Анна Литвиновы - Вояж с морским дьяволом
Но дверь в кабину открыл лишь в тот момент, когда Кристина с Татьяной удалились на безопасное расстояние. А напарница, затащив Садовникову в кухню, потребовала:
– А ну колись. Что с тобой происходит?!
– Да странная какая-то напасть… – растерянно пробормотала Таня.
И рассказала про «черную дыру». Про странного пассажира. И его непонятное поручение: отнести в кабину пилотов письмо.
– И ведь он меня будто заколдовал, поперлась как миленькая! – закончила исповедь Садовникова.
– Давай конверт, – приказала Кристина.
Таня – ее наваждение уже спало окончательно – исполнила ее просьбу, и напарница, не чинясь, конверт разорвала.
– Зря, – упрекнула ее Садовникова. – Надо было в службу безопасности отдать.
– Это всегда успеем, – заверила Кристина.
Вытащила сложенный вдвое листок. Развернула. Удивленно подняла брови. И с выражением прочла: « Небо надо мной блистало ослепительно синим ».
Перехватила напряженный Танин взгляд и фыркнула:
– Чего лупишься? Все. Небо надо мной блистало ослепительно синим. Подписи нет.
– Но что это значит? – пожала плечами Садовникова. – Бессмыслица какая-то…
– Вот именно, что бессмыслица!
– Но зачем было просить, чтоб я это пилотам отнесла?..
– Псих! Непонятно, что ли?! – возмутилась Кристина.
– Он, допустим, псих. А я? Зачем я-то его послушалась? – растерянно произнесла Татьяна. – Да, он попросил, но у меня, что ли, своих мозгов нет?
– Небось гипнотизер. Или еще какой-нибудь придурок. Тут кого только не встретишь! – Кристинка сердито скомкала конверт. – Я тебе сколько раз говорила: держи пассажира на дистанции! Нечего им воду таскать! Жалобы выслушивать! Сама же потом от своей доброты и влипнешь!
– Подожди, – перебила ее Таня, – тут все непросто! Может, этот стишок что-нибудь значит? Какой– нибудь шифр?
– Да какой, к черту, шифр? Обычный бред! – фыркнула напарница. – Впрочем, если хочешь – держи. – Она протянула Татьяне измятый конверт. – Отнесешь в службу безопасности. Сама. Пусть разбираются. Только предупреждаю: у этих ребят разговор короткий. Раз письмо ты принесла – тебя с полетов и снимут. И будешь лапу сосать. Мой тебе совет: лучше выбрось и забудь, как страшный сон.
– Но как ты догадалась, что со мной что-то не так? – благодарно улыбнулась напарнице Таня.
– Да я сразу увидела, еще когда ты за каплями пришла: у тебя глаза осоловелые. Будто наширялась. А к пилотам ты и вовсе топала, будто эта, как ее, сомнибу…
– Сомнамбула.
– Вот-вот. Ну, думаю, надо спасать. А то натворит сейчас глупостей, а Михалыч, командир, мужик суровый. Докладную накатает, попрут тебя из отряда, и опять мне с новой напарницей летать. А ты, – Кристинка одарила молодую подругу снисходительной улыбкой, – еще не самый плохой вариант. Не болит щека?
– Не болит, – соврала Татьяна. И недоверчиво спросила: – Слушай, ты вроде и не удивляешься. Такое что, часто бывает?
– В воздухе еще и не такое бывает, – заверила напарница. – Не помнишь, что ли, недавно все газеты писали: один такой, между прочим, бизнюк серьезный, бейсбольной битой махал и требовал самолет в Турции посадить. Вместо Москвы. Только потому, что ему стюард водки не налил.
– Не помню. А чем все кончилось?
– Стюард все за чистую монету принял. Решил, натуральный захват. Передал на землю, самолет штурмовали. А дядю теперь за терроризм судят, и ему повезет, если пожизненное не дадут. Не глупо?
– Глупо, – согласилась Таня.
– Все потому, что стюард был молодой, неопытный, – пожала плечами Кристина. – А будь я в том самолете – я б его мордой об обшивку. Все, инцидент исчерпан. И никакого штурма.
– Ты молодец, – искренне похвалила Татьяна. И спросила: – А что нам с этим-то, гипнотизером, делать?
– А чего с ним можно поделать? – пожала плечами Кристина. – Не подходи к нему больше – и все. А начнет вызывать – я сама схожу. И так отбрею, что разом охота пропадет людям идиотские конвертики всучивать. Поняла?
– Поняла, – кивнула Татьяна.
Ее напарница – просто сокровище! Ну и подумаешь, что грубая. И пусть крови боится. И взяточница. И лентяйка. Но положиться на нее можно.
* * *Если бы у Тани хватало времени вести дневник, она написала бы так: « Сегодня ужасный день. Я встречаюсь с мужчиной, и у меня впервые в жизни при этом нет маникюра ».
