Гарри Кемельман - В понедельник рабби сбежал

Гарри Кемельман

В понедельник рабби сбежал

Семье и друзьям в Израиле

От издателя

Книги Гарри Кемельмана известны во всем мире и вот уже почти сорок лет уверенно себя чувствуют в мировом Океане детективов. Герой Кемельмана, застенчивый молодой раввин-ученый, конечно же, напоминает и знаменитого отца Брауна (хотя бы своей неряшливостью в одежде), и средневекового английского монаха брата Кадфаэля — любовью к уединению, и китайского судью Ди — вниманием к тончайшим различиям в вероисповеданиях. И всех их — твердостью своих религиозных убеждений. И, конечно же, неподдельным интересом ко всем проявлениям жизни. И замечательным чувством юмора…

Но есть и отличие. Это не детективы действия — это детективы размышления. «В Талмуде есть все» — говорит рабби Смолл, и, виртуозно применяя диалектический метод его изучения, из любой ситуации выходит, как и положено любому детективу-любителю, детективом-победителем.

Четыре романа из «недельной» серии о рабби Смолле уже вышли из печати. Читателя ждут еще шесть увлекательных и познавательных книг с хитроумными сюжетами и множеством интересных подробностей из жизни еврейской общины маленького городка в Новой Англии.

Об авторе

Гарри Кемельман, родившийся в 1908 году в Бостоне, штат Массачусетс, создал образ одного из самых известных детективов-священнослужителей — рабби Дэвида Смолла. Писательская карьера Кемельмана началась с коротких рассказов для журнала «Эллери Квинс мистери мэгэзин», героем которых был профессор из Новой Англии Никки Вельт. Первый из этих рассказов, «Прогулка длиной в девять миль», считается классическим (позже под этим названием вышел сборник рассказов о Вельте). Серия романов о рабби Смолле началась в 1964 году с романа «В пятницу рабби долго спал», который стал бестселлером и в 1965 г. принес Кемельману премию Эдгара По за «Лучший первый роман».

Гарри Кемельман умер в 1996 году. Его дочь Диана, передавая издательству эксклюзивное право на издание книг Кемельмана на русском языке, написала:

«Мой отец был потрясающим человеком. Он делал вино. И скульптуру. Очень хорошо играл в шахматы. Играл на флейте и на скрипке. Читал запоем. Он был самым большим интеллектуалом из всех, кого я когда-либо встречала, и знал все: математику, пчеловодство, историю и религию, литературу. Говорил на французском, на идиш, на иврите и на немецком. Он был поистине человеком Возрождения».

Как возник рабби Смолл

Предисловие Гарри Кемельмана

Я родился и вырос в одном из еврейских кварталов Бостона. Мы несколько раз переезжали, но всякий раз — в еврейский квартал, то есть в такой, где живет достаточно евреев, чтобы обеспечить рентабельность еврейских мясной и бакалейной лавок. В последней можно было купить селедку и ржаной хлеб с твердой коркой вместо упакованных в вощеную бумагу круглых булок, которые продавались в обычных магазинах и которых, согласно рекламе, «не касалась рука человека» (ну конечно же). Эти лавки должны были располагаться так, чтобы от любого дома до них можно было дойти пешком: в те дни мало у кого были машины, да и те зимой стояли в гаражах, так как улицы не расчищали от снега, а только посыпали песком. В любом районе, где были рентабельны эти две лавки, были рентабельны и школа с синагогой.

Я пропускал школу каждый еврейский выходной, потому что ходил с отцом в синагогу. Там я бормотал положенные отрывки так быстро, как только мог, но мне никогда не удавалось сравняться в скорости с отцом. Он успевал прочесть «Амида»[1] и сесть, а я еще был на середине, хоть и спешил изо всех сил. На Верховные праздники[2], когда синагога была набита битком, под предлогом, будто я иду на балкон к матери, мне удавалось улизнуть, чтобы поиграть с другими мальчишками, а позже, когда я подрос, — пофлиртовать с девочками.

В синагоге все прихожане читали отрывки из Торы[3] на иврите, однако лишь немногие понимали значение произносимых ими слов. Мы не молились — по крайней мере в том смысле, что ничего не просили и ни о чем не умоляли. Мы произносили благословения и слова благодарности и читали отрывки из Библии и псалмы. Если молитвы и содержали какие-то просьбы, то они касались земли Израиля и еврейского народа в целом. Возможно, я упрощаю, но все же показательно, что наш эквивалент молитвы «Отец наш небесный, хлеб наш насущный дай нам на сей день» звучит как «Благословен Ты, Господь, породивший хлеб из земли».

Пятьдесят лет назад я переехал в один из городков Новой Англии — «янки-городок», названный в моих книжках Барнардс-Кроссингом. Евреев там было немного, и когда они решили учредить синагогу, ее пришлось сделать консервативной (о трех, конечно, не могло быть и речи), — чтобы характер службы не был слишком чужд ни для нескольких пожилых ортодоксов, ни для реформистов[4]. По правде говоря, большинство из них о своей религии знали очень мало или совсем ничего. Они были американцами во втором или третьем поколении. Их родители немногое усвоили от своих родителей-иммигрантов и еще меньше передали своим детям. Лишь один-два человека из числа старых ортодоксов соблюдали дома кашрут[5].

О религии как таковой они знали по книгам или фильмам, но принципы иудаизма им были почти неизвестны. Типична реакция одного молодого адвоката, который попросил нанятого общиной раввина благословить только что купленный им кадиллак. Он удивился и обиделся, когда раввин ему отказал, сказав, что не может благословить вещь. Большинство друзей адвоката, которым он рассказал об этом в синагоге, отнеслись к этому так же.

Несоответствие между взглядами раввина и прихожан и возникавшие в результате этого проблемы показались мне весьма занимательными, и я написал об этом книжку. Мой издатель, Артур Филдс, счел ее скучноватой и в шутку предложил мне оживить текст, добавив в него кое-какие захватывающие моменты из моих детективных рассказов. Проходя как-то мимо большой стоянки для машин возле нашей синагоги, я вдруг поймал себя на мысли, что это очень удобное место, чтобы спрятать труп. И поскольку раввин — это человек, обладающий юридическими знаниями, чья главная функция — разрешать представленные на его рассмотрение споры, мне показалось, что в качестве детектива-любителя, докапывающегося до истины, это будет идеальный персонаж. Так родился рабби Дэвид Смолл.

Глава I

Сидя на диване в гостиной, Мириам с головой ушла в воскресную газету. Услышав стук двери между прихожей и кухней, она позвала:

— Дэвид? Мистер Рэймонд позвонил, как только ты уехал. Похоже, что-то важное.

Потирая руки от холода, рабби Дэвид Смолл вошел и встал перед радиатором.

— Я видел его в храме[6].

— Ты опять без пальто?

— Я прошел от машины до храма, только и всего.

— Всю зиму ты проходил с простудой.

— Один-единственный насморк…

Несмотря на хорошее здоровье, рабби Смолл был худ и бледен и выглядел намного старше своих тридцати пяти из-за близорукости и сутулости. Свекровь всегда напоминала Мириам, что он должен побольше есть.

— Один, но всю зиму. Он хотел тебя видеть по поводу контракта?

Рабби покачал головой.

— Нет, чтобы сообщить, что правление постановило не проводить общинный Седер[7] в будущий Песах[8].

Мириам заметила, что он чем-то недоволен.

— Но до Песаха еще четыре месяца.

— Четыре с половиной месяца, — поправил он. — Но сообщил он не для того, чтобы предупредить заранее. Как наставник религиозной школы я должен передать директору, что не надо начинать готовить детей к службе. Это называется обращение по инстанции: когда я был капелланом в армии, по всем вопросам я должен был обращаться к пастору Беллсону, а не непосредственно к полковнику.

Она не могла не заметить горечь в его тоне.

— Он сказал, почему они решили не проводить Седер?

— Только после того, как я спросил. Он сказал, что за последние два года мы только потеряли на этом деньги.

— Ты недоволен?

— Я недоволен тем, что меня не пригласили обсудить это с правлением. Меня уже не волнует, что я не присутствую на их заседаниях, хотя каждый новый состав приглашал меня с самого начала, шесть лет подряд. То, что эти решили обойтись без меня, достаточно показательно. Но празднование Песаха относится к юрисдикции раввина, и я вправе надеяться, что они хотя бы поинтересуются моим мнением. Зачем я здесь, если я не участвую в решении подобных вопросов? Я что, просто функционер, отвечающий за проведение церемоний? Они что, думают…

— Но ты уверен, что это преднамеренно, Дэвид? — спросила она с тревогой. Он был очень раздражителен последнее время, и она попыталась успокоить его. — Они новички, наверное, просто чего-то не понимают…