Эухенио Фуэнтес - В лесной глуши
– Нет-нет. Я никого не обвиняю. Это работа полиции и судей, – мягко сказал Купидо.
– Какова же ваша работа? – спросил Сьерра с иронией.
– Она всегда разная. Зависит от того, кто мне платит.
– А в этом случае? Вы же сказали, что Англада с вами распрощался.
– Не совсем так. Просто он считает, что искать дальше бессмысленно. Он-то меня уволил, но вот я себя – еще нет. Люблю все доводить до конца. Кажется, я уже говорил.
Пленка с щелчком остановилась и начала перематываться; это было словно знаком к тому, что пора уходить, – Купидо поднялся и направился к выходу. Уже от двери он спросил:
– Вы были любовниками?
– Нет. Я соврал вам тогда, в Мадриде. Решил, что отвергнутый воздыхатель – первый кандидат в подозреваемые. Но Глория никогда не отвечала мне взаимностью.
Детектив сам не знал почему, но обрадовался, услышав эти слова. Интересно сопоставить, насколько разной была Глория в рассказах разных людей и как вообще меняется образ человека в зависимости от того, кто о нем говорит; в результате он может предстать перед нами то святым, то подлецом. Купидо простился со Сьеррой с чувством, которое не покидало его все последнее время, – мечтательным и неловким, будто он только что проснулся после месяца сна и никак не может уловить смысл увиденного и услышанного.
На обратной дороге он вдруг подумал, что все, кто окружал Глорию, были одинокими людьми. Или стали одинокими после ее смерти. Сьерра, Маркос Англада, Давид, Камила, Октавио, Арменголь... ни у кого из них не было второй половины. Казалось, они в той или иной форме эмоционально зависели от Глории и все, что у них осталось общего после того, как она ушла, это одиночество. Когда Глория была жива, существовала некая ось, которая их поддерживала, как центральный стержень зонта держит спицы. Когда же она умерла, остались лишь лохмотья черной ткани между острыми и даже опасными спицами.
Он поднялся в квартиру, потом лениво сел доесть вчерашнюю еду и удивился самому себе. Допив полбутылки вина «Рибера дель Дуэро» и наслаждаясь кофе, Купидо вновь почувствовал острое желание закурить, которое считал уже побежденным. Рикардо задался вопросом о причине необъяснимого и внезапно возникшего плохого настроения и остолбенел, поняв, что причиной была Глория. Она и его тоже заставила почувствовать себя одиноким. Случайные и непродолжительные любовные приключения Купидо были легкомысленными, словно он уже умер для настоящей страсти: больше, чем просто секс, но меньше, чем настоящая любовь. Они, собственно, ничего не меняли. Случалось так, что Рикардо встречал женщину, она доставляла ему удовольствие, а он в свою очередь – ей, после чего партнерша тонула в закоулках его памяти. Он не помнил имен многих из них, даже лиц, – только ощущения. Но все женщины в какой-то мере на время прерывали его одиночество и дарили ту умиротворенность, которую он всегда чувствовал после ночи любви. Однако с недавних пор Купидо непонятно почему обрек себя на целомудрие. Глория заставила его вспомнить все упущенные когда-то возможности: возможность не ужинать одному, возможность иметь ребенка, которого, как он знал, у него уже никогда не будет, возможность найти другую работу, более спокойную и надежную. Он осознал, что воспоминания о чем-то по-настоящему хорошем уносят его на пятнадцать лет назад. Срок достаточный, чтобы впасть в ностальгию.
Не дав желудку времени переварить обед, он надел спортивный костюм и спустился в гараж. Снял замок, фиксировавший цепь, и сел на велосипед. Купидо не ездил на нем с того дня, как убили Молину. Снова проезжая по участку, где в прошлый раз услышал выстрелы, он посмотрел в ту сторону с недоверием, словно это огромное молчаливое пространство с тысячами каменных дубов и сосен и тысячами животных было неисследованной территорией, полной соблазнов и угроз. Рикардо переключил скорость, выбрав самое маленькое зубчатое колесо, – он явно намеревался попотеть. Чуть дальше он свернул в сторону проселочной дороги, что огибала северный склон Юнке и зимой оставалась отрезанной из-за снега и обвалов. Четырнадцать километров подъема. Он начал крутить педали, не торопясь, стараясь поддерживать равномерный ритм, как это делал Мигель Индурайн[16], но уже через пятнадцать минут почувствовал, что весь взмок.
