Гарри Кемельман - В понедельник рабби сбежал

— Раввинский суд может приказать мужу предоставить развод, — сказал Ури, — его могут даже посадить в тюрьму, если он отказывается.

— А если он уже в тюрьме? А дети, у которых отец — еврей, а мать не еврейка, и которых суды объявили не евреями?

— Но если она обратилась в иудаизм…

— То это они решают, правильно ли она обратилась, — торжествующе закончила Гитель.

Рабби откинулся на спинку.

— А какой закон, где-либо и когда-либо, касался всех совершенно одинаково? Всегда есть исключительные случаи, которые несправедливы по отношению к отдельной личности. Но общество терпит их, потому что совершенный закон невозможен, а жизнь без закона немыслима. Если таких исключительных случаев слишком много — то есть, если случаи перестают быть исключительными и становятся правилом, — тогда или в законе делают изменения, или его слегка изгибают, дают иное толкование, чтобы приспособить к новой ситуации. Именно это произошло здесь в вопросе смешанных браков. Но если не будет этих фанатиков, посвятивших себя сохранению строгого толкования закона в вопросе, кто еврей, а кто нет, скажи, как долго по твоему мнению Израиль останется еврейским государством? Какой понадобится срок, чтобы он стал полностью космополитичным? И как тогда оправдать сохранение его как отдельного государства?

Джонатан широко зевнул, немедленно переключив все внимание на себя.

— Бедный ребенок, — сказала Гитель, — наш разговор утомил его.

— Ему давно пора спать, — сказала Мириам. — Давай, Джонатан, поцелуй папу, тетю Гитель и Ури и пожелай спокойной ночи.

Джонатан послушно обошел всех и в конце остановился перед Ури.

— Ты уходишь сегодня вечером? — с тоской спросил он.

— Ури ночует сегодня здесь, — сказала Мириам, — и если ты сразу же ляжешь спать, то сможешь встать рано и пойти с ним в шул.

Намного позже, когда все, наконец, решили укладываться, Гитель объявила, что будет спать на диване, а Ури в комнате Джонатана. Он возражал, но Гитель настаивала, что предпочитает диван. Мириам она объяснила:

— Я хочу, чтобы хоть одну ночь он поспал на удобной кровати. А Джонатан будет страшно рад, когда проснется.

Помогая Мириам приготовить диван, она спросила:

— Ваш друг, этот Стедман, уже уехал?

— Нет, не думаю. Он наверняка позвонил бы нам, чтобы попрощаться.

— У его сына действительно неприятности?

— Я не знаю, но мы волнуемся. После того вечера в «Кинг Дэвид» Дэн не звонил ни разу. Наверное, пытается разузнать в посольстве, что можно сделать.

— Страшно неприятно, он симпатичный человек.

— Может, завтра зайдет на кидуш. Обычно он приходит.

— Значит, увидимся, может, я смогу помочь. У меня много знакомых.

Глава XLVIII

Марти Дрекслер и Берт Рэймонд намеренно зашли к Дойчам в субботу утром; они знали, что рабби будет в храме, а повидать им нужно было именно ребицин.

— О, мистер Рэймонд — и мистер Дрекслер. Рабби в храме.

— Да… там ведь он и должен быть… — Рэймонд выглядел огорченным, но не уходил.

Наступила неловкая пауза.

— Может, зайдете? У вас что-то срочное? — Она посторонилась. — Я как раз налила себе вторую чашку кофе. Не составите компанию?

— С удовольствием, миссис Дойч, — сказал Марти.

Она усадила их за стол и принесла чашки. За кофе они просто беседовали. От второй чашки оба отказались. Марти поднял руки.

— Кофе хорош, но с меня достаточно одной. А рабби мы хотели видеть, чтобы узнать, принял ли он какое-то решение по вопросу, о котором мы говорили с ним на прошлой неделе. Он вам рассказывал?

— Да, он упоминал об этом, — осторожно сказала она.

— Я полагаю, что вас это касается не меньше, чем его. Как вы относитесь к идее остаться здесь, миссис Дойч? — спросил Рэймонд.

— Решения принимает Хьюго. — Она убрала чашки. — Я уверена, что вы понимаете это, мистер Рэймонд.

— Конечно, — сказал Марти. — У себя дома тоже я принимаю решения, просто жена говорит мне, какими они должны быть. Мне кажется, что так в большинстве семей. И мне пришло в голову, что рабби прислушивается и придает большое значение тому, что вы говорите.

— Вообще-то, конечно…

— Я хочу сказать, что если вам эта идея не по душе, если вы думаете, что рабби слишком стар, чтобы взяться за новую работу, или надумали уехать во Флориду, тогда мы идем по ложному следу, и чем раньше узнаем об этом, тем скорее сможем начать продумывать варианты.

