Екатерина Лесина - Разбитое сердце королевы Марго
Замечательно.
– Но все равно… женился же… любил… ревновал…
Она закусила губенку, раздумывая, стоит ли довериться Далматову. Ей хотелось говорить, выговориться, похвастать своим умом, который позволил провернуть этакую замечательную аферу. Вот только желание это боролось со страхом.
– Ревновал, – призналась Варвара. – Вообще с катушек слетел! Псих ненормальный! Прикинь… поначалу я решила, что он… ну мужик… а он… тьфу… сынок маменькин. Чуть что, ей звонит, плачется… а она меня не любила! И на мозги ему капала, что, мол, надо развестись…
– А ты была против?
– Не то чтобы против. – Варвара скинула туфельку на пол и вторую отправила следом. – Оно мне по фигу было, только вот… сам посуди. Куда мне деваться-то? К папаше моему, на всю голову ударенному? Квартирка-то Андрюшке принадлежала. И купила ее мамашка до свадьбы, а значит, у меня на квартирку никаких прав. Выставил бы и забыл, как звали…
Верно.
Выставил бы и постарался забыть. Он ведь не совсем дураком был, тот парень. И не мог не сообразить, что поводок шантажа долго не продержится. Поэтому и свадьба была спешной… а после свадьбы – какие обвинения?
Какие доказательства?
Вся эта девичья афера рассыпалась бы карточным домиком.
– Нет уж… – Варвара потянулась. – Развод мне был не выгоден…
Чистая правда.
А без причины… нет, развели бы, конечно. Надежда не упустила бы случая избавиться от неугодной невестки, вот только парень тянул, не хотел посвящать мамочку в семейные проблемы.
Дотянулся.
– В тот день вы поссорились?
– Слабо сказано… Андрейка орал как ненормальный, я-де жизнь ему поломала, светлое будущее загубила, с мамочкой его дорогой рассорила.
Варвара скривилась.
– Если бы ты знал, как он меня достал! Казался нормальным парнем, клевым даже, а на деле – нытик… вечно ему то одно не так, то другое не этак… и типа стенает, что вот мама… я уже про маму его слышать не могла!
– Он сказал, что подает на развод?
– Ага.
Варвара соглашалась легко и выглядела при том совершенно счастливой.
– И ты его убила.
– Гонишь! – От былой легкости и следа не осталось. Варвара перекатилась на спину, затем вовсе с кровати сползла. – Я этого козла и пальцем не трогала! Он… это он меня ударил!
– За что?
– Я сказала, что его драгоценная матушка… в общем, тварь она, каких свет не видывал. Ваську вон на два года укатала и взятки берет. Все знают, что берет… ну и еще всякого наговорила. Он мне по морде и съездил. Я, говоря по правде, удивилась. Андрюшка… он же слизняк по натуре. Вот ты, Илюша, и придушить способен, и прикопать где-нибудь в садочке. Сразу видно, с характером мужик. А это… теля…
– За что его убили?
– Да никто его не убивал! Господи! Успокойся! Я пригрозила… короче, что одна штука выплывет… и даже если в суде ничего не докажу, то в городе про это все узнают. А наш городишко… дерьмовый он. Тут каждый чих по десять раз обсасывают, а уж то, во что Андрюша влип… сплетен лет на десять хватило бы, а то и на двадцать. Вот он и струсил. Говорю же, слизняк…
Только вряд ли слизняку хватило бы смелости в петлю полезть.
Да и сплетни – не тот повод, который способен нормального человека на самоубийство подтолкнуть. Или тот?
– Куда квартира делась?
Варвара потянулась к бутылке вина, но не сумела ухватить за горлышко. Покачнулась. Устояла, уцепившись за спинку кресла. Погрозила пальцем:
– Чем ты меня накачал?
– Не волнуйся, ничего серьезного. Это для того, чтобы поговорить могли.
– А мы просто поговорить не могли?
– Нет. Много врешь.
– Бывает… и не вру, а фантазирую! – Варвара подняла палец. – Чувствуешь разницу…
– С квартирой что?
– Банку отошла, я уже говорила…
– Ложь. И глупая. Проверить ее легко.
– Проверил?
– Проверил. Кредит был не так велик, и погасила ты его одномоментно. Полагаю, деньгами, вырученными за продажу квартиру.
– Вот! – Варвара добралась-таки до бутылки. – Ты все знаешь! Зачем спрашиваешь?
– Интересно. Как ты все это провернула…
– Быстро.
– Испугалась, что Надежда из квартиры выгонит?
– А то… ей было бы в радость меня выставить. Сказала бы, что квартирка ее… а если хочу, то в суд подать могу… но куда мне с нею судиться? Нет… я, может, университетов не заканчивала, только и не дура полная…
Возражать Далматов не стал: ни к чему девушку разочаровывать. Лишь поинтересовался осторожно:
– А остальные деньги куда подевались?
