Мила Бояджиева - Дар полночного святого

Аня видела, как помрачнело и стало взрослым его лицо. Тони говорил по-французски, но это были лишь краткие «уи» и «нон». Зато на том конце звучали пространные монологи. Когда он отключил телефон, то целую минуту в полной растерянности смотрел перед собой на потемневшее от налетавших туч море.

— Это полиция? — Прервала паузу Аня.

— Хозяин кораблика… Сволочь…

— Выходит, вы не друзья?

— Стал бы я угонять яхту у друга… — Прищурившись, Тони посмотрел на девушку. — Так что же теперь делать?

— Поступить, как подсказывает совесть. У тебя она есть.

— Не знаю… Не хотелось бы.

— Есть, есть. Это заметно. А если она есть — то это надолго.

Тони покачал головой:

— Странная ты… Вот навязалась…

— Я готова вернуться. Мне надо на берег.

— Не уверен — у меня другое предложение — гоним через пролив в английское королевство. Если не поймают — свобода! А в море хорошо — свежий воздух, приятный вид. Я обследовал холодильник — там жратвы на пятерых.

— Господи, что я буду делать в Англии?

— А что мне делать здесь? Сражаться с этим типом? У меня, знаешь, замахиваться на него руки коротки…

— Верни яхту и возвращайся к своим баранам.

— К кому?

— Это поговорка. Глупая. — Внезапное отвращение к себе, ко всему, что происходит с ней, охватило Аню. Бесконечная бредовая круговерть. Нелепости нанизываются друг на друга, и чем дальше, тем противней. Вспышка легкомысленной радости сменилась мрачной злобой. — Поступай, как знаешь. У меня в самом деле крыша поехала. А ты, наверно, отродясь такой.

— Не смешно. И про баранов, и про крышу. — Широко расставив ноги, Тони стоял за штурвалом. Руки он в раздумье засунул в карманы. — Не знаю, как там у русских, а у нас, местных ребят главная пословица: никогда не слушай бабу.

— Ты, оказывается, тот ещё тип! Наглец и бандюга.

— А ты — авантюристка и врунья. Плела здесь черт те что.

— Ах так! Мне терять нечего. И надоело все — жуть! — Аня выскочила на палубу под пронизывающий ветер. Внезапно охватившие её злость и отчаяние стали ещё страшнее, беспощадней — от них во что бы то ни стало надо было отделаться. От всего — сомнений, безумств, растерянности, ненужности. Ухватившись за металлические поручни, она вскарабкалась на парапет, с облегчением обретенной свободы отшвырнула вздувшийся парусом плащ, гордо выпрямилась и всей грудью вдохнула свежий соленый воздух.

— Разбирайся сам… — весело и с неким сожалением сказала тому, кто остается в этой сумятице и неразберихе. — Я ухожу. — Она шагнула в пустоту…

8

Хлопок, ещё хлопок… Бьющийся о металл затылок… Сердце колотится и вдруг замирает, проваливаясь в черноту…

— Да смотри ты сюда! Идиотка! — Стуча зубами, Тони отвесил ещё одну пощечину. — Не могу я тебя втащить на эти ступеньки. Если сейчас же не придешь в себя — выкину прямо в морскую пучину. А мама, твоя бедная русская мама, будет рыдать над пустой могилой…

— Господи! — Аня увидела своего спасителя в свитере и брюках, с которых текла вода, и себя — в коротенькой рубашке, на ступеньках узкой металлической лестницы, спускающейся в холодные волны. Он стоял на нижней, придерживая обессилевшую девушку. Холод обжигал, перехватывая дыхание.

— Мама! Мамочка… — Аня рывком подтянулась к поручням и попыталась встать. Колени не держали, мышцы сводила судорога. Преодолев несколько ступенек, она рухнула на деревянный пол палубы и подняла злые глаза к своему спасителю. — Гад… — А потом словно отключилась — не могла пошевелить и пальцем.

Тони перетащил её в комнатку, выплевывая поминутно свистящее «шид!» Наконец Аня увидела знакомую уже узкую кровать и забилась под одеяло. Ее трясло, как в лихорадке…

— Полная крэзи… Сдохнем здесь оба. — Вернулся Тони, завернутый в одеяло, сел на пол возле её изголовья и похлопал по щеке. — Пей! Это ром. Притянув голову девушки, он приложил к её губам горлышко бутылки. Обжигая горло напиток проследовал огненной лавой по пищеводу, запылал в животе. Тони отхлебнул следом.

— Полегче! Там, в камбузе, целый ящик… Ну ты, детка, ценное приобретение… — Он покосился на завернувшуюся с головой в одеяло Аню. — У меня вообще водобоязнь. Я не умею плавать и с детства страдаю от насморка! Все мои вещи вымокли. Я совершенно гол и нахожусь на грани… Эй, эй, не спи! Еще рано — надо хорошенько согреться… — Нахожусь на грани нервного срыва. Но предпочитаю смерть от алкогольного отравления, шид…

— У нас говорят — «блин», — заметила Аня.

