Фридрих Незнанский - Убийство в состоянии аффекта
В тоне Гордеева действительно ощущалась важность ситуации. Турецкий кивнул, хотя видеть его сейчас ни Гордеев, ни кто другой не мог:
– Научился ты, Юра, в своих судах людей убеждать… Ну ладно. Сейчас подъеду. Начальник этого отделения с тобой рядом? Дай-ка ему трубочку…
Через десять минут Турецкий уже ехал в своей машине по освещенным многочисленными фонарями московским улицам. Курил сигарету. Вечно этот Юрка во что-нибудь вляпается! Александр Борисович глубоко затянулся табачным дымом. Да, с Гордеевым всегда так было: что ни день, то история…
Познакомились они… десять (черт, вот время-то идет!) лет назад. Что-то около того.
Помнится, явился такой пацан, весь из себя грамотный, уверенный, что мир четко делится на две половины: на тех, кто преступления совершает и кого нужно ловить, и на тех, кто живет честно и ловит. Себя безоговорочно относил к последним. (Турецкий усмехнулся.) Ну, стажер и стажер. Толковый, правда, паренек оказался. Ума-разума набирался быстро. Александр Борисович с легким сердцем рекомендовал его на постоянную работу в Генпрокуратуру. И стал Юрий Гордеев тоже следователем. Сколько он проработал? (Турецкий свернул в переулок – так короче получится.) Недолго, в общем. Не по нему эта лямка оказалась. Да еще та история (Александр Борисович поморщился), ну да, прав был тогда Гордеев. Но молод, горяч. А не все в жизни бывает как в кино: по справедливости. Ну и занялся частной практикой. Адвокат теперь. Старушек по жилищным вопросам консультирует. Только вот интересно знать – какая такая старушка его настолько важным делом заняла, что решился он побеспокоить своего бывшего патрона? Дело-то, видать, нешуточное. Не стал бы Юра Гордеев зря горячку пороть. Не стал бы.
…Формальности в отделении милиции заняли пять минут. Гордеев плюхнулся на переднее сиденье и прижал к себе дипломат. Надо же – столько лет прошло, а он все с тем же кейсом ходит. Давно бы купил себе новый: чтоб дизайн посовременнее и замок кодовый. Турецкий сел за руль.
– А с твоей машиной что делать будем?
– Да ладно, – беспечно махнул рукой Гордеев, – что ей сделается? Постоит…
– А если угонят?
– У меня устройство там хитрое. Даже если угонят, то далеко не уедут. Блокирует все, что можно заблокировать…
Некоторое время ехали молча. Наконец Александр Борисович, искоса взглянув не Гордеева, бросил пробный шар:
– «Ну и рожа у тебя, Шарапов!…»
Гордеев невесело усмехнулся и не ответил. Турецкий покачал головой:
– «В „Астории“ поужинал…» Текста не помнишь, Юра. Совсем плохой стал. А ведь когда-то мы с тобой все пять серий в лицах пересказывали. У тебя лучше всего роль рецидивиста Копченого получалась. Изобразишь?…
– Потом как-нибудь, Александр Борисович. Не до фильмов мне сейчас.
Турецкий задумчиво покачал головой: чего-чего, а расхлябанности и малодушия за адвокатом Гордеевым никогда не водилось. Может, действительно выпил много?
– Давай, рассказывай уже. Как ты в этом отделении оказался?
– Да случайно. Не в этом дело. Спасибо, что помогли.
– Пожалуйста. Только учти: прав ты на ближайшее время все равно лишился. Будешь знать, как под шофе да с такой дулей на роже по столице на машине разъезжать.
Гордеев слабо махнул рукой:
– Ладно, разберемся. Мне сейчас главное – домой. И отдохнуть.
– А попроще себе водителя найти не мог?
Адвокат в упор посмотрел на Турецкого:
– Александр Борисович, в этом кейсе (Гордеев похлопал по потрепанной коже своего дипломата) показания одного человека. Владимира Коробкова. Вам что-нибудь говорит это имя?
Турецкий отрицательно качнул головой и повернул с улицы во двор – почти приехали.
– Так вот, – продолжал Гордеев, – Коробков – мой подзащитный. Он совершил убийство. Ему паяют предумышленное. Лично я как адвокат буду настаивать на статье 107 часть 1.
– Убийство в состоянии аффекта? – Турецкий заглушил мотор – машина уже стояла возле подъезда Гордеева.
– Точно. Но главное – не это. Главное, что и Коробков, и его жертва замешаны в таких делах, о которых лично я смело могу сказать: мне не по плечу. То есть мне как обычному частному адвокату.
Турецкий кивнул и, прикуривая, чиркнул зажигалкой:
– Ты, Юра, хочешь сказать, что мне по плечу? Мне, простому следователю Генеральной прокуратуры?
– Во всяком случае, инстанция должна быть никак не ниже.
– Рассказывай. Или сперва к тебе поднимемся?
