Завещание моего бывшего - Хотатэ Синкава
Томихару рассказал, что Рё пока взяли к себе Такуми и Юкино. Мальчик еще не понял, что отца арестовали, а сама пара не приехала ко мне, сославшись на необходимость быть рядом с ребенком.
Еще он рассказал, что вслед за Рё в дом Юкино перебрался Вакх, хотя до сих пор ни разу не покидал усадьбу Эйдзи. Говорят, собаки чувствуют неуверенность людей и держатся рядом. Значит, Вакх не бросит Рё. Тогда я спокойна.
Затем, как ни странно, нагрянул брат. Масатоси долго рассматривал мое лицо, а потом сказал:
– Вот уж не думал, что ты окажешься по ту сторону.
Как юрист, я не могла пропустить это мимо ушей, поэтому тут же парировала:
– Против меня дело еще не заведено, я только подозреваемая. В Японии действует презумпция невиновности, и, пока суд не признал меня виновной, будь любезен, считай, что я ни к чему не причастна. Так что считаю неуместным твое заявление о тюрьме…
– Вижу, ты полна сил. Вот и хорошо, – расхохотался Масатоси.
Даже в неудобной камере я с первого дня спала прекрасно, а там, где проспишь две ночи, считай, уже твой дом. Поэтому я ощущала лишь спокойствие и наслаждалась бездельем. Само собой, у меня полно сил.
– Папа с мамой волновались, – сказал брат, и я фыркнула.
– Ладно мама, но чтобы папа?!
Брат вздохнул:
– Ты же его гордость – конечно, он волнуется.
Он меня не убедил.
– С чего это я его гордость? Он мне ни разу доброго слова не сказал, хотя тебя хвалил постоянно.
Масатоси пристально посмотрел на меня:
– Ты что, и правда ничего не помнишь?
Поскольку я не понимала, что именно должна помнить, видимо, действительно не помнила.
– Ты когда пошла в школу, заявила отцу: «Меня и так все хвалят. Ты, папа, хвали братика, а то ему никогда хорошего не говорят». Правда, сейчас я понимаю, что по отношению ко мне это звучало невежливо.
– Неужели я такое сказала?
Я совершенно этого не помнила.
– Еще как сказала. А брат твой старший очень обиделся.
После этого он пересказал мне пару-тройку сплетен, сообщил, что выбрал с Юкой день бракосочетания, и ушел.
Последней меня навестила Саэ. С разочарованным видом она вошла в комнату для свиданий, уселась передо мной и некоторое время не произносила ни слова. Поскольку это она попросила о встрече, я не считала себя обязанной заводить разговор и решила просто помолчать.
На свидания отводилось минут пятнадцать, но первые пять мы провели в тишине. Даже полицейский где-то позади меня уже нервно завозился, когда Саэ проронила:
– Спасибо.
Для такой упрямицы и это достижение.
К тому времени, как Саэ пришла ко мне, допросы Додзё уже многое прояснили и его показания активно обсуждались в прессе. Он узнал, что Рё не его сын, из дневника покойной жены, однако скрыл это и воспитывал мальчика как собственного ребенка. Масами же так и не рассказала об измене, поскольку слышала, что когда-то от Гиндзи забеременела экономка семьи и ей отказали от дома.
Однако, к несчастью для себя, Эйдзи узнал правду и вечером двадцать девятого января сам позвал к себе Додзё и объявил, что собирается переписать завещание и оставить наследство Рё. Он наверняка сделал это из добрых побуждений, но неосознанно пробудил в душе обманутого мужчины злобу. На следующий день, на рассвете тридцатого числа, тот пробрался в усадьбу и прикончил Эйдзи, введя ему в вену хлорид калия, который не обнаружили бы при вскрытии. А помня, как хозяин усадьбы показывал ему образец «Масл мастер Зет», Додзё вытащил один шприц и вложил его в руку убитого.
После его заявления началось повторное расследование, и понемногу стали появляться улики. Например, толщина иглы от шприца для инъекций животным, которых у Додзё было много, совпала со следом от укола на бедре Эйдзи.
Убить Эйдзи он решился, поддавшись бесчеловечной мысли: все равно тот умрет в ближайшие дни – если сократить его жизнь всего на несколько дней, никакого наказания не последует. Уже позже ему в голову пришло, что если неверность жены все равно всплывет наружу, то смысла в этом убийстве не будет. Возможно, здесь тоже сработал тот самый эффект «Конкорда»: когда Мураяма спросил, примет ли он наследство, положенное Масами как бывшей девушке Эйдзи, Додзё решил убрать и адвоката.
Мураяму он убил, нанеся на сигареты аконит, которым лечил животных. А узнав заранее, где хранится список, украл сейф и выбросил в ближайшую реку.
– Саэ, ты ведь знала об измене Масами? – спросила я, и девушка молча кивнула.
Она наверняка тщательно изучила список и видела имя покойной жены Додзё. Но девушка не решалась говорить плохо о покойнице, и именно поэтому секрет остался секретом. И все же это не спасло девушку от опасности.
– Кстати, я принесла то, что тебе нужно, – показала она толстую пачку бумаг. – Потом передам охране.
Я через Цуцуи попросила Саэ собрать кое-какие материалы.
Когда я поблагодарила ее, она резко отвернулась:
– Особо и не за что.
Профиль ее выглядел несимпатично, зато в ушах покачивались серебристого цвета сережки в форме звездочек. Они привлекли мое внимание, потому что были совсем не во вкусе Саэ: вещицы, скорее, спортивного дизайна.
– Славные сережки! – ляпнула я не задумываясь.
Саэ дотронулась до уха и посмотрела на меня. Секунд десять мы с ней молча смотрели друг на друга, и вдруг ее глаза стали медленно наполняться слезами. Она снова отвернулась, будто прячась от моего взгляда, но я заметила, как Саэ моргнула и по щеке ее скатилась слезинка.
– Это Эйдзи мне подарил. На День совершеннолетия…[25] Эйдзи умер, господина Додзё арестовали… – потупилась она и пробормотала: – Не везет мне с мужчинами. Ну почему вся моя любовь – неразделенная?
Девушка вытерла глаза, размазав тушь по векам. Мне хотелось сказать, что ее проблемы в любви не связаны с везением, но она выглядела так непривычно мягко, что стало очень жаль ее, и я промолчала. Насколько она была влюблена в Эйдзи, настолько же, наверное, теперь ненавидела себя за то, что испытала теплые чувства к его убийце.
Я вдруг вспомнила о салфетках, которые передал мне Масатоси, зная о моей аллергии на пыльцу. Едва я вытащила одну из кармана и хотела протянуть девушке, как рука натолкнулась на акриловую панель. Странно, на миг я почему-то о ней забыла.
– Что ж,
