Александр Горохов - Приговоренный к власти
— Вполне. Все — для блага фирмы.
— Вот именно. Идите домой. Да! Этот костюм, Алексей Дмитриевич, как я понимаю, ваш парадный, выходной, так?
— Ага. Я его, как говорится, только на Пасху надеваю.
— Очень хорошо. Ходите в нем каждый день. Я борюсь за стиль фирмы. Мы вам прикупим другой парадный костюм, к Празднику Дня Победы будете в обновке. Прошу получить сто пятьдесят баксов за сегодняшнюю работу. Бухгалтер Семен Семенович был в полном восторге от ваших действий, а уж поверьте, он на своем веку всякой охраны перевидел. Прощаемся на сегодня, или будут вопросы?
Лешка помолчал, пошелестел между пальцами бумажками долларов и спросил негромко:
— Послушай, Араб… Почему ты мне так сразу поверил? Почему рискуешь поставить меня на охрану фирмы? Ты ведь меня совсем не знаешь?
Феоктистов ответил сразу, не думая:
— Потому что, во-первых, ты был прям и честен, когда я у тебя вымогал деньги путем рэкета. А во-вторых, хотя это и главное, я хорошо помню, как ты перся получать пулю в лоб к Белому дому в августе девяносто первого. Этого для меня достаточно. До завтра, Алексей Дмитриевич.
С хрустящими долларами в кармане и пением ангелов в душе Лешка вернулся домой. По дороге был большой соблазн купить здоровенную бутыль дорогой, высококачественной импортной алкогольной отравы (в любом киоске у метро выбор, как в Париже!) и отметить свершившееся событие при благородном антураже. Еще купить икры, ананас и какой-нибудь вовсе пижонской ерундовины, лишь бы было побольше идиотизма. Но к такому празднику сердца требовались друзья и обязательно дама этого сердца, иначе получался «надер в одиночку». Поэтому он ограничился бутылкой «Киндзмараули» (говорят, любимое вино Сталина), пачкой пельменей и килограммом яблок. Надираться было нельзя даже с большой радости — завтра следовало принимать дела, суть которых он знал весьма приблизительно, но надеялся постичь быстро.
Пир в одиночку тем не менее удался на славу. Бутылки тонкого и благородного вина, конечно, оказалось мало, но в холодильнике обнаружилась початая бутылка отечественной водки, а в компании со старым телевизором, который давал волнистое, рябое изображение и вовсе не хотел разговаривать, вечер прошел совсем неплохо.
В полночь из Санкт-Петербурга позвонил Алик и радостно прокричал:
— Старик, я начал петь, ты представляешь?
— Как это петь? — спросил Лешка.
— Да так! У микрофона! Пел вечер, и все девочки мне готовы были ноги целовать!
— А труба? А гитара?
— Армстронг тоже играл на трубе и пел! Ладно, как твои-то дела? Говори в телефон сколько хочешь, хоть до утра! Фирма оплачивает нам телефонные разговоры! На праздники будем играть на Дворцовой площади, представляешь?
— Уймись и слушай внимательно, — строго сказал Лешка. — Во-первых, после праздников у нас с тобой будет серьезный разговор с мордобоем, это я тебе обещаю.
— Что, Журавель уже настучал? Это же чепуха, баловство, Лешка! Говори, что тебя еще заботит?
— Хорошо. Ты помнишь, когда мы с тобой были у Белого дома, в августе…
— Ой, Лешка! Жалко, что тебя в октябре девяносто третьего у Белого дома не было! Вот уж было побоище, так побоище! Стрельба из всех видов оружия, вплоть до танков! Вот где бы ты пригодился? А Журавель, конечно, и на этот раз дома спал!
— Ты дашь мне сказать?
— Молчу, молчу.
— Так вот, в те дни, в августе, с нами была одна девушка, ты ее помнишь?
— Светлана? Лана? Конечно, помню. Мне, Лешка, память сейчас иногда отказывает, но такие вещи я помню!
— Хорошо. Она тебе не оставляла своего телефона или адреса? Что-нибудь?
— Что-то, кажется, было, сразу не скажу. Ты посиди у телефона, я сейчас стопарик дерну и вспомню.
— Подожди стопарик! — крикнул Лешка, но Алик уже бросил трубку. Слышно было, как кто-то весело призывал выпить за прекрасных женщин, звучала музыка — в Санкт-Петербурге явно не скучали в преддверии праздника.
— Леха?! — снова закричал Алька. — Я дернул за твое здоровье и чтоб у тебя все было хорошо! А по делу, значит, так. По-моему, мне кажется, она давала мне свою визитную карточку. Что там было написано, я совершенно не помню…
— Ну, ладно, не помнишь, не надо.
— Да подожди ты! Ты сходи ко мне домой и скажи маме или сестре, чтоб они нашли мой джинсовый старый костюмчик, он должен висеть у меня в шкафу. И там в кармане визитка должна лежать.
