Ветер из рая - Анна и Сергей Литвиновы
– Иди вниз, на кухню. И тихо давай, мать не разбуди.
Через пять минут отец пришел не только умытый, одетый в цивильное: брюки, рубашку (хорошо хоть без галстука и в домашних туфлях!) – но и пахнущий американской жвачкой поверх зубной пасты и коньяка.
– Давай, рассказывай. Коротко, но не упуская деталей.
С каждым новым предложением Вадим Егорович все больше смурнел, хмурился и тяжелел – словно ему на плечи опускался массивный груз.
А когда Кирилл наконец закончил, отец стал задавать вопросы:
– Значит, на теле девчонки осталась твоя сперма?
– Ну, я… я вытер себя… и ее…
– Вытер! Сколько раз я тебе говорил про презервативы! – Хотя про презики батя разве что единожды, в девятом классе, обмолвился. Вот мать – та ему индийские доставала, по десять копеек штучка, чтобы баковскими кондовыми кондомами не пользоваться. Да и какая в этом случае могла быть защита, когда все так спонтанно произошло!
– Тебя ктонибудь видел? Как ты в машине ехал?
– Меня точно нет. А машину… Гаишники видели, мимо проезжали.
– Какие гаишники? Наши, местные? Номер у их расписной тачки какой был?
– Нне знаю…
– Да что же ты вообще знаешь!.. Багажник после трупа прибрал? Помыл там все?
– Ннет…
– Сопляк! Растяпа! – Слова были обидные, но Кир не ощетинился, понимая, что он их заслужил.
На лестнице раздался шум шагов. Через минуту в кухнюстоловую вошла мать. Она щурилась от яркого света, но на заспанном лице блуждала удивленная улыбка:
– Мальчики! Что это вы здесь полуночничаете?
– Вера!.. – как хлыстом ударил отец. – Не до тебя. Иди спать!
– Чтото случилось? – Улыбка на ее лице сменилась тревогой.
– Ничего не случилось. Но ты здесь явно лишняя. Ступай к себе.
– Я только воды попить.
– Попей и иди отсюда. Быстро!
Лицо матери сморщилось, она замигала, будто бы желая заплакать – но у отца с сыном не нашлось ни времени, ни сил, чтобы думать сейчас о ее реакции.
Перебегая взглядом с мужа на сына и пытаясь понять, что случилось, мать налила из графина воды, отхлебнула, а потом со стаканом в руке, медленно, ожидая, что ее остановят, поплелась к двери.
– Давай быстрее!.. – ожег ее отец.
Когда она вышла, он сказал Киру:
– Все равно будет подслушивать, пошли в сад.
Они накинули куртки и перешли по саду на ту сторону, куда не выходили окна материной спальни.
Отец похлопал себя по карманам, достал пачку «Кэмела» без фильтра, протянул сыну – впервые он не то что разрешал в своем присутствии курить, но и сигаретами угощал.
У Кира вдруг мелькнула странная мысль: «Вот он и признал меня за равного! А что для этого понадобилось? Всего лишь убить человека».
Отец и огоньку подал, сам прикурил, со свистом затянулся. Потом проговорил – безапелляционным тоном, в духе приказа. Как он всем городом и своими чиновниками командовал. Но при этом – шепотом, чтоб ни мать, ни кто другой не услышал.
– Значит, так. Сейчас ты всю одежу с себя снимаешь. Вплоть до трусов. Переоденешься в чистое. Со старым поступишь как с покрывалом. Все, в чем был, режешь на лоскуты. И здесь, на заднем дворе, в бочке сжигаешь. Будет вдруг мать спрашивать, что случилось, сам придумаешь отмазку. Не хочу за тебя всякие мелочи сочинять. Потом идешь в душ и тщательно, с мочалкой моешься.
Далее. В доме приемов завтра никто раньше десяти не появится. После того как вымоешься, немедленно идешь туда. Найдешь в кладовой тряпку и – обязательно! – стиральный порошок и отбеливатель. Тщательно вымываешь весь багажник и смотришь, не попала ли кровянка в салон. Если попала, тоже моешь. Если тебя вдруг кто за этим занятием застанет, выдумывай, что да почему, сам. Я, конечно, за тобой постараюсь подтереть, но каждую мелочь предусмотреть у меня мозгов не хватит. Выкручивайся сам.
Далее. Найдешь в каптерке у Марины Иванны точно такое же покрывало, как то, в которое ты девчонку заворачивал. Возьмешь новое и постелешь на месте старого. Проверишь тщательно, с лупой, в спальне, гостиной на первом этаже и в коридоре: нет ли следов крови. И не выпало ли чтонибудь с тела девчонки. Не знаю, заколка, например.
И главное. Когда жертву начнут искать – или найдут тело, – тебя будут спрашивать, как да что. Скажешь: с Наташей мы посуду убрали, помыли, вышли из дома приемов вместе, я пошел налево, к себе домой, пешком, а она – к себе. Что с ней дальше было, не знаю и не ведаю.
И наконец, последнее. Завтра же ты идешь в военкомат. Говоришь: так и так, не могу слоняться без дела, когда мои сверстники выполняют интернациональный долг в Афганистане. Призовите меня немедленно…
– Но, отец!.. – запротестовал он, желая сказать, что служить в пустыне под пулями душманов похуже тюрьмы будет.
– Молчи! – страшным шепотом пресек возражения отец. – Сам накосячил – сам умей выплывать. Не сцы, я военкому позвоню, ни в какой Афган не отправят. Но тебе надо, и абсолютно легально, оказаться отсюда как можно дальше. Ясно? Так что будешь служить. А я постараюсь, чтоб тебя загнали за такой Можай, чтоб ни один следователь по особо важным делам не доехал.
В тот же день
О том, что в доме приемов города Суджука, наряду с большой столовой, кухней и тремя спальнями, имелось одно особое, важное и совершенно секретное помещение, не ведал никто. Ни фактическая управительница дома кастелянша Марина Иванна, ни завкухнейстоловой Александра Петровна, ни тем более садовник Иван Иваныч или завгар Фомич.
Но каждый раз, когда в доме приемов ожидались гости, в особенности из Москвы, да с ночевкой, в неприметную калитку с заднего двора входил Оператор, он же киномеханик широкоформатного кинотеатра «Буревестник» Анатолий Олсуфьев. Осторожно и быстро, чтоб никто его не приметил, он проходил по саду и собственным ключом отпирал заднюю дверь в доме. Поднимался на второй этаж.
В каморке, примыкающей к главной спальне, хранились швабры, ведра, тряпки, пылесос. Висели рабочие халаты, туда сваливали всякий хлам, вроде сломанного стула. Свет там всегда был экономно тусклый, десятиваттовая лампочка под потолком еле освещала пространство.
