Зов пустоты - Максим Шаттам
– Скорее всего, он упирается им в спину, замок со стороны затылка, и это тоже совпадает с почерком нашего убийцы. Он ловит их в петлю, словно животных, устраивается поудобнее и тянет, давя коленом между лопаток.
Людивина сжала зубы, представив, какой ужас пережили эти женщины.
– Что думаешь? – спросил Марк. – Он или не он?
– По хронологии он нам подходит, прошел год после убийства Элен Триссо, остался год до убийства Лорана Брака. То самое промежуточное преступление, которого нам не хватало, подтверждающее, что он не остановился. Но меня все равно удивляет, что он так долго ждал. Гильем прав насчет того, что способ убийства странным образом напоминает его. Изнасилование как причина преступления. Но все остальное… Он не удерживал жертву у себя, хотя я была уверена, что это часть его фантазий – запереть жертву в тишине и одиночестве, делать с ней все, что хочется, изнасиловать несколько раз за короткое время, пресытиться и убить. А тут у нас молниеносное нападение. Увидел, изнасиловал, убил, выбросил тело. Очень странно для столь осторожного преступника. И куда делись все его защитные ритуалы?
– Вода?
– Да, наверняка он решил, что вода все смоет. Но это означает, что из одержимого он превратился в пофигиста. Раньше так старался и вдруг разленился? Странно. Тем более что на этот раз он оставил ДНК…
– Да-да, на веревке. И это тоже странно. Обычно он душил их только хомутом. Почему он изменил еще и способ? Дай взглянуть.
Марк взял папку с делом, быстро пролистал и вытащил нужный протокол.
– Ты читала отчет об этом куске веревки? – спросил он.
– Еще не успела, просто отметила, что имени там нет.
Марк помахал листком перед Людивиной:
– На веревке нашли собачью шерсть!
Людивина выпрямилась.
– Потому что веревка была ему нужна не для связывания… Это поводок, который он носит с собой! Я была права! Вот как он начинает с ними разговор!
Марк сосредоточенно продолжал выдвигать гипотезы:
– Может, он выследил ее заранее? Ты говорила, что он охотник, – возможно, он следил за Анной несколько дней или недель, изучил ее повадки.
– Возможно. По сведениям полиции, она часто гуляла там после работы.
– Чем она занималась?
– Помощница директора в небольшой компании по продаже аксессуаров для авто. Никакой связи с предыдущими жертвами.
Людивина и Марк не отрывались от фотографий, то испытывая ужас, то размышляя. Сеньон отсутствовал все утро: он был занят бумажными делами, связанными с арестом педофила. Гильем по просьбе Людивины уехал к прокурору с письмом от капитана Форно, подтверждающим изменение протокола вскрытия, чтобы скорее получить разрешение на эксгумацию тел первых жертв. Она надеялась обнаружить в них ДНК насильника.
– Его метод так изменился, – повторила Людивина. – Не верится, что его фантазии столь чудовищно преобразились всего за год. А если жертв было больше? Если изменение шло постепенно?
– Мы все проверили, ты сама знаешь, что других жертв нет. Он точно не закопал их у себя в саду, он так не поступает, он избавляется от тел… Мы бы их нашли.
– Тогда почему он не убивал целый год и вдруг такие радикальные перемены? – разозлилась Людивина. Она терпеть не могла, когда мысли заходили в тупик.
Марк отступил на шаг и склонил голову набок, чтобы лучше рассмотреть снимки, особенно тот, где было видно тело целиком.
Он подошел ближе.
– Черт его побери, – вдруг пробормотал он под нос.
– Что там? Что ты видишь?
Марк указал на футболку жертвы с гигантским якорем.
– А что, если он за ней не следил? – тихо спросил он. – Что, если он наткнулся на нее неожиданно и убил потому, что увидел некий триггер?
– Например?
Марк закрыл пальцем низ якоря, чтобы осталась только ось, перечеркнутая сверху перпендикулярной чертой: веретено и шток.
– Представим, что она сложила руки на груди и закрыла то, что сейчас закрываю я. Что он при этом увидел?
– Ну… крест, – предположила Людивина.
Марк кивнул.
– Это очень удачное слово. Убийца изменился, потому что сам стал радикалом, – серьезно проговорил он.
28
Марк мерил шагами кабинет.
– Вот почему он целый год не убивал! – торжествовал он. – Он психологически изменился. Его удерживала вера, она оказалась гораздо сильнее его фантазий.
– Я не уверена, что обращение к религии способно вернуть такого человека на путь истинный, – возразила Людивина. – То, что побуждает его убивать, чудовищно сильно, оно выходит за пределы его сознания, это импульс из самой его сути, и, когда он прорывается, сдержаться невозможно, это вне понятий добра и зла, вне человеческих законов.
– Пойми, не важно, обратился ли он в ислам, или на него снизошло откровение о глубинной вере, но он решил посвятить себя Аллаху. Естественно, ему пришлось бороться с собой, – возможно, он даже изолировал себя, глушил таблетками, калечил себя, чтобы успокоиться, но держался. Целый год. Он выбрал путь к Богу и, вероятно, двигался по нему так же маниакально, как совершал убийства. Это фанатик, ты права, и если он во что-то верит, то отдается этому до потери разума. Он открыл для себя ислам, и вера помогла ему не сорваться.
Людивина села на край стола.
– И все эти выводы ты сделал из-за якоря, который можно принять за христианский крест?
– Нет, просто в целом все сходится! Смотри: он поверил в Бога, не важно как и почему, такое все время случается, а потом понял, что высшая сила, которая им повелевает, запрещает насиловать и убивать. И он старается ей покориться. Правда, взялся за это с той же страстью, с которой прежде убивал. Его патология сменила курс: он сосредоточился не на изнасиловании, а на служении Богу.
– Его патология – плод неустойчивой извращенной конструкции личности. Он сам и есть патология, которая воплощает все, что с ним не так, он не выбирает, куда ее развернуть, это не так работает.
– Конечно, он остается тем же извращенцем, но вся нездоровая энергия, которая обычно заставляет его удовлетворять фантазии, теперь обращена на истовое служение Богу. Это делает его все радикальнее, в том числе и в религии. Естественно, он не избавился от сексуальных фантазий: Анна – подтверждение этой двойственности. Очевидно, он не собирался ее убивать, но вот он встречает ее, она сложила руки под грудью, и он принимает якорь за христианский крест. И в нем сталкиваются два радикальных начала: религиозный фанатик видит нечестивицу, заслужившую самое жестокое наказание, а извращенец видит знак, который Бог послал ему, требуя удовлетворить их обоих. В результате он изнасиловал ее ради себя и убил во имя
