Игра в наперстки - Николай Иванович Леонов
– Он не мог. Он же говорил, что насилие – не выход. Всегда спорил, когда при нем говорили, что нужно применять силовые методы воспитания… Он не мог.
– Он и не применял. Он убил всех максимально безболезненно, – сказал Лев.
Даша влетела в кабинет и снова, как буквально несколько дней назад, споткнувшись, проехала на ногах несколько метров, но ее увлекательный полет в этот раз притормозил Крячко.
– Он был отравлен тем же ядом. И тогда же в автобусе должен был умереть. Но принимал антидоты, которые поддерживали его. Это ювелирная работа.
– Химик, который разработал формулу убийства, и есть ювелир, – грустно сказал Лев.
Всегда было грустно, когда настолько умные, незаменимые в своей области люди сходили с ума. С точки зрения Гурова, любой, кто поставил себя над другими и убил – уже не человек. Даже если другого выхода не было. Нельзя сказать, что полковник был идеалистом настолько. Нет. Он был предельно рационален. И ему приходилось убивать. Это были преступники, и в те моменты работало простое правило: либо он и кто-то еще, либо преступник. Но каждый человек был нужен для чего-то. Как и те, кого убил Лев Рассолкин, возомнивший себя судьей.
– Но он бы просто не смог быть в нескольких местах одновременно, и кто-то должен был давать ему информацию, – сказал Крячко, глядя перед собой после того, как Лев поделился с ним своими мыслями.
– Да. И это были вовсе никакие не таинственные друзья, – заметил Гуров, просматривая бумаги. Эти документы попали к полковнику случайно. Даша принесла ему их вместе с отчетами по вскрытию консультанта.
– Дарья, а чьи это анализы? – спросил Гуров.
Даша подняла голову, посмотрела на бумаги.
– А, это я забрала результаты анализов Жанны из госпиталя, там есть один интересный момент.
– Какой?
– Видите строки, выделенные жирным? Если совсем грубо, то у Жанны не усваивается алкоголь. Но не так, как бывает, когда человек пьянеет от одной чайной ложки, а наоборот. Жанна может пить сколько угодно, но ей ничего не будет. А еще у нее тяжелая форма анемии, она постоянно должна принимать железо. Но это не важно, потому что я запросила ее карту из поликлиники. Уже почти год как она перестала наблюдаться у врача.
– Значит, наблюдалась у кого-то другого?
– Это не сложно проверить по полису медицинского страхования. Я проверила. Нет, она не наблюдалась вообще. А при такой форме болезни должна была. Железо упало только недавно, судя по другим показателям в ее крови.
Гуров покачал головой и глубоко задумался. А потом кивнул сам себе.
– Она перестала принимать лекарство, которое наверняка приготовил ей химик. Я думаю, что вот в течение этого года они и готовили свое преступление. Нам нужно ехать в госпиталь.
– Думаешь, что Жанна опять сбежала? Что-то у нее это вошло в привычку, мне кажется.
– Нет. Она не сбежала, думаю, что сейчас она снова нас ждет, – сказал Гуров.
– Мне ехать с вами? – спросил Ткаченко, который, оказывается, все это время был в кабинете. Просто сидел максимально тихо, спрятавшись под завесой скорби по другу. Он все еще не мог поверить, что все сложилось вот так.
Сыщики отпустили его, и тот ушел, сразу отдавая распоряжение по похоронам.
– Кстати, там были еще бумаги, – сказал Артем, вернувшись. – Это завещание. Лев заблаговременно перевел все свои средства в разные фонды. Не думайте, что он был таким… уродом.
Когда сыщики приехали в больницу, оказалось, что Лев был прав. Жанна действительно их ждала. Все так же в черном она сидела на подоконнике. И на коленях у нее опять лежали те же самые черные розы. Окно было широко распахнуто из-за жары.
– Интересно, а как они попадают к вам? – спросил Лев, показывая на цветы.
– Он приносит.
– С того света?
Жанна улыбнулась и покачала головой:
– Он сказал, что цветы будут всегда. И они есть всегда.
– И давно вы знакомы?
– Пять лет. Он говорил, что я его муза. Его вдохновение.
Жанна улыбнулась. Она выглядела такой счастливой и безмятежной. И, посмотрев в глаза Гурову, женщина решительно откинулась назад и прыгнула вниз.
Крячко было дернулся вперед, чтобы перехватить ее, но Лев покачал головой:
– Я же не зря попросил перевести ее в эту палату.
Они подошли к окну как раз в тот момент, когда два санитара затаскивали Жанну в окно этажа ниже. Там вдоль всего дома была натянута плотная армированная сетка. Так, чтобы даже если на нее упадет взрослый мужчина, а не худенькая Жанна, то ничего не будет.
И сейчас, когда ее затащили обратно, то торжествующую мегеру, которая угрожала Никанору и чуть было не выцарапала ему глаза, было не узнать. Из Жанны словно выпустили весь воздух. И сейчас она просто сидела на кончике стула и мяла край черной фаты.
Подумав, она сняла ее и вздохнула.
– Не важно. Мы все равно будем вместе.
– Ваш подельник мертв. Вы помогали Рассолкину, даже когда он официально пропал и когда был уже мертв. Именно поэтому вы пришли к нам. И напали на Никанора. И вам нужно было в нужный момент указать на его тело, отправить документы, изображать общение с духами и другое шоу.
– Да. Лев не просил меня этого делать. Мы часто разговаривали. Ему было все интересно. Он был хорошим другом. Я работала на него. Он дал мне работу и смысл жизни.
– Это вы собирали для него информацию, – утвердительно сказал Гуров. – Еще до конвента вы часто пересекались на разных мероприятиях и записывали все, что они рассказывали вам, да? Напоить одного, другого, третью. И вывести на нужный разговор, да? А потом подсунуть нужный телефон? Рассказать, как вам помог этот специалист.
– Они сами рассказывали Льву. Мне нужно было только подтвердить, – сказала Жанна.
– Что он вам пообещал?
Жанна посмотрела в глаза Гурову:
– Ничего. Он просто пообещал быть со мной. Мы были на равных. Он рассказывал мне обо всем. И я помогала.
И это было неправдой.
Гуров сильно сомневался, что Рассолкин принимал Жанну как равную себе. Но и просто использовать влюбленную женщину было слишком низко для Рассолкина. Лев уже успел его немного узнать. Как и химик, она была его скальпелем. Точным инструментом.
Все убитые были связаны. Не только общими делами и компанией.
И эта тонкая ниточка вела к человеку, который в последние несколько месяцев не сходил с экранов ТВ, выступал на радио, а его книги били
