Игра в наперстки - Николай Иванович Леонов
Автор серии книг по психологии личности и психическому здоровью. И все убитые так или иначе встречались с ним. Скульптор даже пыталась обольстить миллионера, и ведь он этого не скрывал! Он сам первый рассказал об этом Гурову и Крячко.
Гуров был зол. Наверное, прежде всего на себя. Все ответы на вопросы были у него под носом. Что это было вообще за затмение? Полковник за полдня развернул невероятную деятельность, но все же смог собрать полную картину.
В этот раз они собрались на даче у Крячко. Кабинет Петра Николаевича все еще сильно пах краской после недавнего ремонта, да и оконченное расследование не требовало привычной летучки в кабинете генерала. Перед глазами напарников почему-то все еще стояло умиротворенное выражение лица Рассолкина. Да, можно было смело сказать, что он успешно обманул их всех. И не один раз.
– Почти как в той книге, у Агаты Кристи. «Десять негритят», – вспомнил Крячко.
Гуров кивнул:
– Да. Эту книгу я видел в автобусе. Из собрания сочинений, которое стояло в кабинете Рассолкина. Думаю, что на самом деле именно ей он и вдохновлялся. Вроде бы и сам среди убитых… И не подкопаться, что за маньяк убивает творческих людей. И ведь мы на это купились. А дело совсем не в творчестве. Я думал, что Лев специально решил стать консультантом, когда понял, что мы можем выйти не на все преступления из прошлого убитых. И стал «помогать», подкидывая новые версии и идеи.
Мария вздохнула:
– Подожди. А Жанна? Почему она помогала ему?
– Обычная влюбленная женщина с огромной долей фанатизма. Рассолкин был очень хорошим специалистом. Он вначале подчинил ее волю, да. Она была слабее. Но при этом она – великолепная артистка. Как она виртуозно сыграла развратную, веселую пьянчужку. Я поверил… Мы все поверили. Кстати, в наши квартиры не без помощи какого-то нанятого жулика влезла именно она. А яблоко… Яблоко – это очень изящный штрих. Она не так глупа или безумна. Она таким образом намекнула нам на то, что в деле работает женщина. И это очень понравилось моему тезке. Поэтому у него в машине появилось яблоко. На веранде в санатории тоже написала она. Это был намек на химика, который там работает. Путеводная нить для нас: вдруг мы будем думать слишком медленно? А она все это время любила Льва. Преданно, верно. И работала на него. Она ради него приняла релаксант и чуть не умерла, доверяя ему настолько, насколько было можно. Жанна была его глазами и ушами и в госпитале, и на конвенте. Вначале я немного грешил на Никанора, слишком он был ему предан. Думал, что помощник Рассолкина был готов на все, в том числе и на преступления, но тот патологически боится нарушить закон.
– Но при этом на ней нет преступлений. Бегала от нас, путалась под ногами, разносила сплетни. Но ничего по-настоящему преступного не сделала. Никого не убила, ничего не украла. Препятствие следствию, дадут условное, – предположил Крячко.
– Она же в клинике? – спросил Орлов.
– Да. И думаю, что выйдет оттуда не скоро. Скорее всего, у нее действительно проблемы с рассудком.
Врач-хирург с такой смешной и несерьезной фамилией, Рассолкин, отсрочил свою смерть на восемь с половиной дней. Он тоже сидел на заднем сиденье и точно так же должен был заснуть и не проснуться, но знал о действии газа и вколол себе препараты, блокирующие всасывание яда в кровь. Но из-за этого умирал он тяжелее, чем его жертвы. Но этих дней хватило, чтобы найти еще одну жертву, добавить ее в список, и только после этого покончить с собой, перестав принимать лекарства. Оставив традиционную записку, правда, на несколько листов, флешку с видеообращением и полным досье на всех тех, кого он убрал. Все это нашли тогда же в машине.
– Тоже мне, благородный мститель. Раз у него были все доказательства, мог просто отнести их нам. Или не нам, а куда он там планировал? Нам только таких народных мстителей не хватало! – Крячко был все еще возмущен, и Наташа успокаивающе коснулась его спины.
Гуров вздохнул. Он был против того, чтобы их жены присутствовали на этом разговоре, все-таки тяжелое дело, много смертей, но так как среди жертв Рассолкина числился в том числе и режиссер Машиного театра, то спорить было бесполезно. К тому же во время этого дела жены тоже пострадали: им пришлось отложить все дела и перебраться жить на дачу. И в домах теперь придется делать ремонт, но этому, пожалуй, они были рады. Прекрасные половины давно говорили, что пора бы уже и ремонты в квартирах сделать.
– Надо же. Он казался таким… нюней. Никогда бы не подумала, что сможет хладнокровно убить и спрятать тело, – растерянно сказала Мария. – Никто не думал. Игорь был… Ну да, напыщенным фанфароном, но не убийцей!
– Да. В этом опасность таких тихих психопатов. Как врач, Рассолкин, сменивший квалификацию на психолога, не мог открыто рассказать о своих догадках. Он просто отметил, что эти люди опасны. Опасны патологически. И если твой режиссер в самом деле виновен в том, что убил свою жену и спрятал тело, то теперь это не доказать. Он прислал нам лишь записи разговоров и свои предположения о том, что там может быть. Существуют же социальные тормоза. Человек не возьмет оружие и не пойдет убивать просто так. У него есть тормоз. Если тормоз слетит, то да. Рассолкин же был уверен, что нет. Если человек отринул границы запрета на убийство, это уже не будет для него проблемой. Как границы на любое другое преступление. Грубо говоря, врун с каждым разом будет врать все легче и легче. Его блокноты, к слову, были своеобразной терапией. Тормозом. Проснулся, записал, сколько всего хорошего было в одних сутках – вот, значит, все хорошо. Дягилев, кстати, с ним не согласен. Вчера он позвонил. Дарья рассказала ему про наше дело, он сразу вышел на связь и очень ругался. Обещал нам всем внеплановую проверку на вменяемость, раз такое пропустили.
Штатный профайлер Главка был слегка резок в своих суждениях. И теперь наверняка немного винил себя, что в такой сложный момент его не было на работе.
Они еще немного помолчали, осознавая, что такое тяжелое и нелегкое дело все-таки закончилось. И бывший хирург, автор книг и передач по психическому здоровью больше никого не убьет. И не будет выносить приговор согласно тому, что он нашел у человека предрасположенность к убийству.
Те, кто погиб в том автобусе, были не святыми.
