Сэм Льювеллин - Тросовый талреп
— Через десять лет те люди, которые сегодня сбрасывают отходы, будут уже далеко.
— Разумеется, — сказал он. — Такое вполне вероятно.
— Такое и происходит, — сказал я.
Толпа на бульваре болтала и смеялась, по озеру скользили туристические пароходы, мерцали фонтанчики воды, теснились маленькие ялики с яркими парусами. Все это создавало картину всеобщего благополучия. Люди живут в свое удовольствие, занимаются своими делами. И где-то в этом благополучном мире существует жестокое, четкое намерение — убить Гарри Фрэзера.
Я вытащил из своего нагрудного кармана листок, на котором у меня были скопированы с компьютера Джорджа Хэйтера сведения насчет той партии отходов. Вебер взглянул на листок, потом на меня, и у него брови полезли на лоб.
— Вот такого рода сведения, — сказал я. — Что это?
Он положил листок на стол и постучал по нему своей шариковой авторучкой.
— Первое, — сказал он. — Кислотный деготь. Продукт отходов от очистки нефти. Черное илистое дерьмо. Очень едкое. Можно это затарить, но если около него окажется хоть какая-то вола, оно взорвется. От этого дерьма настолько трудно избавиться по-настоящему, что теперь оно в своем роде устарело. Хм-м... — Он нацелил авторучку в следующую позицию в списке. — Бог ты мой!
Он аккуратно пил свое пиво.
— Что такое? — спросил я.
— ПСБ. Используется в электроэнергетике. Как покрытие для обмотки трансформаторов. Токсичное, раздражающее, канцерогенное. Как минимум вызывает у вас ужасную сыпь. И очень устойчивую. Для уничтожения необходима высокотемпературная мусоросжигательная печь с очистными сооружениями для дыма. Так что придется выложить по паре тысяч фунтов за тонну. Если иметь дело с почтенной компанией по уничтожению отходов. — Он пробежал авторучкой по пяти оставшимся строчкам. — Цианид. Ртуть. Кадмий. Тяжелые металлы. Разное смешанное дерьмо, едкое, раздражающее. — Он улыбнулся своей невеселой улыбкой. — Давно известная отрава.
— А как можно задешево избавиться от этого дерьма? — спросил я.
— Никакого дешевого способа тут нет и не может быть. Сжигание в печи дорого. Можно превратить это в пепел более простыми способами. Можно зарыть пепел в землю. — Он постучал авторучкой по листу. — Это какой-то груз?
— Думаю, что да.
— И кто же осуществляет сбрасывание?
— Вы никогда не сталкивались с Энцо Смитом? — спросил я.
Вебер поднимал бокал к своим губам. Услышав это имя, он застыл на секунду, напоминая восковую фигуру. Потом поставил бокал на стол и спросил:
— Эван добрался до бизнеса Энцо Смита?
— Эван не знал, что это бизнес Энцо Смита, — ответил я.
Вебер вздохнул.
— Господи, — сказал он. — Не удивляюсь, что он мертв.
Мое сердце билось с неприятной быстротой.
— Что вы хотите сказать этим? Что не удивлены? — спросил я.
— В прошлом году Энцо Смит обошел все компании, рассказывая, что у него есть мусоросжигательная печь в Гвинее-Биссау, и предлагая смехотворные цены за избавление от очень плохого дерьма. Я навел справки. Разумеется, этой мусоросжигательной печи и в помине не было. Но к тому времени какая-то компания передала Смиту груз, и он отправил его из Триеста. А спустя две недели залив Таранто был полон дохлых дельфинов.
— Стало быть, — заметил я, — он убивает дельфинов. Не людей. Вебер медленно отхлебнул своего пива и подержал во рту, словно для того, чтобы смыть привкус сказанного.
— Смит заявил, что этот груз по ошибке попал в какую-то мусоросжигательную печь в Палермо. Предъявил все документы, всю эту бумажную шелуху — никаких проблем. И это, разумеется, серьезный ключ к разгадке его деятельности.
— Коррупция — все-таки не убийство, — заметил я.
— Все передвижения токсических отходов согласованы на международном уровне. Однако в Италии, если вам нужно что-то от бюрократа, вы передаете ему тангенту, ну, взятку, и получаете все что хотите. Именно таким образом этот человек из «Очистки» и добыл свои документы у «Пиранези». Ну, а если вы член некой организации, то, возможно, вам даже и не надо платить тангенту.
Холодное пушечное ядро страха засело у меня в животе.
— А свидетельства этого у вас есть? — спросил я.
— Есть и свидетельства, — ответил он. — Но вы же не станете говорить о них в кафе, если имеете дело с мафией. Наступила устрашающая пауза.
