Ричард Касл - Непобедимая жара
— Об этом. О статье, из-за которой меня только что отстранили от работы. Они считают, что это я рассказала все газетчикам.
— О боже, — Рук вскочил. — Тебя отстранили? — Он шагнул к ней.
— Не трогай меня! — Она вытянула перед собой руки, и он остановился. — Уйди… Отойди от меня.
Рук лихорадочно соображал и через несколько секунд понял, в чем дело; но Никки уже была на кухне. Он поспешил за ней, догнал ее в тот момент, когда та открывала холодильник.
— Ты что, правда думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?
— Мне не нужно думать. Мне об этом сказали. Твоя чешская девушка, обожающая преувеличения. — И она швырнула ему газету, которую все еще держала в руках.
Рук машинально поймал ее.
— Там? Там сказала тебе, что я — ее источник? — Рук сообразил, что все еще держит злополучную газету, и отбросил ее прочь, с глаз подальше. — Это ложь.
— Великолепно. Теперь ты называешь меня лгуньей, — бросила Хит.
— Нет, нет, я тебе верю. Просто не понимаю, зачем ей было так говорить. — Он почувствовал, что теряет контроль над ситуацией, и воскликнул: — Никки, выслушай меня! Я ничего ей не рассказывал.
— Ага, как же. Еще не хватало, чтобы ты здесь же во всем признался.
— Ну как ты могла поверить, что это я?
Хит отодвинула в сторону вино и взяла бутылку минеральной воды: сейчас ей нужна была ясная голова.
— Во-первых, я читала эту писульку, которая… как ты выразился? Попахивает желтой прессой? Так вот, еще от нее здорово воняет тобой. Назвать церемонию прощания «проблемой, которую будет не так-то просто решить»… Что еще? «Жаркие дебаты»?
— Ну, послушай, я… — Он смолк и поморщился, будто проглотил нечто отвратительное.
— Значит, это твои выражения. — Она отставила воду и схватилась за бутылку вина.
— В некотором роде. Но я ни с кем не делился. Это похоже на совпадение.
— Это смахивает на наглую ложь. Там говорит, что ты отправил ей текст по электронной почте.
— Да ты что! Ничего подобного.
Никки указала на ноутбук на обеденном столе:
— А что за секретную статью ты там все это время набирал, а?
— Ну, хорошо, сейчас расскажу. Да, я делал кое-какие заметки для статьи об этом случае с Монтрозом.
— Для чего?!
— Ну вот, видишь? Поэтому я ничего и не говорил. Я знал, что она тебе не понравится после журнала с твоим фото на обложке.
— Рук, это полное безумие. Ты прятал ее, потому что прекрасно знал, что я буду против?
— Нет… Да. Но я собирался рассказать. Потом.
— Чем дальше, тем хуже; лучше бы ты молчал.
— Послушай, я занимаюсь журналистскими расследованиями, а эта история — вовсе не государственная тайна.
— Там Швайда сказала, что ты все передал ей.
— Нет.
— А что еще ты ей выболтал?
— О боже. О нет! Теперь я понимаю, что происходит, — сказал он. — Все-таки в каждой женщине живет зеленоглазая ведьма.[82]
Никки с грохотом поставила бутылку на стол.
— Да ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти! Не вздумай делать из меня дешевку!
— Прости, я знаю, это был удар ниже пояса.
— А то я без тебя не поняла, черт бы тебя побрал. Теперь моя очередь. — И она дала волю гневу, выплескивая эмоциональное напряжение последних дней. — Забирай свои вещи и вали отсюда к чертовой матери.
— Никки, я…
— Сейчас же.
Он помолчал, потом пробормотал:
— Я думал, ты мне доверяешь.
Но она уже исчезла в коридоре с бутылкой в руке. Щелкнул замок на двери спальни, и больше Рук ничего не смог добиться от Хит.
На следующее утро Никки, как всегда, поднялась рано, приняла душ и оделась в обычную рабочую одежду, несмотря на то, что теперь в этом не было никакой необходимости. Пока она была в ванной, Таррелл и Каньеро, стремясь как-то ее поддержать, оставили голосовое сообщение. Как и все в участке, они уже знали о том, что Хит отстранили, и отправили ей так называемое «тараканье послание».
— Привет, э-э-э, детектив или… уж не знаю, как вас теперь называть, — начал Каньеро.
Таррелл, звонивший по параллельной линии, его перебил:
— Послушай, напарник, давай проявим немного такта, а? Привет, это Тараканы. Тебе в камере разрешают принимать звонки? Мы хотели напомнить, что твоя немытая чашка из-под кофе все еще киснет здесь в раковине, в участке.
