Приглашение на смерть - Юлия Фёдоровна Ивлиева
– Природа не повторяется, – улыбнулась Дарья.
Кира пользовалась моментом и подробнее рассматривала комнату и рабочий стол мастерицы.
На стене висел ковер. Кира уже не помнила, когда последний раз видела ковер, висящий на стене. Пережиток Советского Союза. Хотя на стене, за которой сплошной массив камня, он, наверное, уместен. На полу лежало современное сизалевое покрытие, и старый ковер казался странным на его фоне. В комнате Марьи и в большинстве других комнат тоже нет стен, которые примыкают к горе. Между жилым пространством и холодной каменной глыбой есть коридор. И хоть его стены каменные, теплая воздушная подушка сглаживает холод. Комнаты, расположенные в конце коридора, не отгораживались коридором, сразу примыкали к горе. Должно быть, зимой здесь не так приятно. От камня все равно сыро и холодно. И осыпается он, по всей видимости. На полу виднелись следы из розового песка.
Кира забыла про ковер, когда заметила поднос на краю стола. Пластиковый, со встроенной подставкой для электрического чайника, местом под чашку и отделением для пакетиков с чаем и сахаром. Подобные часто ставят в гостиничных номерах. Аккуратно и функционально.
Чашка стояла на столе, ближе к месту, где сидела мастерица, а на подносе стоял маленький пластиковый стакан – возможно, мерный, со своего места Кира не видела, какой именно. Это уже не так важно. Она не сомневалась: в этом стаканчике сестре Дарье принесли таблетки. Что же у нее за заболевание?
– Можете не сомневаться, я помню все свои украшения, – медленно продолжала говорить Дарья. – И эти помню. Вот на этом цветке лепестки никак не хотели расправляться, поэтому цветок чуть более закрыт, чем в парной сережке. На браслете застежку переделывала трижды. Тяжелый получился, обычная не держалась.
Аня кивнула.
– Отлично. И кому достались эти серьги? Кто их купил? – продолжила девушка и замерла, ожидая ответ.
– Кто-то купил. Не знаю, кому достались, – не меняя тона, призналась Дарья.
Аня и Кира похлопали глазами, осознавая сказанное. Хмыкнули, оценив сказанное.
– Я помню каждое украшение. Как делала, как создавала зерно, вкладывала в него смысл, дух и замысел, но я не знаю, в чьих руках оно оказывается потом. Я щедро разбрасываю семена. Куда они попадут, какова их судьба и что из них вырастет, сказать не могу.
Тупик. Аня сникла.
Кира снова посмотрела в окно. Вид из пещеры сквозь дебри вьюна и дикого винограда, обвивающего окно, ее притягивал. Как будто, чтобы выйти наружу, нужно было сначала преодолеть трудности, не запутаться в лабиринте пещеры. Как будто клубок нитей втягивал в себя, обматывал и не желал выпускать.
Специалист по психопатологии чувствовала себя застрявшей в паутине. Вокруг простор, свобода, а она увязла, не может пошевелиться. Странное ощущение обмана и недосказанности.
Она не могла сказать, откуда взялась эта уверенность. Все, кто встретился им в этой горной обители, были искренни и честны. Сожалели о жертвах убийцы, сопереживали родственникам, желали помочь. Но Кира была твердо уверена, что они что-то скрывают, оберегают, защищают какую-то тайну. Может быть, это и не касалось их расследования, но ее уже зацепил крючок любопытства.
– Почему вы решили изготавливать украшения? – спросила Кира у Дарьи. – Как эта мысль вас посетила? Вы сами не носите ни браслетов, ни сережек, даже уши не проколоты.
– В молодости я любила клипсы, – улыбнулась Дарья. – Крупные и яркие. Сейчас сказали бы: безвкусица. Клипсы нынче не в моде, крепление сложно достать, поэтому я их не делаю…
Кира молчала и ждала, что Дарья скажет дальше. Женщина мотнула головой в сторону, смиряясь с необходимостью продолжить рассказ. Кира едва заметно улыбнулась. Вдруг лицо мастерицы приобрело страдальческое выражение. Очень странное для рассказа о любимом деле. Кира замерла и напряглась, стараясь разглядеть все изменения, происходящие с женщиной. Наружу вылезал психоз, возможно, Кира обойдется без официального диагноза и определит, что с нею творится.
– Я должна засеять землю новой жизнью. Живой, свежей, сильной и настойчивой.
Женщина мелко трясла головой, шея напряглась, белок глаза сильно вывернулся вбок, взгляд, видящий одному ему представляемую картинку, был направлен в одну точку. Дарья выставила вперед ладони и провозгласила:
– Технологии! Новые и новые, продвинутые и современные. Искусственный интеллект, техника, машины, созданные по образу и подобию человека. Социальные сети, где все и всем позволено. Цивилизация, – последнее слово она произнесла сквозь зубы, с неприязнью, почти с ненавистью. – Это возникает не на пустом месте. Это не изменения жизни к лучшему. Это не дополнение к нашей жизни, это замена самой жизни. Цивилизация уничтожает самые важные силы. Рвет связи, которые рвать никак нельзя. Силы сакральные, природные, священные. По собственной воле, но движимый глупостью, человек отгораживается, отделяется от природы, из которой должен черпать знания и силы… Перестал бояться и потерял силу… Преодолевая страх, получаешь силу… Если не прятаться от грозы, не бояться ударов молнии, не трепетать перед дыханием бога, то чем вы замените силу, даруемую стихиями? Директором? Владельцем корпорации?.. Человек разорвал связи. Его не питает морской ветер, не наполняет силой и энергией горный воздух, не дарит спокойствие вековой лес и не воодушевляет пение птиц… Человейники, соцсети, метро и офисы, мертвый бетон, бездушные механизмы только высасывают соки, разрывают связи, лишают сил, делают слабым и мертвым… Корни ничего не питает, корни сохнут. Дерево жизни умрет. Все умрет… Людям неоткуда брать силу. Они умрут…
Дарья бредила, находилась в собственной реальности. Бессвязная речь, пустой взгляд сменяет тревожный и пылающий безумием, обильное слюноотделение.
Женщина взглянула на специалиста от психопатологии снизу вверх, из-под бровей, на лицо упала прядь волос, глаза полыхнули сумасшедшим огнем.
– Но есть одна связь, которую никто не может разорвать… Не смогли заменить. Не научились, – она воздела палец, напоминая какого-то безумного героя фильма. – Одну силу убрать невозможно – силу, связывающую мать и ребенка… Цепь… Канат… Женщина по-прежнему привязана к ребенку кровью и болью. Это все та же заветная, сакральная, неприкосновенная связь, что и при рождении мира. Не тронь!.. Ни за что не тронь!.. Ребенок принадлежит матери. Он питает ее. Приносит дары. Она спасет всех. Навсегда!.. Слово свято. Ни бог, ни царь и не герой! Корень мира… Жизнь.
Дарья, хлопая глазами, посмотрела куда-то под ноги и принялась раскачиваться из стороны в сторону, на ее губах играла озорная улыбка.
Три ее гости взирали на впавшую в безумие женщину с разными выражениями лица. Кира с любопытством. Аня хмурясь. Марья тревожась.
Дарья обняла себя за плечи и тихо, со скулящими интонациями провозгласила:
– Плохо живут… Болеют… Горюют… А как иначе? Не рви то, что
