Лариса Соболева - Оберег от порочной любви
– Да кто ты такой, черт возьми, чтоб судить-рядить? – пыхнула Тори. – Даже суд после десяти лет не наказывает за преступления. Люди меняются...
– Вот именно, – перебил Глеб, – судить вас поздно. К тому же от наших судов успешно откупаются, я сам не раз так делал, когда меня прижимали. Мой бизнес не очень чистый. За красивыми цветочками прячется безобразно уродливая рожа. А теперь скажи, Тори, страшно тебе было?
Когда-то она его любила, сейчас ненавидела, оба чувства по степени силы равны, поэтому зло сказала:
– Мне было страшно, потому что я не знала, кто прячет свою уродливую рожу за мистикой.
– Ты еще не знаешь, что такое страх перед смертью, но у тебя он будет коротким, а Женька умирала мучительно и долго. Не знаешь, как умирают без воды? Сначала мучит нестерпимая жажда, потом наступает сухость во рту, когда языком не пошевелить, далее гипотония, тахикардия, западают глаза, нарастает нарушение сознания, затем шок и смерть. А при голоде это вообще выглядит страшно, кишки скручивает, будто внутренности у тебя кто-то выедает. Я проверял на себе, правда, до нарушения сознания не довел.
– Ты просто маньяк.
– И как маньяк доведу начатое до конца. Заберите ее, – приказал он двум парням, те подхватили Тори под руки. – Увезите подальше.
На следующий день Тори обнаружили в машине недалеко от города в роще с простреленной грудью в области сердца.
А еще через пару дней Глеб приехал к Бумеру. Мнимая Женька разминала ему шею, высунув от усердия язык. Увидев, кто пожаловал, она улыбнулась и легла животом на пушистый ковер перед телевизором, поедая попкорн.
– Я попрощаться, – сказал Глеб. – И сказать спасибо за помощь.
– Свои люди, сочтемся.
– Прими подарок, джип я оставляю тебе.
– Ммм... – одобрительно крякнул Бумер. – Мне он нравится, хотя предпочитаю бумеры. Ты доволен?
– Да.
– А я рад, что тебе помог. Бумер помнит тех, кто его выручает, товарища никогда не оставит.
– Женя, – обратился к девушке Глеб, оговорившись.
– Меня зовут Сима, – бросила она через плечо, болтая босыми ногами.
Конечно, не Женя. Внешность та же, нутро другое. Сима – маленькая ласка, в свои годы знающая, как угодить мужчине, притом в меру хищная.
– Ты можешь идти, Сима, куда хочешь.
– Я с ним останусь, – не оборачиваясь, указала она рукой на Бумера. – Он мне нравится.
– Твое дело. Ну... – Глеб поднялся. – Прощай.
Бумер тоже поднялся, махнув рукой, затем подав ее Глебу:
– Мир тесен, особенно наш, встретимся. Когда уезжаешь?
– Прямо сейчас.
– Счастливо тебе.
Глеб забрался в машину, Элла выехала с территории, на которой расположен дворец Бумера, и помчалась к трассе через весь город, объезжая участки скопления автомобилей. Иногда она поглядывала на Глеба, а тот насупился, смотрел прямо перед собой, сжав губы. Он человек жесткий, Элла это знает, поэтому сначала задала дежурный вопрос, чтобы проверить его настроение:
– Как ты?
– Нормально.
– Нормально – ни о чем не говорит. Тебя что-то мучит?
Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, через паузу ответил:
– С мучениями покончено.
– Скажи, тебе не жаль их? – Но спохватилась, не желая его сердить, дала задний ход: – Если не хочешь отвечать, не говори.
– Почему же, отвечу. Однажды Брасов сказал: «Никого не стоит жалеть. Что бы с нами ни происходило, мы не заслуживаем жалости. Все до одного. А знаешь, почему? Тот, кто оставляет за собой право на заведомую ошибку, не должен рассчитывать на сочувствие». Это его слова.
– Он не знал, кому говорил, – заметила Элла.