Гордеев устало покачал головой:
– Нет, Александр Борисович. Не подумай, что я не желаю видеть тебя у себя в гостях, но… Давай лучше завтра встретимся на свежую голову. Тебе сейчас отдохнуть нужно, а мне и подавно. Но дело очень важное. Замешаны самые «верхи».
– Ты уверен? Дело терпит?
– Сегодня все равно ничего не решим.
– Ладно. Где и когда?
– В восемнадцать ноль-ноль. Где обычно.
– «В восемнадцать ноль-ноль»… И откуда у тебя, Юра, эта армейская выучка? Сказал бы – в шесть вечера. Ладно, договорились. Не раскисай. Завтра увидимся.
Они пожали друг другу руки. Через минуту Турецкий уже ехал к своему дому, размышляя о последних событиях.
Гордеев вошел в полутемный подъезд. Поднялся на один лестничный пролет – к лифту. В закутке перед лифтом зашевелилась какая-то тень. Эх, зря отпустил Александра Борисовича! Ну ничего, посмотрим еще – чья возьмет. Гордеев опустил левую руку с дипломатом вниз, а правой приготовился нанести удар. Незнакомец шагнул к адвокату и – расплылся в блаженной пьяной улыбке:
– Хороши весной в саду цветочки… ик… гражданин, не выпьете с ветераном четырех горячих точек?…
Произнеся эти слова, «ветеран» грузно повалился на пол и немедленно захрапел.
Перешагнув через пьяного, Юрий Петрович вошел в лифт и нажал кнопку седьмого этажа. Все – совсем нервы ни к черту. Нет, спать, спать…
Голова раскалывалась от боли. Войдя в квартиру, Гордеев торопливо достал из шкафа и проглотил пару таблеток анальгина, потом разделся, пошел в ванную, чтобы приготовить себе холодный компресс, лег в постель, положил компресс на нос и – немедленно уснул.
Наутро голова болела меньше, но все равно – неприятно. Нет, нужно устроить себе выходной. Если уж не на целый день, то хоть на несколько часов. До встречи с Турецким.
Гордеев приготовил завтрак, выпил две чашки кофе. Потом сел смотреть телевизор. Но ни на одной программе сосредоточиться не мог. И первый раз в жизни порадовался обилию рекламы на телевидении: во время рекламных роликов можно было не напрягаться и думать о своем.
Встреча была назначена в любимом ресторане Турецкого. Там, в свое время, отмечал с коллегами из Генеральной прокуратуры удачно завершенные дела и сам Гордеев. Тогда это называлось семейными праздниками. Но в Генпрокуратуре Юрий Петрович давно не работал. А ресторан навещал все реже и реже. Главным образом назначал там неофициальные встречи с бывшими коллегами. В том числе с Александром Борисовичем Турецким.
Официант встретил Гордеева как знакомого, с готовностью указал на дальний столик, за которым уже расположился следователь. Через минуту официант принес два безалкогольных коктейля.
– Или предпочитаешь что покрепче? – Турецкий затянулся сигаретой.
Гордеев только отмахнулся.
– Я так и думал, – Александр Борисович подвинул к адвокату стакан с легкомысленным напитком. – Дипломатик-то свой чего не прихватил?
– Дипломат в надежном месте. Хватит с меня того, что я его вчера весь вечер с собой таскал.
– Так что в нем? Расскажи толком.
И Гордеев пустился в долгий обстоятельный рассказ, украшая его своими соображениями, опасениями, предположениями и догадками.
Турецкий слушал. Не перебивал. В некоторых местах (особенно к концу рассказа) Юрий Петрович чувствовал на себе тяжелый, очень заинтересованный взгляд собеседника. Заказанные две порции солянки уносили подогревать трижды. Но ни тот ни другой к еде так и не притронулись. Наконец Гордеев умолк и жестом попросил у следователя сигарету. Турецкий усмехнулся:
– Ты же не куришь?
– Что называется – покуриваю. Иногда.
– Когда жизнь сильно прижимает…
Последняя фраза прозвучала не как вопрос, а, скорее, как утверждение. Помолчали. Турецкий побарабанил по столу пальцами:
– Так ты говоришь, в твоей истории замешан Разумовский?
– Да. А что?
– Видишь ли, я именно сейчас расследую одно дело… Мерзость страшная. Сам знаешь, в каком дерьме нашему брату копаться приходится…
– Это все лирические отступления, Александр Борисович. Так что за дело?
– Одна девушка (и, насколько я могу судить на данный момент, вполне приличная девушка) наложила на себя руки. Угадай, чья фамилия фигурирует в деле практически на каждой второй странице?
– Разумовский?
– Точно.
– Судя по рассказам Коробкова, это вполне в стиле Максима Разумовского – довести девушку до суицида… Кстати, и убрать ее подругу, которая могла рассказать о ее связи с Максимом. А кадры для этой цели у него всегда имелись под рукой. Даже где их, по идее, не должно было быть, как в том же торгпредстве. Но, видимо, большая наглость и огромные деньги в сегодняшнем мире составляют то единое, к чему тянутся всякого рода мерзавцы… Короче говоря, редкая сволочь.