— А у нас — «шид». Это значит, дерьмо. А блин — это пирог. Это совсем не смешно.

— Дело вкуса… — Аня подняла тяжелую голову и сделала ещё глоток из бутылки. — Но я тебе не врала!

— Молчи, шид, молчи… — Язык у Тони заплетался. Он был действительно похож на большую нахохлившуюся птицу. — Верю, шид, всему верю… Всем твоим тайнам. Ты — невеста. А я — шотландский барон Роузи — ж-жених. — Он икнул. — У нас, любимая, брачная ночь… Ночь любви… Прильни к моей груди, ненаглядная…

… И снова сумасшедшее пробуждение. В той же комнате, на полу. Под боком, тесно прижавшись, широкое, усыпанные рыжими веснушками плечо. Пить… — Аня с трудом дотянулась, взяла сифон, стакан.

— И мне… — Простонал Тони.

— На. Только не оборачивайся, я голая.

— После того, что было, это не имеет значения. Еще! — Он выпил почти два стакана пенящейся прохладной воды. — Немного лучше. — Парень отбросил одеяло. — Как видишь, я тоже несколько не одет.

— И мы проспали так всю ночь?

— Если бы… Мы не все время спали, детка. Извини — пора в туалет. Он поднялся. — Обрати внимание, если смотреть сзади, у меня потрясающая фигура.

Аня вспомнила свой прыжок за борт, его удары и потом — этот обжигающий напиток…

— Вот что я тебе скажу. — Заявил он вернувшись, — чудо, что мы остались живы после вчерашнего купания. Ром и секс — великие вещи. — Тони прыгнул в постель и стащил с лежавшей на полу девушки одно одеяло.

— По-моему, несовместимые… Ты принимаешь желаемое за действительное. В таком опьянении мужчина неспособен…

— Кто неспособен? — Вытаращил птичьи глаза Тони. — Обижаешь. Ты называла меня Майклом. Наверно, Джексоном или Дугласом. Чего пялишься, не веришь?! Хочешь расскажу, как ты занимаешься любовью? Между прочим, мне понравилось. Да и ты, кажется, не страдала.

— Ты напоил меня и воспользовался ситуацией, подонок… — Села Аня, кутаясь в плед.

— Что? Что я слышу? Человек, рискуя жизнью, вытаскивает полоумную стерву из ледяной воды… Ну, ты даешь, блин… — Он покачал головой. Думаешь, я без таких приключений не могу найти себе бабу?

— Ладно. Мне действительно следовало с тобой расплатиться. Мы в расчете. — Аня отвернулась от кровати. На полу было жестко и колко.

— Ты натуральная крези. — Он повертел пальцем у виска. — Причем, круто… Ни с того ни с сего прыгаешь за борт, а потом обзываешь подонком… У меня был героический порыв и романтическое настроение. Самое романтическое! Ты напомнила мне девчонку, в которую я был пылко влюблен…

— В школе? — Ехидно поинтересовалась Аня. — Спасибо. Во всяком случае, ты придумал неплохую историю. Давай, все забудем… — Аня задумалась. Действительно, вчера на меня что-то нашло, такая вспышка злости. Не знаю только на кого. На того, кто меня мучает.

— Понятно — таблеточки-то ты перестала глотать, вот и сдвинулась окончательно. Депрессия. Мания преследования, шизуха.

— Ты тоже доктор?

— Сын медработников. Кое-что секу. Чем тебя поил врач?

— Не интересовалась… Ой… — Аня ощупала шею. — Медальон потеряла… жалко.

— Ценная вещица?

— Работа Фаберже. Золото, маленький рубинчик… Но это не главное… Это старинный талисман той самой подруги, вместо которой я попала сюда… Там был выгравирован крестик.

— А внутри — портрет жениха?

— Наверно. Он с секретным замочком. Кажется, будто литой, а внутри есть дверца, Лина показывала.

— Аминь! Фамильный талисман нашел покой на дне холодного моря. Может, нам перекусить по этому поводу?

— А что мы вообще будем делать?

— Дождемся ночи и под покровом темноты вернемся в порт… У меня же есть совесть, черт бы её побрал.

— Ты вернешь владельцу яхту, а меня сдашь в полицию?

— Не совсем точно. Я, действительно, отдам должок и рассчитываю кое-что получить в награду. А насчет тебя мы ещё подумаем, о'кей? Разогреем банку бобов с говядиной и помозгуем. Неплохо думается под красное вино… Тони бросил ей свое одеяло и вскочил, подпрыгивая от холода. — Видишь ли, детка, хотя я и не полицейский, но секу: если дело так круто завернуто, враз его не распакуешь. Проблема номер один: во что мы сейчас оденемся? Ланч на яхте голыми употреблять не принято.

9