— А с чего бы мафию стало интересовать такое обременительное дело, как химические отходы? — спросил я.
— Деньги, — ответил он.
— А как же насчет наркотиков, проституции?
— Там старая мафия, — сказал он. — Кроме того, не так-то уж и много денег от сбыта наркотиков, не то что раньше. Большая их часть утекает к пакистанцам, иранцам и колумбийцам. Поэтому те ребята, которые понастроили героиновых фабрик в Южной Европе, подыскивают новые способы быстро делать деньжата. Дельцы наркобизнеса сообразили, что могущественные компании отчаянно хотят избавиться от того дерьма, которое остается после того, как они сделали свою нефть, или свои трансформаторы, или что они еще там делают. И разумеется, большинство из этих компаний отличаются скупердяйством, ведь есть же новые методы, при которых не бывает грязи, но эти новые методы требуют больших капиталовложений, и компании предпочитают придерживаться старых. Зато в дальнейшем они сталкиваются с перспективой слишком дорогой оплаты услуг по избавлению от грязи. И тут являются посредники, готовые сделать это задешево. И компаниям не надо слишком сильно заботиться о том, что случится с их дерьмом или с теми, кто живет там, где кто-то его сбрасывает. Все как в делах с наркотиками. У Энцо Смита крепкие связи с людьми в Италии и в Нью-Йорке. Это могущественная группа людей.
Он спокойно смотрел на меня. Я отвечал ему таким же взглядом. Но я не видел его. Я видел Эвана и Джимми. Я видел выражение лица Тома Финна, слышал, как Мансини с грохотом бежит за мной вниз по лестнице и как нож вонзается в дверь.
— Почему все-таки Шотландия? — спросил я.
Я хотел понять: как мог какой-то итальянский барон наркобизнеса отыскать клочок серой воды к северу от Арднамеркена и решить, что это подходящая свалка для его отбросов? Кто-то должен был показать ему дорогу туда. Кто-то, хорошо знающий эти края.
— Выбирают, учитывая некоторые условия, — сказал Вебер. — Прежде всего это отдаленное место. Можно опрокидывать отходы прямо в море. Можно использовать какую-нибудь каменоломню...
— И какого рода каменоломня требуется для этого? — спросил я.
Он поднял бровь. Должно быть, его озадачило что-то в моем голосе.
— Не имеет значения, — сказал он. — Идеально иметь какую-нибудь глубокую нору, водонепроницаемую скалу. Быть может, гранит. И хороните туда это дерьмо.
Глубокая нора! Я думал об одной норе. О воронке, какие себе роют муравьиные львы. О пленке грязи, плывущей вниз по течению от устья ручья.
— Мне надо позвонить по телефону, — сказал я. — Извините.
Он пожал плечами.
— Заказать вам чаю?
— Пива, — попросил я.
Пробираясь меж столиками, я оглянулся. Вебер подзывал официанта. Телефон находился в стеклянной будке у стойки бара. Я смог дозвониться до Кинлочбиэга. Ответила Фиона. Я сказал:
— Они сбрасывают это в каменоломню.
— Что ты имеешь в виду? — Голос ее звучал устало.
— Они сваливают свои отбросы в Славную нору.
— И что я должна сделать? — Ее голос больше не был усталым.
— Полиция, — сказал я. — Журналисты. Служащие организаций по охране окружающей среды. Кому только можно, черт подери. Расскажи им все! Приведи их туда.
Мы попрощались. Это был неподходящий момент для того, чтобы говорить о любви. Пока я расплачивался за телефонный звонок, что-то случилось на террасе. Слышался звук разбившегося стекла, кричала какая-то женщина. Обыденное ресторанное происшествие.
А вечер был на исходе. Терраса ресторана выглядела блестящим бассейном, ее столики выстроились в белые ватерлинии. Горячий ветер трепал скатерти ни столиках, принося ровный сырой запах озера.
Я остановился в дверях. Кучка людей собралась вокруг столика, за которым я оставил Вебера. Толпа закружилась и рассыпалась. Мой рот внезапно стал сухим, как промокательная бумага.
Вебер лежал поперек стола. Руки его ухватились за край, щека вжалась в белую скатерть. Широко открытыми глазами он смотрел прямо на меня. Но уже никого и ничего не видел. Его лицо и губы сделались ужасающе синими, глаза — остекленели.
Тот официант стоял возле столика, размахивал руками и что-то быстро говорил. Словом, вел себя энергично. И поражал контраст между бледным лицом и бегающими черными глазками. Они уставились на меня. Официант ткнул рукой в мою сторону.
Я повернулся и нему спиной. Мои колени стали как желе, сердце бешено колотилось. Вебер мертв. Чей-то женский голос выкрикнул:
— Яд!
Я медленно уходил с террасы обратно в ресторан.
