Лариса Соболева - Оберег от порочной любви
– Юрий Артемович, вы куда? – подскочила Лина.
А ему некогда даже на ходу кинуть ей фразу, мол, отлучусь ненадолго. Он выбежал из здания, обвел глазами пространство. Она садилась в такси. Номер! Цвет! Приметы! Брасов запомнил и рванул к машине, в которой что-то жевал Игорь, слушая радио.
– Выметайся, живо! – рявкнул шеф. – Ключи от машины!
Растерянный Игорь уступил место, отдал ключи, пролепетав, так как заметил перевозбужденное состояние шефа:
– Вам нельзя за руль, вы скажите, куда вас...
Автомобиль резко сдал назад, после чего взревел, выворачивая на проезжую дорогу, и умчался.
Такси не слишком торопилось, Брасов нагнал его быстро, очевидно, она не догадывалась, что за ней едет жертва ее заговора. Но время от времени авто вырывалось вперед, словно убегало, приходилось и Брасову прибавлять газу, маневрировать, догоняя, радоваться успеху и огорчаться, когда такси загораживали другие автомобили. Несмотря на горячку, в его мозгу сигналило: Роберт погиб, увлекшись быстрой ездой, осторожней! Да, он помнил о Роберте, но верил, что с ним не произойдет такого. Одновременно высчитывал, куда ее везет таксист, чтоб нечаянно, задержавшись на том же светофоре, который вечно дает стоп-сигнал не вовремя, не потерять их.
Подъезжали к центру. Почему столько народу? Просто кишмя кишат. Некоторые улицы перекрыты. А, да-да, сегодня же праздник, круглая дата со дня основания города. Черт бы побрал это основание!
Такси остановилось в переулке на пересечении с главной улицей, Брасов тоже остановился. Она вышла и легко добежала до угла, свернула. Брасов кинулся за ней... Проклятая толчея! Хаотичная, без системы, все идут, как попало! Где же она, где?..
Вот он, красный плащ и хвост из светлых волос! Не спешит, значит, не подозревает о преследователе. Брасов схватит ее и – будь что будет. А она заорет: «Милиция!» Что тогда делать? Нет, он затолкает ее в первую попавшуюся дверь, схватит за горло и заставит признаться, кто подослал. Только действовать нужно быстро и с напором, с напором... и угрозами ее доконать. А милиция прибежит? Что ж, пусть, пусть. Он обвинит ее в воровстве, покушении на его жизнь, терроризме и всех смертных грехах. Ему поверят, он солидный, известный, уважаемый, а ей – никогда. Посидит девочка в обезьяннике пару суток, потом ее отпустят (Брасов заберет заявление), а он встретит. Уж как встретит!
Расстояние сокращалось, Брасов торжествовал про себя, а пот катился по лицу, вискам и шее, рубашка под пиджаком – хоть выжимай. Догнал! Схватил за запястье, она повернула к нему лицо...
Не та!!! Как же так? Такое уже было с ним. Плащ, волосы, кофточка красного цвета, юбка черная... но не та!
– Извини, обознался, – отпустив ее, промямлил Брасов, озираясь.
– Чокнутый, – буркнула девушка.
Еще одна спина в красном плаще, правда, в противоположной стороне. Неужели он пробежал мимо, не заметив? Брасов ринулся назад, сталкиваясь с прохожими, на бегу извиняясь и не спуская глаз с девочки. Фигура, волосы, даже красные туфли, ремешок сумочки на плече – она, она!
Теперь Брасов просто развернул ее, взяв за плечо, и заглянул в лицо...
Не та!!! Не та, хоть плач, хоть вой! Что за шутки? Молодые девушки оделись, как в инкубаторе? В старомодные шмотки? Или ему уже двоится, троится? Но не это лицо он видел из окна кабинета, то лицо Брасову хорошо знакомо.
– Извини, – вытянув шею, сказал он.
У стены метрах в ста стояла еще одна девушка с парнем, оба о чем-то оживленно разговаривали, жестикулируя, и смеялись. На ней тот же плащ, та же прическа, пышный хвост... С ума сойти!
Как бык, наклонив вперед голову, будто шел бодаться, Брасов направился к парочке. Такие же туфли на шпильке, одну ногу она поставила на ступеньку... Та же сумка на плече... Но Брасов уже не был так уверен.
Ужас прошелся по его телу, когда она повернул ее к себе. Опять!!! Третий раз за сегодня! Это невозможно. Это фантасмагория.
– Тебе чего, дядя? – выступил вперед парень, а сам-то... Один легкий взмах рукой, нечаянно задень – из него дух выйдет вон.
Брасов даже не удостоил его взглядом, он поедал девушку глазами, не веря, что снова не та. Очевидно, шок был очень сильным, потому что ее голос долетел до него откуда-то издалека, хотя стояла девушка близко:
– Идем. Не видишь – он же пьяный.