Вот тебе и некогда незыблемое правило – даже в магазин не выходить, если ногти не в порядке. Но где взять время расслабляться по салонам, если в день от двух до четырех рейсов и выходных тоже нет – их начальство щедро плюсует к отпуску? Дома она появляется от силы на восемь часов. Неохота вместо драгоценного сна ногти пилить! Обойдется Володя Чехов и без ее маникюра. К тому же (слабое, конечно, утешение) он – не совсем мужчина, а куратор. Будем считать, кто-то вроде личного врача. Которого особо и не стесняешься.
Хорошо хоть, голову успела вымыть. И чистая блузка, из старых времен – когда у нее еще имелось свободное время, чтобы стирать и гладить, – отыскалась.
Володя Чехов пригласил ее без изысков в «Шоколадницу». И, смешной, гордо предложил «заказывать все, что душа пожелает». А чего здесь желать? Знаменитые блинчики стали готовить слишком сладкими, свежевыжатые соки какие-то мутные. Одна радость: не она разносит еду и напитки. А ей с полным правом можно ковыряться вилкой, кривить нос и просить подать то одно, то другое.
– Ты, Танечка, изменилась, – едва устроились за столиком, выдал Володя.
– Пострашнела? – слабо улыбнулась она.
– Нет, что ты, – поспешно возразил он. – Просто вид… немного усталый.
– А ты полетай – чтоб в день по четыре взлета и четыре посадки! – окрысилась Татьяна. – И потягай в каждом рейсе телегу с едой – пятьдесят килограммов, между прочим! Это тебе не бизнес-авиация, где единственному пассажиру клубнику со сливками подашь – и свободна…
– Ты изменилась, – повторил он. Улыбнулся и добавил: – Полностью слилась со средой. Мыслишь и чувствуешь, как настоящая стюардесса.
– Это комплимент?
– Да. Молодец. Умеешь мимикрировать.
А она вдруг разозлилась:
– Может, тебе будет угодно что-то еще? Красавицей, твоей милостью, я уже побыла, любовницей шейха – тоже. Теперь вот пассажирам сопли вытираю. Какие еще будут указания? Может, по нисходящей, отправишь меня уборщицей, туалеты мыть?
– Таня, Таня… – укоризненно покачал головой Чехов.
Но она уже выпустила пар и виновато произнесла:
– Извини. Я просто смертельно устала. Ни секунды ведь свободной… Не зря же есть анекдот…
– Расскажи.
– Самолет падает, пилоты в панике. В кокпит влетает стюардесса. Первому пилоту приказывает: «Так. Ты быстро пристегнулся». Второму: «Выпей валидол». Наводит шороху и повелительно говорит: «Все успокоились? Тогда я пошла к пассажирам».
Володя сдержанно улыбнулся, а Таня, понизив голос, произнесла:
– И главное, непонятно, когда это все кончится. Ансар звонил мне вчера. Чудом дома застал. Я его, ясное дело, спросила, долго ли мне еще небесной ласточкой работать на российских авиалиниях. А он в своем духе: «Пока я не скажу, что хватит». И все, не поспоришь…
Таня вздохнула. Не говорить же Чехову, что она переживает вовсе не из-за усталости, а потому, что сейчас на яхте Ансара наверняка живет другая девушка. И именно ей, а не Тане достаются вся его нежность и вся его сила… Ну, и все драгоценности, конечно. А ей, как дуре, приходится летать на регулярных рейсах.
– Зато, Танюша, романтика! – попытался утешить ее Чехов. – Новые города, интересные знакомства…
– Ой, ты скажешь! – возмутилась Татьяна. – Городов я не вижу, потому что у меня между прилетом и вылетом свободного времени полчаса, только и успеваешь кофейку выпить. А знакомства… все они какие-то мимолетные. Недавно, например, парой слов с балеруном перекинулись из Большого театра. И под гипноз попала…
– Под гипноз? – заинтересовался Володя.
– Да ну, какой-то шарлатан на нашем рейсе летел, – пожала плечами Татьяна.
И рассказала, как странный мужик пытался заставить ее передать пилотам конверт с бредовым посланием.
– А у тебя этот конверт сохранился? – вдруг спросил Чехов.
– Да валяется где-то дома, – усмехнулась она. – А тебе зачем?
– И когда это было? – не отставал Чехов.
– Дня два, что ли, назад, – задумалась Татьяна. – Или три…
Она не притворялась. С нынешним бешеным графиком ее дни и правда спутались и слились в один.
– А точнее? – нахмурил брови Чехов. – Пожалуйста, вспомни. Это может оказаться важным.
– Да ну, ты скажешь, – усмехнулась девушка.
Но все же вспомнила и день, и номер рейса, и даже место, где сидел странный псих, – двенадцать «А». И восстановила в памяти, что конверт с дурацкой запиской не дома, а на самом дне ее безразмерной сумочки. Нашла, отдала Чехову, насладилась удивлением на его лице. Спросила:
