Гера. Детектив - Александр Асмолов
Кладоискателю вдруг стало так хорошо на сердце. Не от находки дорогой, а от сознания, что он как-то сопричастен к той далекой жизни, протекавшей здесь когда-то. Просто он окошко распахнул, а свет вдохнул жизнь вновь во все то, что окружало Николая Игнатьева и все его семейство. Вот он русский дух. Жив…
Тщательно собрав все из земли, пересчитал. 327 предметов. Самое ценное и хрупкое распределил по карманам, так, чтобы не было заметно, Остальное упаковал в свой, видавший виды рюкзак. Затем Гера принялся маскировать следы своей необычной находки. Пришлось потрудиться, повторяя освобождение фронтальной части фундамента от травы, чтобы навести на мысль проведение измерений периметра барского дома и особенного его парадного крыльца. За пару часов Гера управился, сделав фотографии открывшихся остатков кладки и фундамента своим коммуникатором.
Затем он отыскал по описаниям «девчонок» старый погост около разрушенной церкви. Пришлось опять работать лопатой, расчищая затянутые дерном и поросшие травой могильные холмики. Отыскалась среди них и раба божия Антонина Владимировна Игнатьева. Уставший Гера посидел на бугорке рядом с ее могильным камнем и повторил слово в слово второе письмо сына к матери. Он сразу запомнил его наизусть, уж слишком оно показалось близким его душе. Рассказал все, что знал о Николае, будто и на самом деле поговорил с его матерью. У каждого народа свои традиции. У русских они такие. Принимать их или нет — это уже выбор потомков, которым иногда так хочется вновь пообщаться с теми, кто был дорог, а то и просто жил здесь.
Уже вечерело, когда студент присоединился к таксисту и нескольким старожилам Аркадьево. Они сидели по старой традиции за нехитрым столом и что-то напевали. Сергеич, похоже, не удержался и приложился к чарке с зельем. Гера не стал ничего обсуждать, понимая его настроение, только предложил самому сесть за руль. Дорога тут разбитая, но почти безлюдная, так что и его навыков вождения хватит подвести «усталого» водителя до дома в Бежецке.
Прощаясь, обещали обязательно навестить, а еще и поставить памятник Николаю Игнатьеву, дабы просьбу его последнюю исполнить. Таксист дремал на пассажирском сидении, время от времени просыпаясь и давая какие-то советы. Изредка на дороге встречались пацаны, возвращавшиеся то ли с рыбалки, то ли ходили по грибы. Чаще дорогу перебегали лисы да ежики.
На одном из поворотов около какой-то деревеньки им навстречу попался внедорожник. Гера удивился — для местного фермера слишком дорогая машина. Когда машины поравнялись, удалось мельком разглядеть номер. Он был столичный.
— Ты что побледнел-то? — удивился таксист.
— Показалось… — отмахнулся Гера, но остановился и выключив сотовый, вытащил из него аккумулятор.
— М-да, машинка не здешняя и больно крутая… Не за тобой ли, паря?
— Похоже…
— Вона как! — Сергеич набычился. — А ну-ка вот на том перекрестке направо сверни… Давай-давай. Знаю, что говорю. Указатель на Лопуськово видишь? Вот… Там у меня брательник двоюродный. Я у него остановлюсь, а тебя он до станции подбросит. О деньгах не думай. Я эту братву жуть как не люблю. Шакалы…
Действительно, только такси подкатило к большой избе с резными наличниками и почему-то окрашенной в желтый цвет скамейке у калитки, как вышел коренастый, с животиком улыбающийся мужик. Насторожился, заметив незнакомца за рулем, но, увидев Сергеича, раскинул ручищи для объятий. Объяснения были недолгими, и минут через пять старенькая «шестерка» затряслась в сторону Бежецка.
— А что скамейка-то в желтый цвет окрашена? — полюбопытствовал Гера.
— Маяк, — хохотнул «брательник». — Это у вас в столицах иллюминация всю ночь, а у нас бывает ни зги не видать, и света нет. Тогда моя старшенькая свечку в старой лампе запилит и на скамеечку ее. Далеко видать…
— Да, голь на выдумку хитра.
— А-то!
— Мне бы на какой-нибудь поезд или электричку до узловой станции успеть.
— Дык, ближайший на Бологое или Питер в 22:50, — поджал губы «брательник». — Ты, мил человек, лучше на попутку. Мы сейчас на автостанции кого-нибудь поймаем. Все так делают. Соточку, и ты в Волочке. За разговорами дорога короче.
Через четверть часа Гера оказался в кабине разговорчивого Игорька. Поджарый и улыбчивый мужичок живо заинтересовался историей семьи Игнатьевых, даже в шутку настаивал ехать вместе до Питера.
— Смотри, до Вышнего Волочка нам пару часов, если все будет тип-топ. На семичасовой в Москву не успеем, а в десять с чем-то останавливается мурманский. Договоришься с проводником плацкартного до столицы, а то и в купе такого голубоглазого позовет. Эх, мне бы твои заботы…
После рассказа попутчика об Игнатьевых, водитель помолчал и спросил:
— А ты серьезно на счет памятника-то… Ну, деньгами мы не богаты, а вот ежели соберешься что везти в Бежецк, ты это… Вон там возьми мою визитку… Позвони. Мы с мужиками решим, как помочь. Сто пудов решим… А то эти новые русские только «Ельцин Центры» и могут строить…
Он скрипнул зубами.
— Ну, пока время есть, расскажи еще про этого Игнатьева… Как бишь там его… Да, Николай!
ГРАФ
Его разбудил аккуратный, но настойчивый стук в дверь. Гера глянул на часы. Ого, как он знатно поспал. Привык уже к общаге… На пороге стояла взволнованная Наташка.
— Ты куда пропал? — ее глаза заблестели от нахлынувших слез. — Не предупредил. Сотовый отключил. Совсем, что ли…
Гера молча обнял ее за плечи, прижимая к себе. Девушка не сопротивлялась, только шагнула к нему навстречу. Они так и стояли обнявшись у открытой двери в комнату общежития.
— Все, можем сойти с этой тряпочки, комнату твою не зарыдаю, — попробовала она пошутить и улыбнулась.
— Извини… Проходи, я только умоюсь… И чайник поставлю.
Через четверть часа они сидели за столом напротив друг друга и пили чай.
— А в розеточку не пробовал варенье из трехлитровой банки положить?
— Не получается, — усмехнулся он, — заканчивается быстро, а так вроде и не убывает.
— А эту ложку с длинной ручкой специально купил? — не сдавалась гостья.
— Не-е, это наследство…
— Ложка?
— Ну, это же «доставалка», видишь вырезано на обратной стороне… Достояние этой комнаты,
