Последний грех - Роман Валериевич Волков
Связанный повис как мешок. Он перестал дергаться и только надсадно кряхтел. Похоже, ему действительно было уже очень нехорошо.
Роман махнул отцу Антипе, отпуская того по делам, и вошел на территорию монастыря. Мужчина следовал за ним. Внутри им почти никто не встретился. А те несколько монахов, которые попались по дороге, быстро кланялись и спешили поскорее уйти.
Великан-священник шел широким шагом, придерживая свою необычную ношу, и не оглядывался. Проситель старался не отставать, из-за чего почти бежал. Когда маленькая кавалькада добралась до места, он дышал почти так же надсадно, как и его сын.
Возле крестообразных козел отец Роман остановился, ударом ноги вышиб бревно, которое на них лежало, и сгрузил с плеча свою ношу. Он поставил парня на колени, и развязал веревку перекинул его руки через перекладину козел.
– Батюшка… что это вы задумали? – растерянно поинтересовался отец, но ответа не удостоился.
Настоятель молча зашел под навес конюшни, который высился неподалеку, и через минуту появился с хлыстом в руке. Краска схлынула с лица пожилого мужчины. Его глаза в панике стали перебегать со стоящего на коленях и почти потерявшего сознание сына на огромную фигуру священника с плетью. Но ни возразить, ни задать вопросы он не успел. Все так же, не говоря ни слова, отец Роман бросил плеть ему. Та, стукнувшись в грудь застывшему от страха отцу, упала в снег.
– Давай, отец. Поучи сына, если раньше руки не доходили, – проговорил настоятель монастыря. Он подошел к парню, быстро стащил с него куртку и рубашку, бросил в снег и снова посмотрел отцу прямо в глаза. – Ведь кроме тебя беса из него никто не выгонит.
От холода наркоман начал приходить в себя и попытался дернуться, однако отец Роман не дал ему сделать ни одного движения. Он быстро опустился напротив него на колени и сжал перекинутые через козлы руки своими руками. Глаза смотрели в глаза. Взгляд священника был спокоен и сосредоточен. Он буквально прожигал насквозь. И парень замер, как загипнотизированный удавом кролик. По его худой спине, украшенной дешевенькими трайбл-татуировками, пробежала дрожь, но вырваться он даже не пытался.
– Божий вечный, избавляющий человеческий род от плена дьявола! – начал говорить отец Роман, и под звучание его слов отец несчастного поднял плеть. – Освободи твоего раба Кирилла от всякого действия нечистых духов, повели злым и нечистым духам и демонам отступить от души и тела раба твоего Кирилла, не находиться и не скрываться в нем.
Мужчина колебался. Он сжимал и разжимал в руке плеть, но никак не мог решить, что же ему делать. Он смотрел на сына, на его татуировки, и в памяти стали всплывать картины, которые он уже привык видеть в ночных кошмарах. В висках застучало, к горлу подступил противный колючий ком.
Идиотское выражение лица Кирилла, искаженного очередной дозой. Текущие по подбородку слюни. Неприкрытая животная ненависть, с которой он орал и кидался на мать, требуя денег. Когда он ударил ее первый раз, потом попросил прощения. А в следующий раз – уже нет.
– Да удалятся они от создания рук Твоих Во имя Твое святое и единородного Твоего Сына, и животворящего Твоего Духа, – плыл по морозному воздуху голос настоятеля монастыря. И будто выдавливал из памяти все новые и новые отвратительные картины.
Вот Кирилла притаскивают домой какие-то подозрительные типы. Он не в себе, не может пошевелиться или сказать слово. Штаны мокрые от мочи, куртка заблевана. А потом, буквально на следующее утро, едва оклемавшись, он вынес из дома стиральную машину, разбив отцу губы кулаком, когда тот попытался его остановить.
Воспоминания наплывали сплошным потоком под монотонный распев отца Романа:
– Чтобы раб Твой, очистившись от всякого демонского действия, пожил честно правдиво и благочестиво…
Они с женой едва успели вызвать «Скорую», когда сын порезал себе вены кухонным ножом. Все было в его крови. Думали уже, что не выкарабкается. Через несколько недель он вернулся из больницы… В голове мужчины рванул взрывом звук бьющегося хрусталя и истеричный смех Кирилла. Он крушил молотком сервант с посудой, которую они собирали двадцать лет и берегли для гостей. И для времени, «когда сыночка женится»…
– …удостаиваясь Пречистых тайн Единородного Твоего Сына и Бога нашего, с которым благословен и православен Ты вместе с Пресвятым Всеблагим Животворящим Твоим Духом Ныне и всегда во веки веков. Аминь.
На последнем слове пелена воспоминаний будто спала с глаз отца. Он вздрогнул и посмотрел на Кирилла. Спина сына была исполосована следами от ударов, в некоторых местах кожа лопнула, кровь окрасила снег красным. А ведь именно этого мальчика они с женой так ждали, так хотели. Так холили, лелеяли и любили. Когда он был маленьким, он ведь был похож на ангелочка.
Мужчина выронил плеть и почувствовал, будто его руки коснулась маленькая ручка ребенка. Его сына… Не в силах больше сдерживаться, он упал на колени и разрыдался.
Отец Роман поднялся на ноги, надел на шею бесчувственно повисшего на козлах парня крестик, поцеловал в лоб и поднял за плечи. Посмотрев на рыдающего отца, он вздохнул и понес свою ношу, как пастух овцу, к лазарету.
Глава 36
Иван и Святослав шли рядом через небольшой сквер возле здания телестудии. Майор следил, как сероватое зимнее небо прорезают птицы, а журналист исподтишка поглядывал на него и размышлял, как завязать разговор.
Наконец он спросил:
– Вы на войне были?
Соколов повернулся к нему не то с удивлением, не то с иронией.
– На Кавказе – нет, – ответил он коротко.
– А где были?
– В Москве. На необъявленной.
Кривая усмешка недвусмысленно давала понять, что он об этой самой «необъявленной» думает. По идее, на этом разговор на данную тему должен был бы и закончиться, но у Миронова имелись свои планы на этот счет. Он тоже криво усмехнулся и продолжил:
– Ну, на Кавказе тоже была необъявленная. Мне вот довелось. Я тогда совсем молодой был, поехал военжуром.
– Ну, что за история? – без особого интереса спросил Святослав. Было видно, что он не горит желанием слушать чужие излияния и уж тем более откровенничать сам. Но журналист не собирался обращать на это внимание. Если бы он так делал, то за все годы профессиональной деятельности ничего бы не добился. А Ивану было чем похвастаться на журналистской ниве. Поэтому, сделав вид, что его собеседник сгорает от любопытства, он заговорил:
– Так вот, эта история уже в легенду
