Тигровый, черный, золотой - Елена Ивановна Михалкова
Бабкин слушал и не мог отделаться от ощущения, что Касатый поет с чужого голоса. «Мне требовалась моральная поддержка…» Что за шаблон! А главное, шаблон из тех, которыми никогда не стал бы пользоваться Борис Касатый.
Что-то за этим стояло. Он взглянул на Макара и понял, что Илюшин тоже настороже.
«А может, все проще? Мужику не по себе из-за того, что потерял лицо. Не привык расписываться в любовных поражениях перед чужими людьми».
– Как вы думаете, кто мог желать Бурмистрову зла? – спросил Макар.
Касатый откровенно рассмеялся:
– Вы что, хотите, чтобы я закладывал товарищей по цеху ради вашего…
– … денежного мешка? – подсказал Илюшин.
– Нет, я вовсе не…
– Раздутой бездарности?
Касатый резко сдернул очки и сделал такой жест, будто хотел отшвырнуть их в угол, но в последний момент передумал. Макар внимательно наблюдал за ним. «Нервозен не в меру. Возмущение первых минут – чистый театр; он пытался скрыть за напускной злостью свое беспокойство. Мы его нервируем».
– Не понимаю, чего вы от меня хотите! – резко сказал Борис. – Вбить клин между мною и Бурмистровым? Я вовсе не считаю его бездарностью!
– Ясное дело, вам же с ним еще работать, – невозмутимо заметил Макар.
– А вы, любезный, сразу перешли к оскорблениям? – прищурился Борис.
– Ни в коем случае. Я просто понимаю всю сложность вашего положения. Если вы займете место помощника Ульяшина, вам неизбежно предстоит погрузиться в административную деятельность, и от вас будет зависеть состав Имперского союза. Избавиться от Бурмистрова означает потерять мецената. Так кто мог желать ему зла?
Касатый задумался – или сделал вид.
– Юханцева, – сказал он наконец. – Больше никого не назову. Бурмистров не так часто снисходил до общения с членами союза, чтобы завести много врагов.
– Уже и этого достаточно, – заметил Макар. – А как же Ломовцев?
– Ломовцев? – своим высоким голосом растерянно переспросил Борис. – А что Ломовцев? Тимофей – безобидный шутник, только и всего.
– О его шутках рассказывают разное… – неопределенно сказал Макар.
Бабкин, достоверно знавший, что никто ни о каких шутках Ломовцева не упоминал, восхитился небрежной уверенностью его интонации.
– Нет, ну я не знаю, что вы имеете в виду! – вспыхнул Касатый. – Если о той истории с Шуляевым, то никто не пострадал!
– А что за история с Шуляевым?
Касатый вздохнул:
– Ну, Шуляев повсюду твердил, что собирается эмигрировать в Израиль… А Тимофей как-то подшутил над ним: сказал, что, по последним данным науки, у всех представителей еврейского народа мочки ушей не такие, как у русских, а приросшие. Даже нарисовал ему, как они выглядят. Навыдумывал, что теперь в консульстве Израиля всех желающих репатриироваться не только проверяют по документам, но и требуют предъявления расово правильных ушей. Шуляев страшно возбудился, бегал, всем предъявлял свои мочки, кричал, что у него бабушка – еврейка… А художники – народ жестокий. Шуточку подхватили, стали отмахиваться от него, говорили, будто по ушам сразу видно, что он русский, мол, мочка отстоящая… – Касатый неожиданно хихикнул. – Было очень весело, – виновато закончил он.
– А что Шуляев? Эмигрировал в итоге? – не удержался Бабкин.
– Сидит, – скупо ответил Касатый.
– За что?
– Один из наших художников предложил ему выкопать бабушку, чтобы убедиться по ней, так сказать, воочию, что… Ну, что ее документы не поддельные.
– И что – выкопал?!
– Вы с ума сошли?! – страдальчески вскричал Касатый. – Что вы несете?! Как он мог ее выкопать, он же не клинический идиот!
– А сходство прослеживается, – кротко заметил Илюшин.
