Елена Михалкова - Знак Истинного Пути

— Макар, — ошеломленно произнес здоровяк, даже не заметив официанта, — ты понимаешь, что такое невозможно?

Студентик, которого назвали Макаром, молчал, застыв на месте. Официант тоже замер, занеся ручку над блокнотом.

— Слушай, Серега, — растерянно сказал парень, — но ведь с мальчиком-то так ничего и не прояснилось!

— А ты не думаешь, что… — начал мужик и замолчал.

— Думаю, — кивнул Макар. — Потому что больше просто некому. И что нам теперь делать?

— Слушай, какого черта! — возмутился мужик. — Почему мы с тобой должны это решать? Нужно довести информацию до ее сведения, а остальное — не наше дело. Вам чего? — наконец заметил он стоящего столбиком официанта. — Счет нам принесите, пожалуйста.

Прежде чем тот успел принести счет, оба приятеля оставили на столе деньги и уехали. Пересчитав их, официант с немалым удивлением обнаружил, что заплатили они почти точно по чеку, переплатив только двадцать рублей. «Могли бы чаевых и побольше оставить», — скривился официант, пряча их в карман.

Глава 14

Евгения Генриховна вернулась домой из офиса рано. Особняк стоял тихий-тихий. Не кричал на нее из-за каждого угла мальчишка… Ольга Степановна не гремела кастрюлями на кухне… Гостиная была пуста, и Евгения Генриховна словно сквозь какой-то морок, мешавший ей думать, вспомнила, что давно не видела своего брата. То есть видела, конечно, и совсем недавно, но никак не могла вспомнить, когда же именно. «Мне нужно показаться хорошему врачу. Такому, о котором будет Знак», — подумала она, — уже начиная догадываться, что Знаков больше не будет.

— Евгения Генриховна, — окликнули ее с лестницы.

Госпожа Гольц обернулась и с изумлением заметила у дверей гостиной свою невестку, а рядом двух частных детективов.

— Здравствуйте. Вы приехали, господин Илюшин? — спросила она, пытаясь собраться с мыслями.

— Как видите, — серьезно ответил Макар. — Евгения Генриховна, у нас срочный разговор к вам.

— Вы что, нашли… — Она не договорила и замерла, впившись в него глазами.

— Нам нужно с вами поговорить, — повторил Макар. — Где мы можем это сделать?

— Пойдемте… — Хозяйка дома неопределенно махнула рукой в сторону второго этажа и первой пошла вверх по лестнице. — Простите, а вы, Наташа, — обернулась она на полпути, — вы разве тоже хотели со мной поговорить? Давайте после…

— Нет, Евгения Генриховна, — возразил тот же Макар, — для нас очень важно, чтобы Наталья Ивановна присутствовала при нашем разговоре. Собственно говоря, она и будет…

Детектив замолчал, и остаток пути до кабинета госпожи Гольц все четверо проделали молча. Краем сознания отметив, что Мальчик Жора тоже куда-то пропал, Евгения Генриховна тяжело опустилась в кресло, устало произнеся:

— Слушаю вас.

В комнате не было ни одного Знака, даже намека на него. Заставив себя собраться с силами, Евгения Генриховна взглянула на троих людей, сидевших напротив нее, и лица их неожиданно показались ей чужими и совершенно незнакомыми. Она помнила, что женщина — ее невестка, крупный, с серьезным лицом мужик, похожий на медведя, — детектив, разыскивающий ребенка невестки и убийцу Илоны, а молодой парнишка, который на самом деле не такой уж и молодой и вовсе не парнишка, — его начальник. Он приехал, не позвонив. Значит, все бесполезно и новые поиски ничего не дали. Все зря.

— Евгения Генриховна, вы в порядке? — озабоченно спросила Наташа, вглядываясь в побледневшее лицо свекрови.

На какую-то секунду ей показалось, что госпожа Гольц сейчас потеряет сознание, и Макару Илюшину, видимо, тоже что-то такое почудилось, потому что он привстал с места и сделал шаг к столу. Но женщина, сидевшая за столом, недоуменно посмотрела на него, и он вернулся обратно.

— Так я вас слушаю, — сказала Евгения Генриховна своим обычным холодноватым тоном. — Что вы хотели мне рассказать?

У Наташи и Олега Зинчуков, проживших три года в счастливом или относительно счастливом браке, не было детей. Пожалуй, все-таки относительно счастливом, потому что на третьем году их совместной жизни Наташа неожиданно обнаружила, что не представляет своей жизни без ребенка. Ей было все равно, мальчик это будет или девочка, но она хотела ребенка так, что, глядя на очередной тест, безжалостно показывавший одну полоску, начинала тихонько подвывать от горя и тоски. Она, школьная учительница, уехавшая из родительской деревни в город и счастливо вышедшая замуж, ощущала себя совершенно неполноценной!

