Олег Рой - Галерея «Максим»
– Вы это знаете? – Максим так и подскочил. – У вас есть какие-то доказательства?
– Есть, – кивнул Владислав. – Жаль только, что появились они поздно. Получи я их чуть раньше – не нужно было бы затевать всю эту бодягу с побегом и мнимой смертью. Но от тебя же тогда ничего толком нельзя было добиться. Ты ж только молчал, как партизан, да сопли на кулак наматывал. Мол, пьяный был, не помню, может, было, может, не было… Что тебе тогда стоило не бекать и мекать, а твердо сказать: «Не виноват – и точка!»
– Я сам не был в этом уверен, – нехотя сознался Макс. – Ребята сказали, что я первый изнасиловал Аню, и я почему-то вообразил, что они говорят правду. Я же не помнил, как оказался в квартире Гочи, теоретически мог и забыть все остальное… И потом опять же – звонил-то Ане я! Со своего мобильника. Голос на автоответчике мой, номер определился мой. И в записке она меня упомянула.
– Записку-то, кстати, можно было двояко истолковать. То, что «Максим сволочь, а меня изнасиловали» вовсе не означает, что изнасиловал именно Максим. После твоей якобы смерти сестра Ани, Инна, кажется, ее звали, кое в чем призналась. Оказывается, Аня, когда пришла в больницу на прием, рассказала ей, что насиловали ее только двое. А ты в этом участия не принимал. Валялся себе в углу пьяный и дрых как ни в чем не бывало.
– Боже мой! – Максим застонал, схватился за голову, закрыл лицо ладонями. Значит, все действительно было именно так… Так, как он думал, а не так, как внушили ему мнимые друзья, Гоча с Яром.
– Но почему же она, эта Инна, молчала? – спросил он после долгой паузы. – Почему сразу не сказала следователю, что я не виноват?
– Инна объяснила это тем, что очень злилась на тебя. Ведь это именно тебя Аня любила, именно из-за тебя оказалась в этой квартире с этими подонками. Вот она и хотела, чтобы ты наравне с ними ответил за смерть ее сестры.
– Да, ее можно понять, – задумчиво проговорил Макс.
– А ты изменился, – усмехнулся Влад. – Раньше ты вряд ли сказал бы что-то подобное. Но мы здорово отвлеклись от основной темы разговора. О твоем отце. Ты знаешь, что он сильно болен?
– Нет, – Максим поднял удивленные глаза. – Что с ним?
– То же, что было и десять лет назад. Сердце. И положение совсем хреновое. Похоже, жить ему осталось недолго. Несколько месяцев, от силы полгода.
– Правда? Нет, я не знал… И что, неужели ничего нельзя сделать? Сейчас же медицина на очень высоком уровне, особенно за рубежом. Почему он не ляжет в хорошую клинику, не сделает операцию? У него же, насколько я знаю, достаточно на это средств.
– А потому, – пожал плечами гость. – Не хочет. После твоей смерти он стал фаталистом, считает, что чему быть, того все равно не миновать. Только деньги на операции зазря будут потрачены. А деньги ему нужны – на детей. Не на тебя, конечно, а на детей Лены.
– Вы вызвали меня сюда, чтобы я попрощался с ним? – предположил Макс.
– Что? А, нет, конечно, я не до такой степени сентиментален. – Влад приподнялся, открыл форточку, вынул сигареты. – Будешь? Хотя ты небось не куришь, здоровый западный образ жизни ведешь…
– Не курю, – кивнул Максим. – Недавно бросил. Так зачем вы меня сюда привезли?
– Я ж тебе сказал, – проговорил Влад, затягиваясь. – Ты мне нужен. С твоей помощью мы прокрутим пару дел… Во-первых, наследство. Когда твой батя отбудет в мир иной, через некоторое время нарисуешься ты и во всеуслышание объявишь, что ты его внебрачный сын. И генетическая экспертиза это полностью подтвердит. А легендой про мнимую маму и их лав-стори я тебя обеспечу. Таким образом тебе достанется вся собственность отца…
– С каких это бананов? – перебил удивленный Макс. – У отца, между прочим, еще жена есть и двое отпрысков.
– За них не беспокойся. Вопрос с ними мы решим.
– Вы что же – убьете Лену и ее детей? – повысил он голос.
Генерал усмехнулся:
– Жаль стало шлюшку, которая тебе мозги полоскала? Да ладно, не дрейфь. Никто твою Лену пальцем не тронет. Просто поговорим с ней по душам, после чего она сама от наследства откажется. Есть у меня в запасе пара убедительных аргументов для нее, но тебе о них знать не положено, рылом не вышел.