— Точно, — подтвердил Каньеро. — И если думаешь, что мы собираемся мыть за тобой посуду, то здорово ошибаешься. Итак, если тебе нужна чашка, знаешь, где ее найти. Увидимся.
Никки хотела перезвонить им, но вместо этого присела на подлокотник кресла, стоявшего у окна, глядя, как команда уборщиков сгребает с проезжей части выпавший за ночь снег. Хоть какое-то занятие. Сидя у окна, Никки подумала было снять их на мобильный — вдруг получится выложить в Интернете видео, на котором снегоуборочная машина срезает крыло у припаркованного автомобиля.
Ага, именно это и поможет ей вернуться на работу: компромат на муниципальные службы.
Ее одиночество было отнюдь не безоблачным. Обвинения Зака Хамнера не давали покоя. Он обвинил ее в измене. Сначала Хит решительно отвергла это, но потом вдруг подумала: «А что, если я действительно их предала?» Никки не сделала ничего плохого, однако другая, объективная Никки Хит — та, что просыпалась по ночам и копалась в собственных переживаниях, — продолжала бередить незажившую рану. Хит спрашивала себя, не причинила ли вреда другим ее связь с Руком? Она надеялась, что нет. А потом она задумалась о своих амбициях. «Хаммер» упрекнул ее за это, и она тоже осыпала себя упреками за самонадеянность, уверенность в получении звания лейтенанта, угрозы обратиться в газеты.
Но больше всего ее мучил вопрос доверия. Хамнер сказал: «Вы не можете руководить людьми, если вам нельзя доверять». Никки было безразлично, что думает о ней эта канцелярская крыса; Хит никак не могла решить, как ей самой теперь относиться к себе. Можно ли доверить ей полицейский участок?
Телефонный звонок прервал размышления Хит и вернул ее к реальности. Судя по номеру, звонили из штаб-квартиры. Никки торопливо схватила телефон, и он едва не выскользнул у нее из рук.
— Алло? Вы меня слышите?
— Никки Хит, это Филлис Ярборо. Надеюсь, вы не против, что я звоню по личному номеру.
— Сегодня со мной иначе не связаться. — Хит постаралась говорить небрежно, не делая акцента на этом факте. Словно так оно и должно было быть.
— Да, я слышала, — ответила заместитель комиссара. — Могу я говорить с вами откровенно? Все это — дерьмо собачье.
Никки рассмеялась; несмотря на то что, вопреки ее надеждам, никто не собирался возвращать ей жетон, она обрадовалась звонку.
— Спорить не буду.
— Просто хочу, чтобы вы знали — если вы еще не в курсе, — что решение не было принято единогласно. Один человек был против — и он сейчас говорит с вами.
— О… Я не знала. Но спасибо. Это много для меня значит.
— Должна сказать, я не фанатка «Хаммера», но на этот раз он проявил себя во всей красе: созвал совещание, подливал масла в огонь, настаивал на отстранении. Да он просто помешался на этом деле. — Ярборо замолчала, и Никки решила, что от нее ждут какой-то реакции.
— Признаюсь, я вполне понимаю Зака — его оскорбили мои слова во время спора из-за похорон капитана.
— О, пожалуйста, не надо; пора бы ему уже начинать вести себя как мужик. Я вам вот что скажу, Никки: я не только не верю, что вы говорили с газетчиками, а считаю, что все это — чистая политика. Когда я заинтересовалась вами и в перспективе решила взять в свою команду, в Центральную базу данных, Зак с его хорьками был не против, однако после гибели капитана Монтроза все вдруг резко изменилось. — Она заговорила сочувственным тоном: — Мои соболезнования, знаю, что для вас это большая потеря.
— Спасибо. — Любопытство Никки было затронуто. — И как думаете, почему ко мне изменилось отношение?
— Потому что, если мой кандидат — то есть вы, дорогая моя, — получит звание капитана вне очереди и займет место Монтроза, это ослабит их влияние. Только посмотрите, кого они поставили вместо вас: Парикмахер Флойд.[83] Им нужен не начальник участка, а марионетка.
— Большое вам спасибо, что защищали меня.
— Думаю, благодарить меня не за что — на результат это никак не повлияло.
— Мне кажется, гоняться по улицам за преступниками куда безопаснее, чем сидеть в штабе, — сказала Никки.
— Это политика, а политика — грязная игра.
— И слава богу, что я не обязана в этом участвовать, — усмехнулась Хит. — Я не за этим пришла в полицию.
— Вообще-то, именно поэтому я и звоню, — заявила заместитель комиссара. — Прекрасно понимаю, что вы ни в чем не виноваты, хочу дать вам знать, что буду по-прежнему держать вас на примете. Не могу, конечно, обещать, что сюрпризов больше не будет, однако я, возможно, смогу предотвратить их… или по крайней мере предупредить вас о них.
