Разбитое небо - Евгения Михайлова
— Потому что главное — не это. Главное — подонок признался во всем и полностью. Адвокаты посоветовали: надеются на сделку. Предлагаю эту тему пока оставить на потом. Дел там еще много. Есть, конечно, у Вентикова соучастники и благодарная аудитория, которая щедро жертвовала на его «искусство».
— Хорошо. Что еще нового? Ты давно ничего не рассказывал.
— Задержали Георгия Чернова. Передали саратовскому следствию. Нападение на инкассаторскую машину, ограбление в особо крупном размере. У них ведь сидит за это невиновный человек. Перестарались, выбивая признание. Короче, с Георгием все совпало, подтвердилось то, о чем говорил свидетель Ирины. У Чернова имелся помощник, потому его машину не сразу удалось отследить от места нападения. На обочине стоял фургон, они туда все загрузили, сообщник увез украденное в деревню. Там у него сарай, спрятал в погребе. А Чернов свою машину оставил во дворе заброшенного дома. Перед этим заехал на заправку и купил там пачку сигарет. Следы машины путал. В Москву вернулся на автобусе.
— И что теперь?
— Он во всем признался и даже вернул деньги. Потратил немного. Это скажется, конечно… Помощника пока не нашли.
— Но зачем он это сделал? Он жестокий, неприятный человек, но он не вор. Таскал ящики и мешки по двенадцать часов в сутки. А где-то лежали такие деньги!
— Он так объяснил: сын больной, жена оторва, он несколько раз подавал в суд, чтобы ее лишили материнских прав, а ребенка отдали ему. Ему, конечно, отказывали: своего жилья нет в Москве, где он работает, мать ни на каком учете не состоит, не привлекалась. Ну он и придумал: добыть деньги, купить квартиру в Москве и оставить на взятки всем инстанциям, чтобы забрать Даниила. Очень похоже на то, что сильно любит. Были бы мозги… Но получилось как получилось.
— Боже мой. Этот мальчик. Гоша возил ему вкусную еду, мыл там пол. Купал и укладывал в чистую постель. На такое способен только любящий отец. Как будто два разных человека сидят в этом чертовом Гоше. Я теперь думаю, что на Вере он женился только ради того, чтобы забрать Даниила. Потому так ненавидел всех нас. Этот Даниил совершенно беспомощный. Сережа, у меня огромная просьба. Попроси своих коллег из Саратова, чтобы дали мне свидание с Гошей. И, может, ты меня отвезешь. У меня опять такой страх перед открытым пространством и чужими людьми, что сама не доберусь.
— С какой целью, можно спросить?
— Попросить прощения. Я была уверена… Я затянула его в свой ад. А окончательно обездолила только несчастного ребенка. Гоше, может, и на зоне было бы неплохо, если бы не эта мука — переживать за Даниила. Если он на самом деле любит сына, большей боли не бывает. Нужно что-то придумать. Нужно, чтобы Гоша знал, что кто-то этим занимается.
— Кто-то — это, конечно, я?
— Смешной вопрос. А кто же… Шутка. Мы просто подумаем. Эта Зина может отдать мальчика в интернат для инвалидов, раз денег от отца не будет. У нас это страшнее смерти. А его вроде вылечить можно. Я где-то читала. Нет, конечно, не я. Нужен сильный, уверенный человек. Ира могла бы помочь. С благотворителями точно. Понимаешь, Георгий — преступник, грабитель… Но его цель все меняет. Для меня, не для суда, конечно.
— Уговорила. Завтра с утра поедем. Мне никого особенно уговаривать не нужно. Они меня за муки полюбили. Кто еще станет гоняться за их проблемой.
…Георгий в ответ на приветствие Лары спросил:
— Чего тебе еще от меня надо?
— Я вообще-то хотела просить у тебя прощения за свою ошибку, но это вряд ли для тебя актуально. Давай сразу о другом, Гоша. Что будет с Даниилом?
— Ты и сюда нос сунула? Да что будет. Дрянь Зинка, которая его и на мои деньги не лечила, не кормила, сообщила, что отдает сына в интернат для инвалидов. С ней говорить не о чем. А тебе, Лариса, спасибо. И ему помогла. Будут его там держать взаперти, в грязи, кормить дерьмом и обращаться как с ничего не чувствующим и не соображающим предметом. Я такое видел своими глазами, когда Зинка первый раз заговорила, чтобы его отдать. А это золотой мальчик, он в тысячи раз умнее и добрее, чем все люди, которых я знаю.
— Я это поняла. Георгий, мне дали мало времени для разговора. Ты вроде понял, для чего я приехала. Давай по делу. Ты разрешаешь, чтобы я попыталась как-то побороться за Даню? У меня есть помощники.
— Мне ли не знать про твоих помощников. Даже мою Тамару обработали.
— Кстати. Я тебе условная родственница. Меня в этих опеках никто и слушать не станет. У тебя есть кровные родственники?
— Тетка в соседней деревне. Глухая как пень.
— Нормально. Это близкий родственник, и ей не в консерваторию поступать. Нужно просто заявление подписать. Мой адвокат сам напишет и передаст кому-то, чтобы хотя бы дело с интернатом затормозить. А насчет Тамары… Вот прямо сейчас в голову пришло. Гоша, а если тебе с ней оформить брак? Это даже романтично — связать свои судьбы за решеткой.
— Это шутка такая тупая?
— Нет. Если вы не любите друг друга, то это просто сделка для помощи Даниилу. Сумма ее вознаграждения рассматривается. Твоя жена может представлять твои интересы в споре о судьбе сына. Ты доверяешь Тамаре Васильевой? Она ведь насчет тебя сказала правду, потому что честный человек.
— Да это я понял, — почти мягко произнес Георгий. — Только на фиг ей такая головная боль. Она от меня избавилась, думаю, рада. И детей она вообще терпеть не может.
— Так ей ребенка и не требуется терпеть. Речь только о формальном и законном представительстве. Ты разрешаешь мне спросить у нее самой?
— А спроси. Даже интересно.
— Хорошо. Я попрошу, чтобы мне разрешили тебе звонить. Постараюсь еще приехать. Главное, помни: что бы они сейчас ни решили по поводу Дани, это можно исправить. Я этого очень хочу.
— Не откажусь ни от какой помощи для Дани. Странная история получилась. Мой главный враг, злобная Лариска, первой пришла помогать. И наверняка последней. Я бы никогда тебе не поверил, если бы не знал, что ты за ребенка по головам пойдешь и мертвой не отступишься. Только помни: Даня — мой. И еще: я, конечно, обращался с твоим братом не так, как надо. Здоровый пацан, с ним носятся,
