Джейн Остен расследует убийство - Джессика Булл
Джейн сжимает челюсти.
– Тогда я представлю вам доказательства, мистер Крейвен.
– Вы собственными глазами видели, как ваш брат доставал это ожерелье из кармана.
– Это не значит, что он украл его. И он определенно не убивал мадам Ренар. Он на такое не способен.
– Кого? – Мистер Крейвен наклоняет голову. Они танцуют восьмерку вокруг другой пары, которая оказалась Джеймсом и Мэри. Джейн вынуждена ждать, пока они с мистером Крейвеном закончат прыгать, прежде чем она сможет объяснить.
– Мадам Ренар. Извините, я неправильно расслышала ее имя. Мне следовало сказать вам раньше.
– Да уж, следовало.
– Я нашла книгу в ее комнате в постоялом дворе «Ангел», и это привело меня к ее читательскому билету в библиотеке.
– Довольно изобретательно с вашей стороны.
Настала очередь Джейн и мистера Крейвена стоять неподвижно, пока Джеймс и Мэри прыгают вокруг них. Джейн радуется возможности отдышаться.
– Тот, кто убил Зои Ренар, сорвал эту цепочку с ее шеи и, скорее всего, подбросил ее Джорджи именно потому, что знал, что мой брат не сможет защитить себя. – Джейн требуется вся сила воли, чтобы ее голос не дрожал. – И я собираюсь это доказать. Скажите, что вам необходимо, чтобы освободить моего брата?
Мистер Крейвен берет Джейн за руку для заключительного па в танце.
– Ну… вещественное доказательство, связывающее другого человека с преступлением, или письменное признание вины.
Они кружатся с Джеймсом и Мэри.
Джейн напрягается при мысли о том, что Джеймс устроит ей еще один публичный выговор за то, что она нарушила правила приличия и на танцполе приставала к магистрату с вопросами по делу Джорджи. Но Джеймс ничего не слышит. С нехарактерной для него самозабвенностью он прыгает вокруг, обнимая Мэри Ллойд. Поразительно, но Мэри, похоже, тоже наслаждается моментом. Когда она поднимает взгляд на Джеймса, ее лицо становится девичьим, а карие глаза искрятся такой теплотой, что она выглядит по-настоящему хорошенькой.
Музыка смолкает, и Джейн вырывает свои руки из потных ладоней мистера Крейвена.
– Тогда я найду для вас именно это. Доброго вечера, сэр. – Глядя на мистера Крейвена через линию танцоров, она хлопает в ладоши так яростно, что у нее щиплет ладони.
4. Кассандре Остен
Стивентон, пятница, 1 января 1796 г.
Моя дорогая Кассандра,
конечно, я не собиралась всерьез отчитывать Салли за то, что ты перепутала наши платья. За кого ты меня принимаешь? Мама, а, следовательно, и вся наша семья, были бы брошены на произвол судьбы без Салли. Прости, но тебе придется обратиться к Мэри за сплетнями с бала. Мои мысли сосредоточены на том, кто мог убить несчастную модистку кружевницу мадам Ренар. Твое добродушие не позволит поверить, но мой полный список подозреваемых сейчас таков:
• Самый некомпетентный вор во всей Англии (и, весьма вероятно, во всей Британской империи)
• Миссис Твистлтон (собиралась ли мадам Ренар разоблачить экономку как блудницу?)
• Сэр Джон Харкорт (провалилась ли его попытка заставить кружевницу умолчать о его распутстве?)
• Софи Риверс (могла ли мадам Р. знать что-то, что лишило бы Софи ее титула?)
• Джек Смит (мне тоже невыносимо об этом думать, но как еще у Джорджи оказалось это ожерелье?)
Что касается тайного отца будущего ребенка мадам Ренар, я полагаю, что этот джентльмен провел лето в Брюсселе и владеет золотым кольцом с печаткой. Что указывает на:
• Дугласа Фицджеральда (я не видела кольца, но ты же знаешь, как Риверсы любят украшения)
• Джонатана Харкорта (не могу представить, чтобы он без разрешения стащил с тарелки печенье, не говоря уже об испорченной репутации невинной молодой женщины. А ты?)
Да, со стороны Недди очень великодушно настаивать на том, чтобы счет от адвоката отправили ему, но это не значит, что он взвалил на себя непосильную ношу. Не так ли? Нет необходимости считать его святым. Ты или я (но особенно ты, поскольку ты никогда не была сильна в подсчетах) отдала бы последние два пенса и даже больше, если б это помогло делу Джорджи. Но я, как обычно, сказала слишком много. Нарежь это письмо на полоски и используй для мульчирования почвы вокруг ревеня миссис Фаул. Даст бог, моя горечь спасет от заморозков пудинги грядущего лета.
Искренне твоя,
Дж. О.
Мисс Остен,
дом преподобного мистера Фаула,
Кинтбери, Ньюбери.
Глава пятнадцатая
На следующее утро, когда Джейн наконец выходит из спальни, Салли уже топает по кухне в своих деревянных сабо[47]. Горничная гремит посудой и столовыми приборами, словно протестуя против любой несправедливости в мире. В семейной гостиной Анна взвизгивает, когда Гастингс опрокидывает на выложенный плиткой пол башню из деревянных брусочков. Мистер Остен сидит в своем потрепанном кожаном кресле перед камином, шурша газетой. Элиза хихикает за столом, миссис Остен скребет ложкой по тарелке, а Джеймс громко вздыхает. Джейн со стоном опускается на стул с жесткой спинкой, кладет локти на льняную скатерть и закрывает лицо ладонями, глубоко сожалея о решении весь вечер чередовать пунш мистера Тоука с приторным белым вином.
– Съешь яичницу-болтунью с большим количеством соли. – Генри пододвигает к сестре миску. Впервые с тех пор, как приехала Элиза, он спустился к завтраку в одной рубашке и не побрившись. – Это поможет, вот увидишь.
– От одного взгляда на еду меня мутит. – Джейн должна взять себя в руки. Скоро полдень, и через час она должна встретиться с Томом. Ее так тошнит, что она даже не потрудилась выбрать красивый наряд и надела бежевое утреннее платье с фланелевыми нижними юбками. Вряд ли этот ансамбль достоин знаменательного момента в жизни молодой леди. Она надеется, что трепет от того, что Том наконец сделает ей предложение руки и сердца, сотрет все воспоминания о ее поношенном наряде.
– Может, тост? – Джеймс проводит ножом для масла по своему поджаренному хлебу. Крошки рассыпаются по его тарелке и падают на безупречно белую скатерть. Джейн качает головой. От этого движения тупая боль, запертая в мозгу, отдается в черепе.
– Чаю, и побольше. – Элиза берет чайник и наполняет чашку. Как обычно, она безукоризненно ухожена, в красивом сером утреннем платье. Ее темные глаза сверкают, а на щеках даже появился намек на румянец. Кузина Джейн больше привыкла к светской жизни. Должно быть, постигла все хитрости, когда была дебютанткой в Париже. Либо так, либо она проделала какую-то коварную уловку со своей французской косметикой. – Немного сахара тоже не повредит. Жаль,
