Александр Макколл-Смит - Будьте осторожней с комплиментами
Дом появился внезапно — Изабелла не ожидала увидеть его в этом месте. Он показался из-за холма — маленький побеленный домик, похожий на фермерский или скорее на домик пастуха. Перед домом была вкопана деревянная скамья с высокой спинкой, а рядом цвели пионы — бледно-красные цветы на фоне белой стены. Изабелла заметила, что возле дома стоял старый запыленный автомобиль, наполовину скрытый маленьким трейлером.
Изабелла припарковалась и подошла к входной двери, которая была открыта. Изнутри доносились голоса — было включено радио.
— Мистер Андерсон?
В доме резко выключили звук. За спиной у нее вскрикнула птица — похоже, шотландская куропатка. Изабелла полуобернулась. В глаза ей било солнце.
— Да?
Он стоял перед ней на пороге, и Изабелла сразу же поняла, что это Мак-Иннес. Лицо неуловимо изменилось, но, несмотря на бороду, она узнала его по глазам, которые видела на портретах.
Изабелла спросила:
— Мистер Мак-Иннес?
Мак-Иннес ничего не ответил, но она увидела, как подействовали на него эти слова. Он отступил было на шаг, но остался на месте. И прикрыл глаза.
— Вы из… из газеты? — У него был странный голос, даже мелодичный, — звучный голос актера классического репертуара.
Она покачала головой:
— Нет, я не из газеты. Конечно нет.
Он несколько расслабился, но когда заговорил, голос звучал все еще напряженно.
— Вы хотите войти?
— Только если вы не возражаете, — ответила Изабелла. — Я пришла не для того, чтобы… чтобы создавать проблемы. Поверьте, это так.
Мак-Иннес жестом пригласил ее следовать за ним в гостиную. Это была небольшая, но уютная комната. У стены стоял диван-кровать со множеством подушечек, на стенах висели картины, которые, как тотчас же определила Изабелла, принадлежали кисти Мак-Иннеса и других художников, к стене был прислонен мольберт, забрызганный красками. Словом, это была комната художника.
— Я могу приготовить вам чай, если хотите, — предложил он. — Но пожалуйста, садитесь. Там, где есть свободное место.
— Спасибо.
Он стоя наблюдал, как Изабелла перекладывает пару подушек на диван-кровати.
— Зачем вы пришли? — спросил он.
Она услышала в его голосе нотку страха. И это понятно, подумала она: я вторглась в его тайное убежище, которое он с таким трудом создал. А зачем? Могу ли я ответить на этот вопрос так, чтобы не создалось впечатление, что я вторгаюсь в его частную жизнь?
— Я видела одну из ваших картин, — начала она. — Недавно написанную. Мое любопытство было возбуждено.
Он немного помолчал.
— Значит, это всего лишь любопытство?
Изабелла кивнула. Однако в каком свете это ее выставляет?
Мак-Иннес вздохнул:
— Мне не следовало соглашаться, чтобы их выставляли на торги. Я не продавал картины… Мак-Иннеса с тех пор, как он умер.
— Он умер?
Он отвернулся.
— Да. Умер. Человек, который был Мак-Иннесом, умер.
Изабелла хотела что-то сказать, но Мак-Иннес продолжал:
— Вам это может показаться странным, но у меня было именно такое чувство. Все казалось безнадежным, испорченным. Я решил начать с чистого листа. — Он сделал паузу и посмотрел на Изабеллу, как будто ждал, что она опровергнет его слова. — И знаете, я был абсолютно счастлив. Живу здесь под именем Фрэнка Андерсона. Немного пишу. Мне даже удавалось немного заработать на жизнь тем, что я пас овец и водил трактор, помогая двум местным фермерам.
Изабелла ждала, что он что-нибудь добавит, но он замолчал.
— Я могу это понять, — сказала она. — Понять, почему людям иногда хочется начать все сначала.
— Понять, но не принять?
— Это зависит от обстоятельств, — ответила Изабелла.
— Вы не одобряете то, что я сделал? Ввел всех в заблуждение, заставив поверить, что я утонул?
Изабелла покачала головой:
— На самом деле нет.
— Не было никаких махинаций со страховкой, ничего такого, — сказал Мак-Иннес. — Я не сделал ничего дурного.
— Вас, по-видимому, оплакивали, — заметила Изабелла. — Кто-то, должно быть, страдая.
— Нет, — решительно возразил Мак-Иннес. — У меня нет близких родственников. Мои родители умерли. Я был единственным ребенком.
— Но у вас была жена, — мягко сказала Изабелла.
— Была. Она… она ушла к другому. В любом случае, она сделала мне больнее, чем я ей.
С минуту они помолчали. Интересно, знает ли Мак-Иннес, что его жену бросил любовник. А если знает, меняет ли это что-нибудь?
Она посмотрела на него. Он стоял у окна, и полуденный свет очерчивал его непокорные волосы. Что-то в нем безошибочно выдавало художника; как бы он ни старался изменить свою личность, это оставалось: эти волосы и эти глаза. Глаза художника, в которых заключена такая сила. Она слышала, что один из друзей Пикассо просил его не читать книги, чтобы глаза не прожгли дырку в бумаге.
Изабелла немного помолчала. Потом произнесла очень спокойно:
— И сын.
— Сын. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Да, — продолжила Изабелла. — Магнус.
— Этого ребенка она родила от него, — заявил Мак-Иннес. — Это не мой сын.