Брасов и чувствовал себя пьяным. Не имея больше сил, когда девочка и юноша убежали, он облокотился спиной о стену. Присел на выступ фундамента немного передохнуть, отдышаться, избавиться от наваждений, понять, что происходит. Он не понимал! Оттого, что не понимал, все чувства смешались: негодование, разочарование, отчаяние, растерянность...
Мимо прошла еще одна, Брасов широко распахнул глаза, чтоб получше рассмотреть. Красный плащ, красные туфельки с острыми носками, волосы! Волосы точно такие же! Ни прядью не отличаются. Хорошо, – еще соображала его голова, – одежда одинаковая, хотя это невозможно, но откуда взялось столько одинаковых голов?
Будто в насмешку девушка мотнула длинным хвостом, оглянулась и подарила ему, а не кому-то другому, очаровательную улыбку без двойного смысла. На руке, придерживающей сумочку, браслет из цветных бусин. Она шла и улыбалась, потому что он смешной: расселся, увалень, еле дышит, обливаясь потоками пота. А она юная, прекрасная, походка у нее танцующая, забот ноль. Есть чему радоваться. Но и эта была не той, кого он так хотел догнать и допросить.
Внезапно Брасов почувствовал себя, как в бане. Он давно установил правило: парься, балдей, но вовремя выйди из парной, иначе сомлеешь. Самочувствие не из приятных. Самое худшее, что может случиться на свете, это остановка сердца. Появляется мнимая легкость, в глазах темнеет, от солнечного сплетения идет слабость, тело не слушается, учащается пульс. У него появились сходные по признакам ощущения, но из парной можно выйти на воздух, вдохнуть прохлады, прилечь, где попало, да и друзья вовремя окажут помощь. А здесь воздуха предостаточно, прилечь негде, помощи ждать неоткуда.
Брасов упал, видя только ноги, десятки ног и разнообразных туфель. Очень скоро и они расплавились в темноте.
Очнулся и, разумеется, понять не мог, где находится. Однако было комфортно, пожалуй, слишком. Э, да он лежит! Брасов повернул лицо к источнику света – окну, обстановка незнакомая, к счастью, он услышал голос Тори, она с кем-то переговаривалась.
– Тори! – позвал, правда, голос свой не узнал. Какой-то блеющий.
– Юрка! – Она склонилась над ним, лицо обеспокоенное, в то же время радостное.
– Это не наша квартира, – догадался он.
– Юрка, милый... – Тори присела на кровать, взяла его за руку. – Как же ты, негодяй, меня напугал!
– Кто негодяй, я? – Он попробовал пошевелиться, но силенок маловато, видимо, спал долго. – Черт, что со мной? Где это мы?
– В больнице. – Тори гладила по его руке.
– В какой, к черту, больнице? У меня же совещание.
– О, ты еще живешь во вчерашнем дне, – тихо рассмеялась она.
– Объясни толком, что значит, во вчерашнем?
– Вчера ты упал на улице, тебе стало плохо. Хорошо, есть добрые люди, сразу вызвали неотложку, а то бывает, идут мимо, будто не видят.
– Упал... – повторил он, силясь вспомнить этот момент. – На улице. Я был на совещании, это помню прекрасно, а что я делал на улице?
– Это должен ты знать. Твоя Лина сказала, что ты с совещания сорвался, как ужаленный, и куда-то уехал, сев за руль.
Этот момент проступил отчетливо, через минуту-другую Брасов восстановил и причину, почему сбежал с совещания. Ему позвонили, он подошел к окну, увидел ее... Дальше вспоминать не захотел, ибо сердце затарахтело, подсказывая, что ничего хорошего в тот отрезок времени не произошло. Он зажмурился, чтоб не видеть картины из вчерашнего дня, которые вспыхивали, словно вспышка фотоаппарата.
– Юра, тебе плохо?
Он открыл глаза, Тори приблизила лицо к его лицу, очень близко, от нее пахло земляникой и утренней свежестью, какая бывает за городом, если встать рано и войти в лес.
– Мне хорошо, когда ты со мной, – натянул он улыбку. – Слушай, а чего это я вчера упал? Куда? Прямо на пол?
– На тротуар, – поправила она. – Сердце прихватило.
– Инфаркт, что ли?
– Слава богу, обошлось.
– Значит, ты и я в больнице. А я хочу домой, я не люблю больницы.
– Ну, друг мой, мало ли, что ты хочешь. Полежи, отдохни, наберись сил, заодно похудеешь, кормить тебя на убой запрещено, это пойдет на пользу.
– А ты уйдешь? Я от ревности здесь подохну.
– Подохнуть тебе точно не дадут, а я сейчас у мамы, ревновать не к кому, завтра опять приду. Юрка, как я рада, что ты очнулся и вредничаешь.
Она уперлась подбородком в его грудь, смеялась и говорила о всякой ерунде, а он старался не возвращаться мыслями во вчерашний день, наслаждался сиюминутностью. Вот так бы и прожить жизнь в любви и согласии, этого он был лишен, но не дадут – что не дадут, помнил.
Когда Тори уходила, он спохватился:
– А телефон? Где мой телефон? Я же должен проверять, где ты, что делаешь, чем занимаешься.
