Татьяна Устинова - Первое правило королевы
Преступление, наказание, бог троицу любит, вспомнилось Инне.
Узнать бы, что имела в виду Любовь Ивановна, и все станет ясно. Ясно и понятно. Можно будет продолжать жить дальше, заниматься «праздником для народа», вернуться к привычным и знакомым делам, приналечь на карьеру, выкинуть Ястребова из головы и из жизни!..
Впрочем, его никогда не было в ее жизни. Не было и не будет, это уж точно.
– Да, – вдруг сказал Глеб, словно вспомнив, – у нее сын был. Она утопилась, а сына в приют отдали.
Стоп, велела себе Инна. Только не волнуйся.
– А… куда он потом делся?
– Не знаю. Больше никаких бумаг нет. Она его в роддоме оставила, пошла и утопилась, ну, его и определили в приют.
– Но он жив?
– Я не знаю. – Глеб, казалось, был удивлен, что Инна так встревожилась. – Говорю же, о нем больше никаких сведений.
У Маши Мурзиной был сын. Не нужно быть великим детективом, чтобы сообразить, что Георгий Мурзин и есть этот самый сын.
Только он тоже утонул, и тоже в Енисее. И не тридцать, а три года назад.
Бог троицу любит. Нет преступления без наказания.
Нужно срочно что-то сделать. Как-то отвлечь их внимание, пока еще никто ни о чем не догадался.
Она вдруг вскочила и выбежала из кухни. Глеб и Катя посмотрели ей вслед, потом друг на друга, потом – разом – на лиственничные стены.
Такие стены – просто красота. Редкая красота, глаз не оторвать.
Вернулась Инна и кинула на стол перед Глебом визитную карточку.
– Вот тебе еще один герой. На него данные есть или он тоже ни по документам, ни по делам не проходил, как Мурзина?
Глеб подковырнул карточку, прочитал фамилию, фыркнул и посмотрел на свет, как стодолларовую купюру.
– А этот откуда взялся? Или он вам тоже денег предлагает, как тот, помните, на телевидении?
Инна улыбнулась:
– Еще не предлагает, но я должна у него попросить. Как ты думаешь, даст?
– Этот? – развеселился Глеб. – Еще как даст. Мало никому не покажется!
– А что? Так все плохо?
– Хуже не придумаешь.
– Неужели?
– Да точно вам говорю, Инна Васильевна.
– Почему?
– Во-первых, положение у него очень шаткое. С девяносто третьего года сколько лет прошло? Десять? А он все там, в девяносто третьем, понимаете? Он тогда царь и бог был, в крае один-единственный, а сейчас-то он точно не один, и есть такие, которые посильнее его будут. Вон Ястребов. Он даже и в криминале не замазан, а его все как огня боятся. Потому что за ним деньги несметные, а у этого по нынешним временам не так чтоб очень…
– Как?! – поразилась Инна. – У него и денег нет?
– Да нет, – с досадой произнес Глеб, – не в том суть.
– А в чем?
– А в том, что деньги у него… как бы это сказать, не поделенные.
– С кем?
– Да ни с кем. Одни сидят, другие вот-вот сядут, третьи в бегах, а четвертые теперь ему говорят: ты кто? Ты есть никто, темная личность. Мы тебя знать не знаем и не знали никогда. А будешь с нас денег просить, так мы тебя, пожалуй, и того… И вот он не знает теперь толком – то ли он в городе хозяин, то ли нет. То ли войну ему начать, то ли убраться по-тихому на остров Крит или вон в Чехию, тоже место хорошее, проверенное.
– А… о чем идет речь? – вдруг спросила Катя. – О чем или о ком?
– Мне Сергей Ильич посоветовал обратиться к одному человеку. В смысле финансовой помощи городу. Глеб мне про него и рассказывает.
– А он кто? Бандит?
– Да что ты, Катя, – вдруг Глеб обратился к ней почему-то на «ты», – он бывший хозяин города. Твой отец вместе с ним начинал. Отец был официальный, а этот… реальный. У них железный договор был – кто за что отвечает и кто во что может лезть, а во что не может. Анатолий Васильевич тоже ведь не мальчик, все понимал, только вид делал, что весь такой… старой закалки, партийный работник и верный ленинец!..
– Так что? – задумчиво спросила Инна. – Не ходить мне к нему за деньгами?
Глеб покосился на нее и одним глотком допил из кружки кофе.
– К нему лучше вообще не ходить. Репутацию испортите, а толку никакого не будет. Ну, хотите, я вам завтра из компьютера распечатаю, что там есть на него, по верхам хотя бы.
– Не надо, – отказалась Инна, – еще не хватает!..
Странно, что Якушев предложил такую… одиозную личность в качестве спонсора. Не знал? Не подумал? Или ему надо, чтобы непременно этот дал денег? Такое тоже возможно.
Ей пора было собираться – Осип вот-вот должен подъехать.