– Но он тысячу раз прав. Я много лет жил с чувством вины, если б не психанул тогда, когда Женька наехала на меня, с ней не случилось бы того, что случилось. Я ее очень любил, мне было невыносимо тяжело. Особенно когда закрывал глаза и видел ее в подвале, связанную. Что она испытала, когда ее насиловали три кабана? Ужас, стыд, отвращение, унижение?
– Все месте и еще больше.
– А когда лежала в темном подвале? Я почему-то представлял, как в темноте по ней бегают крысы. Должно быть, крыс там не было, подвал цементом покрыт, но от этого не легче.
– А ты не думал, что, поженившись, вы не сошлись бы характерами, ссорились бы по пустякам, ревновали и, в конце концов, развелись бы?
– Нам не дали этой возможности. А во мне убили мечту стать ученым, великим физиком.
Внезапно Глеб выпрямился, будто чего-то испугался. Элла насторожилась:
– Что с тобой?
– Знаешь, Элла, Женька отпустила меня.
– Как это?
– Закрываю глаза и больше не вижу ее. – Он зажмурился, посидел так, потом посмотрел на Эллу. – Не вижу. Такого не было. Выходит, я свободен?
– И хорошо. Смотри лучше на меня.
Зина стояла над столом, листая телепрограмму, как вдруг прибежала дочь из школы, не умчалась к себе, а выпалила:
– Ма, тебя там спрашивают.
– Кто? – оторвалась от чтения программки на сегодняшний день Зина.
– Не знаю, дядьки какие-то.
– Пошли их подальше.
– Ага, сама пошли их. Они взрослые.
Три «дядьки» вошли в дом, мерзавка домработница пустила. Зина уже лелеяла надежды устроить ей выволочку, стрессы желательно сбрасывать, в этом смысле домработница, как никто, подходит.
– В чем дело? Вы кто? – сухо поинтересовалась она.
– Милиция, – улыбнулся молодой человек.
– Что вам нужно?
– Вы, – сказал солидный мужчина, от которого ее чуть не стошнило, как только она увидела его, потому что он был похож на покойного мужа. – Вы подозреваетесь в убийстве.
– В чем, в чем? – нервно хохотнула Зинуля. – Кого я убила?
– Перед смертью сожительница вашего мужа написала письмо, можете ознакомиться с его содержанием.
Пожав плечами, опустив углы губ вниз, Зинуля взяла отпечатанный лист, видно, копию, начала читать:
– «Если со мной что-нибудь случится или меня не станет, знайте: вина лежит на Зинаиде, жене Юрия Артемовича Брасова, который бросил ее и ушел ко мне. Мучимая ревностью и злобой, она убила его, мне удалось это выяснить через день после убийства. Грозилась убить и меня. Ваша...» Ах, курва облезлая... Негодяйка! Это же клевета!
– Но Виктория убита, – заметил Брасов номер два.
– Да триста лет она мне приснилась! – заверещала Зинуля. – Чтоб из-за этой выдры и моего борова я в тюрьме влачила жизнь? Да на хрен они мне...
– Гражданка, вы задержаны.
– Что?!! Как! Это же не я!
– Разберемся, не волнуйтесь, – приблизился улыбчивый мент с... наручниками. – Если найдем доказательства вашей непричастности, отпустим.
Илья с Андроном шли вдоль улицы, можно сказать, прохлаждались.
– Загадочная история, – глянув на свинцовое небо, произнес Илья. – Три самоубийства, одна авария, одно убийство, причем кружок один. Чего это их всех потянуло на тот свет?
– Показалось, что там лучше, – заключил Андрон.
– Но последнее убийство наводит на нехорошие мысли, что они не сами туда ушли. А браслетики? Что они означают? Их ведь подбрасывали с какой-то целью. Наталья кого-то боялась, Брасов был как комок оголенных нервов. Надеюсь, ты не думаешь, что Брасова и его любовницу застрелила жена?
– Брасов застрелился сам. Если честно, я вообще о них не думаю.
– Нет, в данном деле не так-то все просто, как выглядит, – не слушал Илья. – Наверное, я займусь этой увесистой стопкой смертей, пока нет заказов.
– Зачем?
– Просто хочется знать, где собака зарыта. – Он остановился, глядя себе под ноги, и повторил: – Очень хочется знать.