— Что касается меня, должна сказать, что мне здесь нравится. И я знаю, что Хьюго тоже. А не слишком ли он стар — решать вам и вашему правлению. Я знаю, что он так не думает. И я так не думаю. А Флорида — я уверена — это последнее, что придет ему в голову.

— Так вот, если вы на нашей стороне…

— Но я могу сказать вам, что беспокоит его больше всего, — продолжала она, — действительно ли здесь есть работа.

— Я знаю, что вы имеете в виду, — серьезно сказал Рэймонд, — и конечно, я объяснил рабби Дойчу, что мы обратились к нему, поскольку у нас есть основания считать, что работа действительно есть.

— Послушайте, миссис Дойч, — импульсивно сказал Марти Дрекслер. — Позвольте мне говорить начистоту. Когда рабби Смолл взял отпуск, подчеркиваю — взял, потому что, видит Бог, никто ему его не предлагал, — так как по мне, с той самой минуты место было свободно. У себя в офисе я нашел бы замену прежде, чем парень заберет свою бутылку виски из ящика стола. И не думаю, что я жесток; я просто справедлив. Я не против давать другому то, что ему причитается, пока я получаю то, что причитается мне. Но в правлении нашлись ребята, которые объяснили мне, что с раввинами так не проходит. Ладно, мы согласились найти замену, а именно, вашего дорогого мужа, пока Смолл свалил на три с лишним месяца. Но за все это время мы не услышали от него ни слова. Ни единого слова. Ни строчки со словами «До скорой встречи», не говоря уже о каком-нибудь письме с вопросом: «Как там у вас дела?» И теперь уже в правлении побольше ребят, которые согласны со мной — место свободно, и возможность взять другого парня сама плывет в руки.

— А вы писали ему?

— Нет, не писали, и если бы кто-нибудь на правлении предложил это, я бы рогом уперся, потому что не должны мы писать ему и умолять сообщить о своих планах.

— Ив придачу ко всему, миссис Дойч, — добавил Рэймонд, — два члена конгрегации были в Израиле, провели с рабби Смоллом целый день, и у них создалось впечатление — я хочу быть справедливым, — что он не вернется и может даже вообще покинуть раввинат.

— Что ж, должна признать, и нам показалось странным, что рабби Смолл не написал нам.

— Мне этого вполне достаточно! — воскликнул Марти. — Как по мне, рабби Смолл точно сошел со сцены.

— Пожалуйста, Марти…

— Послушай, Берт, это не только мое мнение. Я прощупал ребят из правления, большинство говорит, что если придется выбирать между рабби Смоллом и рабби Дойчом, они выберут рабби Дойча, даже если будет борьба. Он наш человек. Он тот, кто нужен храму. Видите ли, миссис Дойч, Берт того же мнения, но он адвокат и слова не скажет, не вставив кучу «по причине» и «принимая во внимание». А я говорю начистоту, миссис Дойч: место свободно, и ваш муж может получить его, если хочет; но только нельзя расслабляться и ждать, когда оно само свалится ему в руки. Он должен его взять.

— Боюсь, что я не понимаю.

— А я уверен, что понимаете. Он должен показать, что хочет этого. Не бывает работы или сделки, чтобы все шло как по маслу. Всегда есть какие-нибудь мелкие осложнения. Это жизнь. Этого следует ожидать. Но в данном случае я не вижу больших проблем. Просто рабби Дойч должен показать, что хочет эту работу. Иначе, когда вернется рабби Смолл, найдутся такие, которые скажут, что хоть они и предпочитают рабби Дойча, рабби Смолл — молодой человек, обремененный семьей, и… начнется. Будут недовольные, и нам, как вы понимаете, прежде всего придется отстаивать свои интересы, — часть этой грязи попадет и на вашего мужа.

Миссис Дойч кивнула.

— Да, думаю, что я вас понимаю.

— Так что, по рукам, миссис Дойч?

— Я уже сказала, что решения принимает Хьюго, но я обещаю поговорить с ним.

— Это все, о чем мы просим, — сказал Марти, вставая. — Если я случайно загляну к рабби Дойчу, я не стану упоминать, что был здесь.

— Думаю, это правильно. Я не скажу о вашем визите.

— И тогда он решит, что все исходит от вас.

Она улыбнулась.

— Да, пожалуй, так будет лучше.

В машине Берт спросил:

— Ты думаешь, ей это удастся?

— Дело в шляпе, — фыркнул Марти. — Я не философ и не психолог — и близко нет, — но по работе мне часто приходится составлять мнение о парах, когда они вместе приходят брать кредит, — и обычно я разбираюсь, кто в доме главный. Поверь мне, в их доме это она.