— Наталь, вы чего детей не заводите? — как-то раз прямо спросила ее мать, когда они с Олегом приехали помогать сажать картошку. — Смотри, упустишь время — потом поздно будет. Тебе ведь, милая моя, все-таки не восемнадцать.

Наташа взглянула на мать, озабоченно шурующую в корзине, и хотела отшутиться, но поперек горла у нее что-то встало, и это что-то не давало растянуть губы в улыбке. Не давало, и все тут. Неожиданно для себя она разревелась так горько, что мать сразу все поняла и, гладя дочь по черноволосой голове, только укорила, сильно окая, как обычно от волнения:

— Ну что ж ты, дурочка, врачу-то не показалась, а? Или показалась?

Наташа пошла к проверенному врачу сразу после возвращения домой. Диагноз ошеломил ее: нужна операция, и чем быстрее, тем лучше — возраст поджимает.

— А ты чего ждала? — удивилась суровая врачиха с густыми, сходящимися на переносице бровями. — В общем, определяйся со своим мужиком — и ко мне.

Перспектива срочной операции привела Олега в ужас. Кроме того что он панически боялся всех врачей, они тогда жили на одну Наташину зарплату, да на приработки Олега, да на то, чем подкармливали их родители.

— Господи, найди же ты себе работу наконец! — не выдержала Наташа, устав убеждать Олега. — Ну хорошо, пусть я летом буду оперироваться, а не сейчас, но ведь жить-то нам на что-то надо будет! Или опять на шее у твоих и моих родителей сидеть?

Олег обиженно пробурчал, что в любом обществе родители помогают своим детям и ничего плохого он тут не видит. Глядя на его нерешительное лицо, Наташа первый раз в жизни почувствовала, что может возненавидеть Олега — вот за эту его нерешительность, за постоянную надежду на помощь родителей, за неготовность брать на себя малейшую ответственность.

— Олег, а ты вообще хочешь детей? — севшим голосом спросила она.

Раньше ей не приходила в голову мысль, что ее муж может не хотеть иметь детей. Но ведь семья без ребенка — это дикость, это противоестественно! А Олег молчал, рисуя пальцем круги на уже порядком потертой клеенке в мелкий цветочек.

— Да хочу, конечно, — вздохнул он наконец. — Только вот почему ты так в своего собственного уперлась, не понимаю? Ну, не судьба — значит, не судьба. Давай из детдома возьмем.

Но из детдома Наташа не хотела. Детей она видела в своей школе каждый день, и просто не могла себе представить, что может полюбить какого-то другого ребенка, кроме своего. Дети ей нравились, она хорошо относилась к ним, была терпелива и снисходительна. Но хотела она собственного.

В конце концов Олег уговорил подождать ее до осени. Наклевывалась, как он сказал, какая-то сезонная летняя работенка, и если он понравится нанимателю, то тот вполне может взять его и на постоянную.

— Но только осенью, Наташка, понимаешь, осенью. Давай подождем немного! Ничего же не изменится.

И они решили подождать. Действительно, подумала Наташа, ничего же не изменится.

Отпуск у Наташи был большой, и весь август они прожили у Наташиных родителей в деревне. Своих тестя с тещей Олег уважал, и они относились к нему доброжелательно, поэтому обычных в таких случаях недомолвок, обид и ссор не возникало. Изба стояла на краю села, немного наособицу. Из окон был виден лес, и казалось, что идти до него совсем близко, хотя на самом деле дорога занимала добрых пятнадцать минут. Колхозное поле между лесом и селом давно уже ничем не засеивали, и на нем неуклонно пробивалась молодая березовая поросль.

Август стоял жаркий. По утрам Наташа и Олег ходили купаться на пруд, и Олег нырял в черную воду со ствола наклонившейся старой ракиты. Брызги от него летели во все стороны, но сам Олег выныривал счастливый, с красной физиономией, и уверял Наташу, что видел на дне сома. В такие минуты она чувствовала себя если не счастливой, то хотя бы спокойной.

В тот день за завтраком мать попросила отца:

— Слушай, Вань, сходи за подпорками, а? У меня вон вся смородина погнулась.

— Так ты ягоды с нее собери, она и гнуться не будет, — проворчал в ответ отец, хитро поглядывая на Наташу, которая терпеть не могла собирать смородину.

— Да ладно тебе, ягоды — не ягоды, а все равно кусты подпирать надо. Вон Олежку с собой возьми да сходи.

Зять с готовностью кивнул.

— Ну, обоим подыскала работу, — продолжал ворчать отец, но в глубине души был очень доволен — одному идти в лес ему не хотелось.