— Что ты мелешь? Четыре года прошло, больше.
— Леша, меня в этом костюмчике избили, и я его больше не надевал. Избили около дома, костюмчик с меня родные сняли, на нем крови почему-то не было, и они его повесили в шкаф. Но я его с тех времен не носил. Очень может быть, что эта визитка там так и лежит! А что, ты эту Лану так до сих пор и не забыл?
— Да, — ответил он. — Помню.
Он не сказал восторженному Алику, что не забывал ее эти годы почти ни на день. И не только потому, что она ушла с его автоматом Калашникова в сумке — на автомат наплевать. Он помнил ее потому, что помнил — и все тут.
— Леха, может быть, после праздника мы еще завернем в Таллинн, есть возможность поиграть и там, но ты же знаешь, какие у нас отношения с эстонцами-чухонцами! В любом случае в конце месяца я вернусь в столицу при больших башлях, и ох, как мы втроем гульнем! Все, Лешка, прощаюсь, моя петербургская королева пришла. Гуд бай!
Связь оборвалась.
Алик продолжал жить своей возвышенной, неестественной жизнью музыканта, с гастролями (в каждом городе своя королева), с деньгами, быстро приходящими и еще быстрее улетающими, бессонными ночами, репетициями, а теперь еще и с наркотиками. Алик страдал от того, что их друг-компаньон Вово Раздорский не подавал о себе никаких вестей из-за границы. От него скрыли, что именно Вово и разрушил в свое время фирму, именно из-за него и сел в лагеря Лешка. Да что теперь вспоминать — будем скакать дальше.
Лешка глянул на часы и засомневался. Он знал, что Маришка — сестра Алика, полуночница, читает взапой, до утра, но звонить было все-таки неудобно. Потом он вспомнил, что она и спит с телефоном около уха, а родители в другой комнате обходятся вообще без телефона.
Маришка сняла трубку с первого сигнала и ясным голосом спросила:
— И кто же это еще не спит?
— Да Ковригин это, Мариша. Алик звонил только что, передавал тебе большой привет.
— Ты, Лешенька, рассказываешь сказки. Но спасибо. Что тебе надо, если по-честному?
— Ты умница. Дело вот какое, поищи, пожалуйста, в шкафу старый джинсовый костюмчик Алика. В одном из карманов должна быть визитка, вот что на ней написано, мне и надо.
— Это синенький, в котором его побили?
— Во-во!
Он терпеливо ждал и вслушивался, как в телефонной трубке шумело, словно где-то пуржилась вьюга, звучали отдаленные голоса и были слышны шаги Маришки.
Наконец она взяла трубку.
— Алеша? Никакой визитки в карманах нет.
— Жаль, — огорчился Лешка. — Ну, извини.
— Подожди, визитки нет, но есть записка с телефоном, адресом и женским именем.
— Каким? — напряженно спросил Лешка.
— Светлана Доманова.
— Диктуй все, что там написано! — крикнул он.
Через минуту счастливая картина жизни, в которой пребывал Лешка весь этот день, приобрела последний, завершающий штрих. Ему не терпелось тут же позвонить по указанному телефону, но он сдержался — мало ли кто мог поднять трубку, мало ли какие изменения могли произойти в жизни красивой молодой женщины за такой чудовищный для нее срок — почти четыре года. Что бы там ни случилось, но Лешка совершенно не собирался доставлять ей неприятностей.
Он вернул недопитую бутылку в холодильник (похвалив себя за беспримерную силу воли), постелил постель на родном продавленном диване, разделся и улегся под одеяло, хотя понимал, что от возбуждения сразу не заснет. По старой привычке можно было считать верблюдов, шагающих по пустыне, но он взял газету рекламных объявлений и принялся ее просматривать. За время своего возвращения в Москву он уже понял, что эти рекламные газеты, если читать их с умом и понимать скрытый смысл объявлений, являют собой настоящее лицо города и даже смысл его внутренней жизни. Газета кричала от нищеты, пыжилась от пошлой роскоши, просила, требовала, намекала на гадости, почти в каждом частном объявлении можно было угадать судьбу горькую или завидно роскошную. Он наткнулся на разворот, озаглавленный «ОХРАНА И ЗАЩИТА», и почти сразу обнаружил объявление о том, что некий Центр подготовки телохранителей, кроме обучения оных, представляет целый ряд услуг по охране офисов, фирм и частных жилищ.
Центр по подготовке охраны работал в громадном гулком подвале в стенах спортивного комплекса в Кунцеве.
На торцевой стене подвала висели ярко освещенные поясные мишени и с дюжину парней в комбинезонах выполняли упражнения в комплексной стрельбе — первая позиция из положения лежа, вторая — с колена, третья уже метров с десяти — стоя. Работали с пистолетами Марголина, и почти у каждого из курсантов оружие заедало — то ли было старым и изношенным, то ли патроны ни к черту.