– Да! Да! Он глуповат, несдержан и чувствителен! Но это не повод, чтобы… – Касатый внезапно успокоился и закончил: – Шуляев понял, что над ним смеются, и подрался с этим художником. Тяжкие телесные. А поскольку раньше он уже привлекался… Полтора года. Выйдет через три месяца.
– А заварил всю эту кашу Ломовцев, – не удержался Сергей.
Касатый выразительно пожал плечами.
Глава 10
Анаит вошла в ресторан.
– Меня ждут, – сказала она метрдотелю.
Что потребовалось от нее Ренате Юханцевой? Они, кажется, ни слова друг другу не сказали, лишь здоровались издалека. Вернее, здоровалась Анаит, а Юханцева отвечала кивком, если считала нужным заметить девушку.
И вдруг звонок. Холодная, недоступная Рената так просто и естественно просит о встрече, что отказать невозможно.
По дороге в ресторан у нее оставался свободный час. Анаит заскочила в музей.
– Ксения, зачем я ей понадобилась, как ты думаешь?
Две девушки устроились в кабинете с бутербродами.
– Участие в ток-шоу будет предлагать, – уверенно сказала Ксения. – Зря смеешься! Ты умная. Молодая. И красивая. Этническая красота, знаешь, очень нынче востребована. Отлично будешь смотреться в телевизоре. И не забудь упомянуть, что у тебя есть очаровательная подруга с небанальной внешностью и хорошо подвешенным языком. Исключительно интересная для публики! – Она со значением поправила ладонью кудряшки.
– Что мы вообще о ней знаем? – спросила Анаит, уплетая бутерброд. – Из личных, так сказать, впечатлений?
Ксения задумалась.
– Ну, Юханцева два года назад устраивала у нас персональную выставку. Я такого количества звездных лиц одновременно никогда не встречала. А она, между прочим, записывала, кто явился и кто нет. Я своими ушами слышала, как она сказала: «Если Чудинов не придет, кукиш ему с маслом, а не приглашение».
– И как, пришел? – спросила Анаит.
– Еще бы! Ниточка, с ней лучше не ссориться.
– А выставка была успешной?
– А как ты думаешь? При такой-то толпе! Все разобрали. И буклеты скупили.
– Ксения, но ведь она… – Анаит замялась.
Язык не поворачивался назвать Юханцеву бездарностью.
Ксения пришла ей на помощь:
– Когда у человека хорошая фантазия, из него может получиться не то чтобы хороший художник, но художник с фантазией. А это по нынешним временам не так уж мало. Мне нравятся ее картины. Они милые. Как будто читаешь старое доброе фэнтези. Вроде понимаешь, что ерунда, но ведь приятная ерунда! А приятное по нынешним временам надо ценить. Конечно, Юханцева добилась успеха так быстро только потому, что у нее есть… как бы это помягче? Ресурс.
– Правильный бывший муж, – смеясь, уточнила Анаит.
– Вот эта твоя манера называть все своими именами… – осуждающе сказала Ксения. – Ты ее брось. Ой, что я забыла! – спохватилась она. – У меня для тебя припасен подарок.
– В честь чего?
– В честь взаимовыручки и поддержки! – Она порылась в ящике и вручила Анаит изогнутый предмет размером не больше ее пальца. – Это нож сомелье, со штопором. После того как мы с тобой мучились в прошлый раз с бутылкой, я поняла, что это самая нужная для человека вещь! Себе купила, ну и тебе заодно.
Анаит засмеялась и поцеловала ее в щеку.
– Спасибо! Побегу.
– Расскажешь потом, что было на встрече?
– Нет, утаю самое интересное!
Она вытерла губы салфеткой и подхватила сумку.
– Не забудь позвать меня на вручение «Оскара», – крикнула ей вслед Ксения.
И все-таки зачем она понадобилась Юханцевой?
Гадая, Анаит дошла до ресторана. Рената сидела за столиком у окна.
Анаит на несколько секунд остановилась, рассматривая ее.
Первое слово,
