крюк.
— Знаешь, старина, меня до сих пор совесть мучает, что я тогда оставил тебя вот так, посреди дороги. Рад, что у тебя все обошлось. Ну, да тут никогда не угадаешь.
Куинн глубоко вздохнул, на него вдруг нахлынули воспоминания. Он вновь представил себе улыбающуюся сестру Благодеяние, приветствующую его: «Добро пожаловать, незнакомец… Мы никогда не отворачиваемся от бедняков, хотя сами бедны».
— Это точно, — спокойно кивнул он. — Никогда не угадаешь.
Глава двадцатая
В девять вечера Куинн все еще сидел в кабинете шерифа, дожидаясь, когда телефонистке удастся дозвониться до Чарли Фэзерстоуна. Наконец телефон зазвонил. Лэсситер бросил на него косой взгляд, потом повернулся к гостю:
— У меня такие штуки не особо хорошо получаются. Может, вы поговорите?
— В мои обязанности это не входит.
— Ну, все-таки… Вы хоть ее знали…
— Ладно, — кивнул Куинн. — Только чур, говорить я буду один.
— Это, между прочим, мой кабинет.
— Телефон тоже.
— Черт побери! — Лэсситер отбросил стул и, хлопнув дверью, удалился.
Куинн поднял трубку.
— Алло?
— Да.
— Мистер Фэзерстоун?
— Он самый. С кем я говорю?
— Мое имя Куинн. Я звоню вам из Калифорнии, из Сан-Феличе. Вас не так-то просто поймать.
— Верно, меня не было.
— Боюсь, у меня для вас неважные новости.
— Ничего удивительного, — в голосе собеседника прозвучало хроническое недовольство всем на свете. — Хороших из вашей части страны мне еще получать не доводилось.
— Сегодня в полдень ваша мать скончалась.
На том конце провода воцарилось молчание.
— Я ведь ее предупреждал! — простонал Фэзерстоун несколько минут спустя. — Говорил ей, что глупо там оставаться. В ее-то возрасте! Нельзя же так небрежно относиться к своему здоровью!
— Она умерла не из-за небрежности, мистер Фэзерстоун. Ее отравили.
— Боже мой! Что вы говорите? Отравили? Мою мать? Как? Кто это сделал?!
— Пока не знаю.
— Если виноват этот чертов маньяк, я его святую тушу на клочки разнесу!
— Это не он.
— Даже если так — все равно он виноват! — закричал Фэзерстоун, стараясь гневом заглушить обрушившееся на него горе. — Если бы не он и не та чушь, с которой он носится, она была бы со мной, здесь. Жила бы как приличная женщина!
— Она жила как очень приличная женщина, мистер Фэзерстоун. Делала то, что хотела. А хотела она служить другим людям.
— И эти другие были ей настолько благодарны, что отравили ее? Ей-Богу, исходя из того, что я знаю об их компании, этого можно было ожидать! Господи, я должен был это предвидеть, когда на прошлой неделе получил от нее письмо. Надо было… надо было действовать!
Горе, наконец, настигло его: Куинн услышал приглушенные мужские рыдания и женский голос, умоляющий: «Чарли, пожалуйста, не надо так переживать. Ты сделал все, что мог, чтобы ее образумить. Ну, пожалуйста, Чарли!»
Выждав несколько минут, Куинн осторожно спросил:
— Мистер Фэзерстоун? Вы еще здесь?