Изабеллу его ответ удивил.
— Вы о нем знали?
Мак-Иннес ответил, и голос его был полон презрения:
— Она приезжала меня повидать. Когда ее мальчик был совсем маленький. Я сказал ей, что не хочу менять свое решение.
Изабелле потребовалось несколько минут, чтобы это переварить. Значит, Эйлса знала, что ее муж жив. По крайней мере, два человека знали тайну Мак-Иннеса: его жена и миссис Бьюи. А теперь и Изабелла.
По-видимому, Мак-Иннесу не терпелось сменить тему.
— Это Флора Бьюи уговорила меня продать те две картины. Я не хотел, но она меня убедила. Видите ли, мне предстоят расходы на лечение…
— Я про это знаю, — перебила его Изабелла. — Но думаю, обо всем позаботятся.
Он вопросительно взглянул на нее.
— Видите ли, — объяснила Изабелла. — Уолтер Бьюи купил одну из этих картин, а коллекционер купил вторую. Уолтер Бьюи знает, что картина написана вами… в ваш посмертный период. — Она не смогла удержаться от шутки, и ей было приятно, что Мак-Иннес улыбнулся. — И он знает, что вы живы. Так что деньги от этой сделки ничем не запятнаны. Никто не обманут. То же самое относится и к коллекционеру, который купил вторую картину. Галерея собирается с ним связаться и сказать, что возникло сомнение в подлинности картины. Но вы, по крайней мере, получите деньги за ту, что продана на аукционе.
— Ваши деньги? — спросил Мак-Иннес.
— В некотором смысле, — ответила Изабелла. — То, что я собираюсь купить эту картину у Уолтера, косвенным образом означает, что вы получите деньги от меня. Но я получаю работу Мак-Иннеса, которую, как мне известно, написали вы. Так что я тоже довольна.
Мак-Иннес кивнул.
— Но есть еще один маленький вопрос, — сказала Изабелла. — Вообще-то это очень большой вопрос. Этот маленький мальчик. Магнус. Вы знаете, это ваш сын.
— Нет, не мой.
— Он называет вас папой, — возразила Изабелла. — Так он вас зовет. И я думаю, что он вами гордится.
Мак-Иннес замер. Потом вдруг прикрыл рукой глаза. Изабелла услышала рыдания и встала. Она обняла его за плечи. На нем был свитер из грубой шерсти.
— Вам нужно его увидеть, — сказала она. — Он ваш сын. Он очень на вас похож.
Он отнял руку от глаз и покачал головой:
— Нет. Он не мой.
— А я думаю, ваш. Потому что он на вас похож. В самом деле похож.
Она наблюдала, как подействовали ее слова на Мак-Иннеса. Было нелегко, но теперь она знала, зачем сюда приехала и почему ей нужно сказать все.
— Вам нужно сделать две вещи, Эндрю, — прошептала она. — Две вещи. Во-первых, вы должны простить вашу жену. Спустя восемь лет вы должны это сделать. Вам нужно ей сказать, что вы прощаете все, что она вам сделала. Это ваш долг, потому что у всех нас есть долг. Он принимает разные формы, но это всегда один и тот же долг. Мы должны прощать. А во-вторых, вы должны пойти и увидеть вашего сына. Это долг любви, Эндрю. Это так просто. Долг любви. Вы понимаете, о чем я говорю?
Ей пришлось подождать несколько минут, прежде чем он ответил. Все это время она стояла рядом, и ее рука лежала у него на плече. За окном облако двигалось по небу за вершины холмов. Низкое слоистое облако.
Она взглянула на Мак-Иннеса, и он едва заметно кивнул в знак согласия.
Это было во вторник. В среду не происходило ничего значительного. Правда, Грейс нашла на улице банкноту в десять фунтов, что повлекло за собой длительную дискуссию, которая так ничем и не кончилась. Они спорили о том, начиная с какой суммы найденные деньги следует передавать в полицию. Изабелла считала, что это тридцать фунтов, тогда как Грейс полагала, что возвращать нужно уже одиннадцать. В четверг Изабелла получила письмо, которое заставило ее задуматься — а также действовать, — а еще ей позвонил Гай Пеплоу. А в пятницу, которая всегда была ее любимым днем недели, Джейми купил еще два куска палтуса, на этот раз немного крупнее, которые они съели за ужином при оплывающих свечах. Письмо, прибывшее в четверг, начиналось вполне невинно, но дальше содержало в себе бомбу. Оно пришло от человека, которому Изабелла предложила войти в новую редколлегию журнала. Это был старый друг времен Кембриджа, и сейчас он занимал пост декана философского факультета в университете в Торонто. Она поведала ему историю о махинациях Дава: Изабелла знала, что он невысокого мнения о Даве и даже как-то раз назвал его шарлатаном. «Я видел Дава месяцев пять тому назад, — писал он в ответном письме. — Мы встретились на конференции в Стокгольме. Шведы, как всегда, были радушными хозяевами, и город был так красив в своем зимнем уборе. Весь белый, гавань еще замерзшая, все сверкает. Мне не повезло: за одним из обедов я сидел рядом с Давом, и он весь вечер рассказывал о себе. У него выходит большая книга, сказал он. Огромная книга, по его словам. А потом сказал, что собирается разводиться. Рассказал во всех деталях о бесчинствах своей жены. Но кто же может ее обвинить, Изабелла? Быть замужем за Давом — это значит отбывать весьма суровое наказание».