Чуть позже, уставший, Рикардо выехал на широкую дорогу, и стрелка спидометра застыла между девятым и одиннадцатым делениями – на минимальной скорости, необходимой для поддержания велосипеда в вертикальном положении. Если двигаться в таком темпе, у него уйдет еще час, чтобы подняться на вершину. Он знал, что не доедет, но крепко сжал руль, напряг поясничные мышцы и за несколько минут снова собрался с силами. Купидо намечал себе цели – дерево, поворот, скалы, – опускал голову и крутил педали, пока, как он считал, не доберется до них. Но ошибался – всякий раз, подняв голову, замечал: осталось еще чуть-чуть. Рикардо прикинул, что сейчас находится где-то на середине подъема. Пошла плохая дорога, и с каждой рытвиной приходилось крутить педали гораздо усерднее. Асфальт был шершавым, жестким, от пересохшей земли поднималась пыль, раздражавшая горло. Он начал чувствовать, как дрожат ноги, будто сделанные из желатина, а в легких не осталось воздуха. Когда он сжимал руль, ладони начинало саднить, капли пота летели со лба. Увидев указатель, сообщавший, что осталось еще десять километров подъема, Купидо подумал: для него это уже большое достижение. Он медленно повернул, застегнул молнию ветровки, чтобы не продуло, и, набирая скорость, покатил вниз. Но тотчас был вынужден притормозить: он слишком устал даже для быстрого спуска; крепко взяться за руль и сконцентрироваться на разметке и на интенсивности торможения – и это давалось ему с трудом. Он по очереди вытягивал ноги, и колени явно были ему благодарны. Купидо отчетливо ощущал, как кровь снова мягко бежит по артериям и венам. В горле вдруг запершило – там скопилась мокрота, легкие благодаря нагрузке работали вовсю, – и Рикардо с отвращением сплюнул в сторону. «Последствия курения», – подумал он. За пятнадцать минут Купидо проехал десять километров вниз, а потом, не торопясь, еще десять по равнине до Бреды. Подходя к двери гаража, он чувствовал себя посвежевшим и восстановленным и – он слышал, что это случается с велосипедистами, – пожалел, что не поднялся повыше. Рикардо закатил велосипед в комнатку, где находились электрические счетчики, – это было пространство два на два метра с раздвижной дверью, встроенной в стену, – таким образом, открываясь, она не царапала автомобиль, стоящий в гараже, и не ударяла по самим счетчикам. Он прислонил велосипед к стене и достал из кармана ветровки маленький ключ от висячего замка. Может, из-за того, что ладони вспотели, а может, потому что сжимавшие руль пальцы устали, ключ выпал у него из рук. Рикардо проводил его взглядом и услышал три звонких, как у колокольчика, удара, когда тот отскочил от цементного пола, а затем увидел, что ключ упал в узкую щель, куда задвигалась дверь. Детектив чертыхнулся и наклонился за ключом, но того не было видно. Должно быть, он проскользнул внутрь – между двумя кирпичными стенками. Купидо потянул дверь в надежде, что она подтащит ключ, но тщетно. Он встал на колени и заглянул в каждую из двухсантиметровых щелей, в которые входила створка двери с той и другой стороны. Слабый свет не проникал внутрь, и ничего не было видно. Рикардо поднялся и решил оставить все как есть, принять душ и забыть о маленькой и неприятной проблеме. Завтра он купит новый ключ. Надо надеяться, никто не решит своровать велосипед именно этой ночью. Он последний раз огляделся вокруг и вдруг увидел на одном из самых высоких счетчиков фонарь, который лежал здесь на всякий случай. Хотя тот был весь в пыли, Купидо взял его и удостоверился, что батарейка работает. Затем направил луч желтоватого света в щель и увидел ключ; он лежал на расстоянии пятнадцати – двадцати сантиметров, и просунуть руку так далеко не получалось. Рикардо не добрался бы до него даже с помощью инструментов, которые держал под сиденьем велосипеда, чтобы латать проколотые шины. Рядом не было ничего, что могло бы послужить в качестве пинцета. Но раз ключ найден, его обязательно нужно вытащить. Купидо взглянул на рельс, закрепленный в верхней части косяка. Дверь скользила по нему с помощью двух захватов до столкновения со стопором, привинченным обычным шурупом. В голове детектива вдруг мелькнула вспышка, но она была быстрой и слабой, и он даже не успел понять, что именно она осветила. Рикардо взял отвертку и ослабил шуруп. Теперь дверь скользнула немного дальше, и он смог легко просунуть в отверстие руку и взять ключ. Между двумя стенками, когда там не было двери, оставалось расстояние длиной около восьми сантиметров. Тайник, где никому бы не пришло в голову ничего искать, потому что дверь служит, чтобы открывать и закрывать вход куда-либо, а не для того, чтобы в ней самой что-то прятали. И тогда Купидо в точности воскресил в памяти слова, сказанные Глорией Давиду: «Никто его не найдет. Можно открывать и закрывать дверь тайника, но дневник все равно останется незаметным». Он вспомнил двойную раздвижную дверь в доме девушки и уже не сомневался: там, в похожем месте, более чистом и так легкодоступном, в двухстах пятидесяти километрах от этого гаража, где случайно упал маленький ключ, там, в запертой квартире, лежит дневник.