– Ушли. – Варвара развела руками. – Сам знаешь, у девочек иные запросы… а меня задолбало каждую копейку считать… туфельки себе купила… пальтишко… так, по мелочи… туда-сюда… и все… как-то оно быстро закончилось.
Варвара притворно вздохнула.
– Варенька. – Далматов пересел на кровать. – Скажи… хочешь денег?
– Кто не хочет.
– Много…
– Много – это сколько? – деловито уточнила Варвара.
– Много – это… – Далматов достал чековую книжку. – Видишь?
За то, чтобы избавиться от Варвары, он готов был заплатить.
– А ты, получается, очень даже… – задумчиво произнесла она. – Если можешь столько вывалить… и домик приличный… барахла в нем всякого… вдвое подыми.
– Жадность – грех.
– Ой, кто бы говорил… можно подумать, ты это честным трудом заработал. Вдвое, или разговора не будет.
Далматов согласен был поднять и втрое, не обеднел бы, но сдаваться без торга не позволял здравый смысл. С Вареньки станется снова поднять цену.
– Хорошо. Но будем считать, что я куплю твою игрушку…
– Какую?
– Паука. Понравился он мне…
– А я с чем останусь? – Варенька нахмурилась.
– С моей вечной благодарностью и неплохой компенсацией.
Этот вариант Варвару не слишком-то устраивал.
– С ним я больше могу заработать. – Она попыталась принять вид безразличный, но на чековую книжку все одно косила глазом.
– Можешь? – Далматов рассмеялся. – Варенька, бестолковая ты моя деточка, ничего ты сама не можешь. И ты это прекрасно понимаешь. Все твои романы… Андрейка – шантаж. Яков – сделка. Причем он купил тебя. Допускаю, что с Олегом и вправду острый приступ любви случился, незапланированной такой… бывает в его возрасте. «Бес в ребро» называется. Но это – не благодаря тебе. Совпадение. Случайность. И чужой злой умысел.
– Неужели? – Варвара прилегла рядом, приняв позу вызывающую, картинную и пьяновато-нелепую. – Если все так, Илюша, то чего ты боишься?
– Темноты. И пожалуй, бабочек.
– Что?
– Бабочек. Лепидоптерофобия, если слышала.
– Издеваешься?
– Нет.
– Издеваешься, – уверенней повторила Варвара и поерзала, подбираясь ближе. – Какой нормальный человек боится бабочек?
– А кто тебе сказал, что я нормальный? – Далматов отстранился. – Извини, подружка, но ты меня не привлекаешь.
– Почему?
Она потянулась к рубашке.
– Ты же не пробовал, Илюша… а вдруг понравится?
– Вряд ли. Не люблю пьяных потрепанных женщин.
– Я потрепанная?! – Возмущение было явным, непритворным. И обида еще. – Я не пьяная!
– Пьяная. И доступная.
– Не для всех.
Варвара села.
– Хочешь моего паучка? Отдам… даром отдам, если проведешь со мной ночь…
Она облизала пухлые губы.
– Ну же… Илюша… я даже поклянусь, что сестрице своей рассказывать не стану…
– Она и без рассказа узнает.
– Этого ты боишься? Брось… у вас с ней нет любви… и быть не может… ты же любить не способен… ты как я, только выгоды и ищешь… мы бы могли подружиться… ей тебя не понять. Она другая… добро там, порядочность? Все это ерундистика… Она тебе скоро надоест. И вообще, тебя к ней тянет только потому, что вы еще не переспали. А трахнешь, сразу все по-другому станет.
Варвара легла на спину, руки запрокинула, сунула в растрепанные волосы. Она выглядела одновременно и притягательной, и отвратительной.
Хотелось отвесить пощечину, крепкую, чтобы остался на белой щеке след, чтобы лопнули губы, кровь потекла. И потом взять Варвару за шею, сдавить и держать, чувствуя, как она бьется в тщетной попытке вырваться. Слушать хрипы.
Позволять вдохнуть.
– Ты… – Варвара откатилась. – Ты… ты ненормальный?
– Неужели? – Голос сел, и желание убить стало почти невыносимым. В конце концов, разве не избавит это от многих проблем?!
Правда, появятся другие, но их Далматов решит.
– Ты себя в зеркале видел?! Ты же форменный псих! – Теперь она испугалась. – Уходи, или я закричу! Я… я…
– Скажешь, что я пытался тебя изнасиловать?
Далматов встал.
И вправду стоило уйти. Не ради нее, но ради себя.
– Над предложением моим подумай.
– П-подумаю. – Варвара сидела, вцепившись в подушку, и смотрела с непритворным ужасом. – Т-ты… она знает, что т-ты…
