Бабочка, выкованная из стали - Екатерина Николаевна Островская
— Пятьсот евро, — пообещал Гончаров, — за бензин отдельно.
— Ну, что же, — произнес таксист, — поехали. Меня, кстати, Евгений зовут. А погоняло у меня — Жиклер. Конечно, в пути можно и поболтать за жизнь. Но ты, если хочешь, можешь вздремнуть: уж больно вид у тебя усталый.
Гончаров и в самом деле устал. Поспать в самолете не удалось, хотя, может, он и вздремнул часок под гул турбин, но дольше не получилось. А сейчас он закрыл глаза, начал думать о том, что случилось сегодня, и почти сразу заснул.
Пришел в себя, когда почувствовал, что машина вновь набирает скорость.
— Где мы?
— Уже в Казахстане. От заправки отъезжаем. Здесь, кстати, бензин дешевле, чем у нас. А вообще, еще минут тридцать, и все, как говорится, гуляй, Вася. Только скажи, от кого бежишь. А то я слышу стрельбу, выезжаю, вроде ты мимо пролетаешь. Так это по тебе шмаляли?
— Вроде того, — признался Гончаров, — и похоже на то, что это менты. Так что если вдруг тебя вычислят…
— А что они со мной сделают? Скажу, что взял пассажира и доставил его в Кокчетав. Кто такой, скажу, не знаю, потому что пассажир всю дорогу молчал, а я в душу никому не лезу. А про твою эту самую, с которой ты в аэропорту давеча сел, расскажу кое-что. Короче, она в универмаге с подружкой за прилавком стояла… И вот ее подружка, которую Светкой звали, зацепила меня чем-то. Хотя она такая из себя видная была: высокая и тонкая, волосы светлые, глаза на пол-лица… Заходил я туда просто на нее посмотреть. И вот решился как-то: подкатил к ней, давай, мол, в кино сходим. Она вдруг согласилась. Сходили… Там как раз «Титаник» крутили. Плакала она, а я до жути в нее влюблен был. Пошел ее провожать. Целовались долго тогда… После этого встречаться начали. Я приходил к служебному входу, но так стоял, чтобы ее коллеги не видели, что она со мной — таким простым парнем ходит. Почти каждый вечер сопровождал ее до дому. Потом кореша позвали меня отпраздновать по старой памяти день седьмого ноября. Я ее с собой взял. За городом отмечали у приятеля. Танцевали, пили вино… Остались ночевать там в доме. И случилось то, что должно было случиться… А у нее, как оказалось, никого до меня не было. Я, разумеется, ей руку и сердце предложил, сказал, что я не простой автослесарь, я еще могу и по электрике… Короче, послала она меня, сказала, что специально со мной легла, чтобы узнать, как это, и теперь ей проще будет с настоящими мужиками. Обидно было до слез. Пытался с ней потом встретиться. Но тут московский олигарх объявился, приревновал, или она меня сдала, или что еще. Короче, отметелили меня его шестерки основательно… Кровью писал почти две недели. Вот такая у меня лавстори получается. И где теперь эта Света Бычкова?
— Светлана Тимофеевна Рачкова, — поправил Гончаров. — Тебе-то какая разница, где она? Она считает, что у нее все хорошо в жизни, все удалось лучше некуда. Но не знает глупая и думать не хочет, что за каждый подлый поступок, за каждое злое слово, за каждый неправильный взгляд, за вдох отвечать надо. Того московского олигарха замочили… Удивительно только, что ее не задели. Но это мы разберемся…
Водитель молчал, а потом обернулся на мгновенье:
— Никакой ты не шнифер, уважаемый. Что я, шниферов не видел? Медвежатников[19] видел, но и они, если честно, жлобы. Все они — жлобы. А ты нет. Ты — птица высокого полета. А я — мужик. А что касаемо Светки, то у меня перегорело все давно. Я на второй ходке познакомился с заочницей. Она письмо в наш отряд прислала — не абы кому, а именно мне. Написала, что слышала от знакомых обо мне много хорошего, мол, я… Короче, начали переписываться. Когда освободился и вернулся домой, она прилетела ко мне. С той поры живем вместе: у нее от неудачного первого брака мальчик и от меня у нее тоже сын. А чужие тачки я теперь не угоняю, соврал тебе, чтобы цену себе набить. Я просто бомбила, кручу баранку без выходных. Да и вместо отдыха чужие машины ремонтирую в своем гараже, чтобы подзаработать побольше. Хочу дом поставить жене и детям на берегу Иртыша и чтоб до последних дней моих рядом с ними. Обнять их и не отпускать никогда.
Глава семнадцатая
Петербург встретил ливнем. Асфальт заливало пенящейся от струй дождя водой, небо было серым, и на душе стало тошно. Подъехало такси, едва не окатив Гончарова потоком воды — он еле успел отскочить. Сел в машину. Посмотрел на часы: вылетел в восемь вечера из Кокчетава и прилетел в восемь вечера.
— Не похоже, что вы прилетели откуда-то, — словно прочитав его мысли, произнес водитель, — у вас никакого багажа. Провожали кого-то?
Гончаров кивнул. Машина двигалась по направлению к городу, но куда ехать, Игорь не знал. На пистолете, который он бросил в квартире Ковтун, наверняка остались его отпечатки. В базе их нет, но если кто-то опознает его, захотят сверить, то он влип, и влип основательно. Но это в том случае, если в квартире его поджидали полицейские… Но это вряд ли, потому что он разговаривал с Иветтой по телефону, а через пятнадцать минут она была уже мертва. Она поговорила с ним, он сообщил, что уже подъезжает. Потом звонок в дверь, Иветта открыла, увидела не его, а незнакомца, попятилась назад в комнату, и тот пальнул. Убил ее с первого выстрела, потом контрольный. Скорее всего, киллер снял глушитель, чтобы потом вложить пистолет в руку Гончарова. А зачем это делать? Только для того, чтобы прибывшая омская полиция нашла его тело рядом с орудием убийства… А кто его должен был убить? Вероятнее всего, убийцы должны были разыграть сценку, как будто он — приезжий подполковник — по неустановленной причине застрелил свою любовницу, а потом покончил с собой. Плохо еще то, что в квартире брошен портфель, а в нем осталась снедь, на которую, в общем-то, плевать. Но там же еще письмо из РУВД за подписью полковника Жаворонкова, который обращается к руководству Следственного
