Террорист из «Гринго» - Александр Мокроусов
Шесть тридцать утра. Как только мы приземлились в Краснодаре, на аэродроме летного училища в северо-западной части города, я уточнил, нахожусь ли под арестом. Услышав растерянное «нет», не прощаясь, пошел в сторону, как я надеялся, выхода. Краткий сон во время полета не добавил мне сил, а лишь выкачал их из меня. Я был словно пьяный, разбуженный через час после попойки. Что-то обсуждать по горячим следам, или даже просто говорить или осознанно слушать я уже не мог. По дороге от самолета, разумеется тут не было никаких машин или автобусов для пассажиров, я набрал своего водителя и попросил забрать меня от главного входа в летное училище. Необходимые ему на то, чтобы доехать до училища тридцать минут я потратил на то, чтобы разыскать выход из этого учебного заведения. И если бы полковник не подобрал меня по дороге, водителю бы пришлось меня долго ждать.
На этот раз поблагодарив и окончательно попрощавшись, я предложил полковнику встретиться у меня в офисе в полдень.
В свой офис на улице Северная я приехал в одиннадцать пятьдесят.
Ни с кем не здороваясь, что в общем то на меня совсем не похоже, я поднялся на лифте на тринадцатый этаж и оттуда в рубку, в наш зимний сад. В нормальные дни мне нужно семь, лучше восемь часов на сон. За последние пару суток я не дотягивал до своего стандарта почти вдвое. Разумеется, это сказывается на моем настроении.
Вероятно мой водитель дружит с моим шеф поваром, иначе объяснить то, что как только я поднялся под купол, в него зашел официант с огромным кофейником, я не могу. Ну не рассматривать же мне всерьез вариант того, что я напрочь предсказуем.
Федор Михайлович поднимается в рубку ровно в полдень. По служебной лестнице.
Я люблю знать правду. Но есть некоторые вопросы, которые я предпочитаю не задавать, чтобы не получить на них правдивый ответ. Их не много, но лучше у меня будут они, нежели переживания еще по какому-то поводу. Поэтому я не спрашивал, как он, не имея именного беджика или карты-доступа, поднялся в святая святых моего здания, под купол на крыше.
Ни приветствия, ни рукопожатий. Будто мы расстались пару минут назад на то, чтобы выйти в соседнюю уборную, освежиться. Хотя. По сути так ведь оно и было.
Полковник тычет в карточку-меню, поданную стюардом. Я не хочу есть, поэтому ограничиваюсь заказом еще одного кофейника и прошу принести блюдо профитролей. Мозг требует сладкого.
Полковник напротив, с удовольствием съедает какой-то зелено-коричневый, судя по запаху и блеску терияки, восточный салат, а затем с искренним восторгом смотрит на огромное блюдо с жареным картофелем, стейком стриплойн и горкой капустного салата.
– Нужно тебя, Максим, как-нибудь к нам в управление, в нашу столовку пригласить. – С улыбкой и набитым ртом произносит Федор Михайлович. – Биточки с тушеной капустой, греча по-строгановски, кисель. Контора делает все, чтобы ее защитники были стройными и поджарыми.
За эту ночь мы с полковником, несмотря на разницу в возрасте, как-то незаметно перешли на ты. Согласитесь, сложно проявлять официоз к человеку, с кем пьешь коньяк на заднем сиденье машины и обсуждаешь, каковы были твои шансы остаться в живых.
– Федор Михалыч, спасибо за высокую оценку моего шеф повара, но ты мне лучше скажи, что ты от меня дальше ожидаешь? Я так понимаю, с Пателем у меня все пока что ровно. Он знает, что я согласился на убийство, но я же и сбежал от него при первой возможности. Поэтому, думаю, я для него все еще перспективный, но рисковый сотрудник.
– Что есть, то есть. Поэтому тебе необходимо с ним подставиться. Для этого…
Что мне для этого нужно сделать я не услышал поскольку речь полковника прервал телефонный звонок.
Звонит телефон. Тот самый, который мне аж четыре дня назад выдали в Лондоне. Не мой рабочий, а мой «шпионский» телефон. Номер не определен. Ну что же. Пока скучно после звонков на этот номер мне не было.
– Алло.
– Шалом. – Небольшая многозначительная пауза. – Максим Александрович, вы понимаете, с кем вы беседуете?
По-русски мужчина говорит чисто, совершенно без акцента. Судя по тембру и по голосу – он достаточно пожилой, но еще крепкий, грудная клетка большая, вероятно мужчина высок и спортивен.
– Вы понимаете, что если вы не представитесь, я кладу трубку? – Равнодушно, сухо, буднично. Так, чтобы старики из всяких там спецслужб сразу понимали, что их много, а я – один.
– Простите великодушно, Максим Александрович, не правильно начал, я…
Не даю ему продолжить, потому что мне только танцев с «Моссадом» не хватает. То же мне, первый бал Наташи. Пригласят не пригласят. Я пятый день в шпионах, а уже работаю на Великобританию и Россию. Двойные агенты, я это откуда-то знаю, живут не долго. А тройные?
– Не правильно потому что вы либо не читали мое дело, либо ваши психологи не смогли меня грамотно просчитать и дать вам рекомендации. И в том, и в другом случае вы сработали не профессионально. Вы сами согласились бы присоединиться к команде не профессионалов?
– Ну да, она так вас и охарактеризовала, – снова небольшая пауза, – Максим Александрович, еще раз прошу прощения, мне действительно следовало сначала представиться. Меня зовут Бен Гур, я папа Елены Исааковны Эглит. Она просила передать, что с ней все в порядке, она дома.
– Приятно слышать. – Достаточно сухо бросаю я, но тут же спохватываюсь. – Простите, я почему-то решил, что мне звонят из «Моссада».
– Кххм, то, что я папа Елены, не мешает мне быть генералом…
Добро пожаловать в персональный театр абсурда имени Максима Романова. Интересно, спецслужбы так мало платят? У них такая текучка кадров, что они вынуждены делать предложение людям буквально с улицы? И вообще, в чем смысл «секретного» телефона, если на него звонят все, кому не лень?
– Вас зовут Бен-Гур и вы – отец Елены Исааковны. А еще вы генерал. Все это «допустим». Что вам от меня то нужно? – Понимая, что мне в любом случае придется пересказать содержание беседы примолкшему полковнику я уже включил на телефоне громкую связь и теперь склонился над аппаратом, лежащим справа от кофейной чашки.
– Максим Александрович, как вы относитесь к шницелю?
– Замечательно. Но я повар, я знаю рецептуру и технологию. Он ведь жарится в свином сале…
– Уверяю, наша боязнь свинины – это не
