Джон Гоуди - Пелхэм, час двадцать три

Огонек на путях приближался очень медленно. Берри задался мыслью, как бы двигался он сам, если бы шел навстречу дулам автоматов. В слабом свете, падавшем из окон вагона, он различил две фигуры. Полицейские они или нет, видно не было, но кем ещё они могли быть? Наверняка не банковскими клерками. Интересно, о чем сейчас думают те двое на рельсах? И тут без всякой видимой причины в его сознании возник образ покойного дядюшки.

Что сказал бы дядюшка Эл по поводу двух полицейских, смиренно доставляющих миллион долларов банде террористов (или бандитов, как бы он их назвал, в ограниченном словаре дядюшки Эла все нарушители закона были бандитами)? Для начала дядюшка Эл в это просто не поверил бы. Наверняка он, как и его начальники в те времена, ввязался бы в перестрелку. Полсотни или сотня полицейских открыла бы огонь из автоматов, и в конце концов перебили всех преступников. Заодно погибли бы с полдюжины полицейских и большая часть заложников. На языке дядюшки Эла это означало, да так в то время думало и большинство людей, что выкуп за похищение могут платить частные лица, но не полиция. Полицейские должны ловить преступников, а не платить им деньги.

Во времена дядюшки Эла все было иначе. Люди не испытывали отвращения к полицейским, зато их боялись. Только попробуй крикнуть «свинья» — и окажешься в подвале полицейского участка, где тебя до крови отделает компания развеселых садистов. А во времена отца дядюшки Эла работа полиции была ещё проще: большинство проблем решалось самим полицейским. Толстяк ирландец с налитым пивом брюхом шустро находил виновного и награждал его пинком под зад. Ну что ж, работа полицейских претерпела большое изменение за три поколения, что его семья отслужила в полиции. Люди обзывают полицейских свиньями — и никто их не наказывает. Зато лейтенант тебе задаст, если заедешь какому-нибудь типу пониже спины (а если окажется, что парень черный, может вспыхнуть бунт и тебя затопчут до смерти, прежде чем подоспеет помощь).

Предаваясь вялым размышлениям, с одной стороны он мог прекрасно себе представить, как была бы возмущена Диди поведением дядюшки Эла, не говоря уж об его толстопузом отце. С другой стороны, она наверняка осталась бы довольна, что полицейские служат у бандитов на посылках — для неё это стало бы неким проявлением нового порядка, когда полицейские по-настоящему становятся слугами народа. Да, кстати о Диди. Сзади, там, где попка, у неё кое-что было. Правда, у него не было ясного представления, что должно быть на попке спереди. Но он мог надеяться, что, любя друг друга, они смогут в конце концов произвести на свет жизнерадостного малыша с нужным количеством ручек и ножек.

В задней двери появились две физиономии. Одна принадлежала постовому в голубом шлеме, другая — сержанту транспортной полиции, на фуражке которого тускло блестела золоченная эмблема. Сержант посветил фонариком в вагон, постовой снял с плеча брезентовый мешок и швырнул его на пол. Тот упал с мягким стуком. Наверное, такой же звук произвел бы мешок с туалетной бумагой. Полицейские с багровыми, но непроницаемыми лицами, развернулись и ушли.

Лонгмен смотрел, как деньги посыпались на пол, когда Райдер перевернул мешок. Десятки зеленых пачек, аккуратно перевязанных резиновой лентой. Миллион долларов, их мечта, валялся на грязном полу вагона.

Стивер разделся, тщательно сложив плащ и пиджак на соседнее сидение, и Райдер проверил завязки его жилета для денег. Четыре таких жилета обошлись Райдеру в кругленькую сумму. Они были похожи на бронежилеты, надевались через голову и завязывались по бокам. На каждом было по сорок карманов, равномерно распределенных спереди и сзади, и по две завязки. Сто пятьдесят пачек банкнот означало тридцать семь с половиной пакетов на каждого. Но они не собирались делить деньги так точно. Двоим достанется по тридцать восемь, а двое остальных получат по тридцать семь.

Стивер стоял как манекен, опустив руки, пока Райдер вкладывал по пакету в каждый из карманов. Когда он закончил, Стивер оделся, прошел в середину вагона и поменялся местами с Уэлкамом. Пока Райдер наполнял его жилет, тот нес какую-то чушь, но Райдер молчал и работал методично и ловко. Когда Райдер взмахом руки позвал его, сердце Лонгмена забилось, он буквально ликовал, торопливо пробираясь по вагону. Но Райдер начал снимать свой плащ и пиджак, и Лонгмен обиделся. Нечестно, если он окажется последним. В конце концов, разве не он предложил саму идею? Но когда он прикоснулся к деньгам, обиду как рукой сняло. В некоторых пакетах, которые он рассовывал по карманам жилета Райдера, было по десять тысяч долларов, в других — по двадцать!