Максим хотел что-то сказать, но гость не дал ему этого сделать:
– Помолчи, я еще не закончил. Наследство, которым ты, ясень пень, поделишься со мной – от души так поделишься, не жадничая, – это только половина дела. А вторая половина – работа. Помнишь, с чего мы начали разговор? Ты будешь рисовать картины – картины, подписанные именем твоего отца. Сейчас, когда он раскрутился, его картины стоят нехилого бабла. После его смерти их цена еще больше возрастет. А так как твой батя художник плодовитый, никто не удивится, когда всплывет еще десяток-другой его ранее неизвестных картин. И Белозерский – или кто-то другой, неважно – с удовольствием их купит.
– Я не буду этого делать, – решительно заявил Макс. Сказать, что он был шокирован тем, что услышал, – значит не сказать ничего. Он давно понял, что мамин хахаль – человек жесткий и очень опасный, от такого лучше держаться как можно дальше. Но того, что прозвучало сейчас, он не ожидал даже от дяди Влада. – Ничего из того, что вы мне предлагаете, я делать не буду. Да, я очень зол на отца и на Лену. Особенно на отца, который меня предал. Но все равно на то, что вы от меня ждете, я не соглашусь…
Генерал нехорошо рассмеялся.
– Деточка, – вроде бы даже ласково проговорил он. – Ты меня не понял. Тебе никто ничего не «предлагает». И согласия твоего никто не спрашивает. Не трясет оно никого, твое согласие, усек? У тебя нет выбора. Ты будешь делать все, что тебе скажут. Или отправишься в зону. Тяжкие преступления не имеют срока давности, а групповое изнасилование и доведение до самоубийства – это тяжкие преступления. И на показания Инны можешь особенно не рассчитывать. Это для нас с тобой информация, а в суде они никакой силы не имеют. Кто-то кому-то что-то сказал – это, знаешь ли, не аргумент. Вот медицинское заключение – аргумент. И запись телефонного разговора – аргумент. Более того – поджог, смерть подельников и инсценировку собственной гибели я тоже на тебя повешу. Так что не беспокойся, загремишь по полной, это уж я тебе обеспечу. А если буду сильно сердит на тебя, то обеспечу еще и веселую жизнь на зоне. Ты вообще знаешь что-нибудь о колониях строгого режима или тебе прочесть небольшую лекцию?
– Мне надо подумать… – хмуро пробормотал Макс, чувствуя, что его загнали в угол.
– Ну-ну, подумай, – усмехнулся Влад. – Только тебе это ничего не даст. Тебе меня не переиграть, кишка тонка. Надеюсь, ты в курсе, какой я занимаю пост? Вот то-то и оно. Кто ты против меня? Сопляк с липовыми документиками. Максимум, что ты можешь сделать, – это драпануть куда-нибудь в Самару или Воронеж и бомжевать там на вокзале. И то добираться туда придется своим ходом, потому что я тебя тут же в розыск объявлю, и с поезда, и с самолета тебя снимут. Только это не выход. Я тебя везде сыщу – и в Самаре, и в Воронеже. Из-под земли достану. Понял?
– Понял, – обреченно кивнул Макс.
Чего тут не понять? Выхода, похоже, действительно не было. Эх, чуяло его сердце, что не нужно было ехать в Москву. Зря он послушался Элизу… Кстати, надо бы ей написать. Отыскать какое-нибудь интернет-кафе, или как они теперь называются, и черкнуть хоть пару строк…
На другой день он прямо с утра отправился по специализированным магазинам и салонам для художников. Нельзя было не заметить, что с тех пор, как Макс последний раз покупал что-то из товаров для изобразительного искусства, ситуация здорово поменялась. Во времена его юности, когда он учился в художественной школе, приобрести что-то самое необходимое оказывалось проблемой. А теперь глаз радовал огромный выбор товаров на любой вкус. Без всякого труда он купил мольберт, краски, кисти, холсты и все остальное, что было нужно для работы. Вернулся домой и сразу же приступил к работе. Влад настоятельно предупреждал, чтобы он не затягивал. Как только картина будет готова, приедет эксперт, чтобы оценить, насколько качественно она выполнена и похожа ли на полотна его отца. Генерал недвусмысленно дал понять Максу, что в его интересах сделать все как можно лучше и как можно точнее скопировать отцовскую манеру.
Признаться, сначала у Макса была мысль «прикинуться шлангом». Мол, не умею я рисовать так хорошо, как папа, что с меня взять! Попробовать намалевать что-то для виду, а потом развести руками. Типа, я не волшебник, я только учусь, что вы от меня хотите? Однако, поразмыслив, он решил отказаться от этой идеи. Во-первых, все равно не поможет. Умеет он рисовать, не умеет – от него не отстанут. По-любому заставят участвовать в драке за наследство, от этого никуда не деться. А во-вторых, в нем вдруг проснулся какой-то странный азарт. Стало любопытно – а действительно, сумеет ли он создать полотно, которое окажется не хуже ранних работ его отца? Вдруг получится? И Макс с энтузиазмом принялся за дело. Это стало словно негласным соревнованием с отцом, попыткой что-то доказать ему, донести, объяснить языком мазков и красок все то, что творилось у него на душе…