– Катя, ты все-таки не ходи пока домой, – тоже на «ты» приказала ей Инна. – Глеб прав. Позвони Сергею Ильичу, скажи, что жива-здорова и тебе надо прийти в себя.
– Мне надо к маме.
– Я думаю, что Любовь Ивановна предпочла бы, чтобы ты осталась жива.
Катя посмотрела на Инну, глаза у нее неожиданно налились слезами до самых краев.
Инне не хотелось, чтобы она начала рыдать, поэтому она быстро спросила у Глеба, откуда Катя может позвонить домой так, чтобы никто ничего не заподозрил.
– Да хоть из моего кабинета. У меня там линия вполне надежная. Никто не подкопается, ни свои, ни чужие.
– Я же не шпион, – сказала немного пришедшая в себя Катя.
– На всякий случай нужно, Катерина Анатольевна.
– Называйте меня на «ты» и по имени, – вдруг попросила Катя. – Одинокий крокодил мечтает завести друга. Я тоже пойду оденусь. Инна Васильевна, можно я не буду переодевать джинсы и свитер?
– Называйте меня на «ты» и по имени, – пробормотала Инна, натягивая короткую дубленку. – Еще один крокодил мечтает завести друга. Глеб, ключ заберешь с собой, у меня есть запасной. Только нигде его не оставляй. Когда будешь подъезжать, позвони, чтобы я знала, что это ты. Если меня еще не будет, заходите и ждите. Варите кофе. Играйте в шахматы.
– Я не умею! – издалека крикнула Катя.
– Она не умеет, – объяснила Инна Глебу, оперлась на его руку, поднялась из кресла и потопала ногой, проверяя, хорошо ли наделся ботинок. – На ее мужа есть что-нибудь?
– Ничего. Окончил художественное училище, и некоторое время считалось, что он самородок. Сейчас бизнес средней руки, делает компьютерные программы для магазинов. Ну, хранение товаров на складах и так далее. Больших денег не зарабатывал никогда. Ну, выгодно женился. Хотя Мухин его не особенно жаловал, близко никогда не подпускал и в совет директоров банка, как сыночка, работать не устраивал.
Инна кивнула. Уходить ей не хотелось, зато хотелось попросить помощи у Глеба. Вдвоем с фээсбэшным майором все не так уж страшно.
Помощи она попросить не могла – до сих пор так и бродила в потемках, натыкаясь на углы и стены, а черная кошка каждый раз ускользала из-под самого носа. Вряд ли Глеб замешан, и все же, все же…
В том, что у него нет никакого резона убивать Катю Мухину, Инна была совершенно уверена – он мог бы убить ее раньше, увезти подальше, и никто никогда не связал бы смерть губернаторской дочери с бывшим начальником охраны. Он мог тогда же вернуть ее домой, а не везти к Инне, и раз ничего этого не сделал, значит, Кате в его обществе вряд ли что-то угрожает, а про себя Инна такого сказать не могла.
В конце концов, у Глеба те же инициалы – «ЗГ»!
Зинаида Громова, Зейнара Гулина и еще какой-то там Грушин.
Но почему, черт возьми, Громова, Грушин и Гулина, если его собственная фамилия начинается на букву "Ю" – Юшин?! Захар Юшин, бывший санитар заболоцкой психушки, нынче ведущий журналист, знаток печатного слова!
Разве в наше время бывшие санитары становятся журналистами?! Это напоминает историю фрондерствующего писателя семидесятых – чтобы не объявили тунеядцем, устроиться дворником, или санитаром, или лифтером! Или это до сих пор… в моде?
Инна схватила перчатки и телефон, велела Глебу не спускать с Кати глаз и побежала по дорожке к машине.
Глеб проводил ее глазами.
– Привет, Осип Савельич.
– Добрый вечер, Инна Васильна. Куда?..
– Улица Чернышевского, пятнадцать.
Осип посмотрел на нее в зеркало заднего вида и уменьшил громкость приемника, певшего про «десант и спецназ».
– А… чего там, на Чернышевского-то? Ни тон, ни вопрос Инне не понравились.
А если он в самом деле замешан?! А если он утащил газеты?! А если ему знаком этот адрес?!
Что тогда?! Умереть на месте?! Инне не хотелось умирать.
– Там, Осип Савельич, у меня встреча с одним знакомым журналистом. А что такое?
– Да ничего такого, только район уж больно…
– Что?
– Да ничего, только… хулиганский район больно.
– Мы ненадолго.
– Да хорошо бы. А если надолго, так, пожалуй, костей не соберешь…
«Давай за них, давай за нас», – шептал в приемнике солист группы «Любэ», и Инна решила, что, если вернется живой, непременно выпьет – за них и за нас, за себя и за группу «Любэ».
Жаль, что нельзя пойти в ресторан – Катю одну не бросишь и с собой не поведешь! – а ей вдруг так захотелось бездумной и аппетитной ресторанной вольницы, когда вся окружающая обстановка всего лишь на час, а дальше жизнь опять помчится вперед, а здесь вдруг как будто перерыв, тайм-аут, большая перемена.