— Вот это деньги, — прошептал он, — просто не верится.

Райдер промолчал и повернулся так, чтобы Лонгмен смог заполнить задние карманы жилета.

— Как бы мне хотелось, чтобы все осталось позади, — продолжал Лонгмен. — Чтобы все скорее кончилось.

Райдер поднял руку и ледяным тоном заявил.

— Дальше все будет очень просто.

— Просто! — воскликнул Лонгмен. — Все слишком рискованно. Если что-нибудь пойдет не так…

— Раздевайся, — скомандовал Райдер.

Когда Райдер с ним закончил, все вернулись на свои места. Шагая в голову вагона, Лонгмен чувствовал, как вес денег прижимает его к полу, хотя прекрасно понимал, что его тридцать семь пакетов весят всего лишь пять шесть фунтов. Его удивило, что некоторые пассажиры посматривают на него с завистью и, возможно, даже сожалеют, что им не хватило дерзости и ума придумать нечто подобное. Ничто кроме денег, горячих живых денег, не меняет до такой степени образ мыслей. Он широко улыбался, натягивая маску. Но когда Райдер вернулся в кабину, Лонгмен улыбаться перестал. Предстояло ещё выбраться отсюда, а это была самая сложная и неприятная часть всего предприятия.

Неожиданно у него появилось предчувствие, что ничего не получится.

— Пелхэм Час Двадцать Три вызывает Прескота из центра управления, — произнес в микрофон Райдер.

— Я слушаю. Прескот на связи.

— Прескот, карандаш у вас в руках?

— Да. Ну, и что с деньгами? Все в порядке? Сумма, цвет и все прочее, верно?

— Прежде чем я начну давать вам указания, напоминаю, что их следует выполнить абсолютно точно. Жизнь заложников по-прежнему в опасности. Это я хочу особо подчеркнуть. Понятно?

— Ты — грязный подонок!

— Если поняли, просто скажите «да».

— Да, мерзавец.

— Я собираюсь перечислить пять пунктов. Запишите их без лишних комментариев. Пункт первый: после окончания нашего разговора вы восстановите питание во всем секторе. Поняли?

— Я вас слушаю.

— Пункт второй: после того, как питание будет восстановлено, вы освободите все пути отсюда и до станции Саут-Ферри. Под этим я понимаю, что будут установлены должным образом все стрелки, местные поезда отсюда и до станции Саут-Ферри уберут с дороги и все светофоры переключат на зеленый. Я особо подчеркиваю вопрос о светофорах. Все они должны давать зеленый. Не вздумайте нас останавливать красным светом. Повторите, пожалуйста.

— Убрать все местные поезда отсюда и до станции Саут-Ферри. Все светофоры переключить на зеленый.

— Если мы увидим красный свет, то убьем заложника. Любое нарушение договоренности — и мы убиваем заложника. Пункт третий: все поезда, как местные, так и экспрессы, находящиеся позади нас, должны оставаться на месте. И никакого движения на севере, на участке между нами и станцией Саут-Ферри. Повторите.

— Поезда, которые находятся позади вас, не смогут слишком к вам приблизиться. Их остановит автоматическая блокировка.

— Тем не менее, они должны оставаться на месте. Подтвердите.

— Хорошо, я понял.

— Пункт четвертый: когда все поезда вплоть до станции Саут-Ферри будут убраны и все светофоры переключены на зеленый, вы со мной свяжетесь. Подтвердите.

— Связаться с вами, когда путь будет свободен, а светофоры переключены на зеленый.

— Пункт пятый: всех полицейских убрать из туннеля. Если это не будет сделано, мы убьем заложника. На станции Саут-Ферри не должно быть ни единого полицейского. Если этого не будет сделано, мы убьем заложника.

— Я вас понял. Можно мне задать вопрос?

— Насчет инструкций?

— Насчет вас. Вы понимаете, что вы — безумец?

Райдер взглянул на исчезавшие во мраке пустые пути.

— Это к делу не относится, — сказал он. — Я отвечу только на вопросы, связанные с моими инструкциями. Есть вопросы?

— Вопросов нет.

— С этого момента для их исполнения в вашем распоряжении десять минут. Потом снова свяжетесь со мной для получения окончательных инструкций. Подтвердите.

— Вы должны дать больше времени.

— Нет, — возразил Райдер. — Конец связи.

Прескот облегченно вздохнул, когда высшее руководство нью-йоркской полиции согласилось выполнить требования террористов. Не то, чтобы у них была возможность выбора, но он знал полицейских, сам был одним из них, и понимал, какую роль могли сыграть злость и раздражение. Ведь в конце концов полицейские тоже люди. Хотя и определенного сорта.