Татьяна Устинова - Первое правило королевы
Она поедет по адресу, полученному в редакции, и поговорит с этим самым Захаром Юшиным, если только он на самом деле существует. Если его не существует, она поедет в Заболоцк, повстречается с Иваном Адамовичем, посмотрит историю болезни Георгия Мурзина и личное дело санитара Юшина. Если главный врач поверит очередной ее лжи.
И если… если она к тому времени все ещё будет жива.
Примерно через полчаса ее вызвал Якушев.
Она побежала пешком – лифт всегда ехал слишком медленно. Ей показалось подозрительным и странным, что Якушев вызвал ее так внезапно, хотя ничего в этом не было ни подозрительного, ни странного, и ей очень хотелось задержаться по дороге.
Ее задержал Юра, так и не отправившийся ублажать свой насморк. Он вышел ей наперерез из коротенького коридора, в который Инна только собиралась войти.
– Инна Васильевна! – воскликнул он конфузливо. – А я вот лимон нашел.
И показал лимон, словно нашел его на полу.
– Вот и хорошо, – похвалила Инна. – А в Приангарск вы перезвонили?
– Конечно.
– Соврали, что я больна и потому не приеду? Помощник не дрогнул и глаз не отвел.
– Что вы, Инна Васильна! Сказал, что в связи с трагическими обстоятельствами все руководство края должно оставаться на своих местах.
Инна посмотрела на него. Похоже, что именно так он и сказал, поганец. Руководство края!.. Ему-то, ясное дело, выгодно быть помощником «руководства края», а она со стыда сгорит.
– Юра, я ведь просила вас не называть меня руководством края! Я пока еще не первый вице-губернатор и не губернатор! Они – руководство края, а мы с вами госслужащие, и только.
Юра смотрел на нее покрасневшими от простуды кроткими глазами, кивал и соглашался – Инна была совершенно уверена, что он даже не слушает ее.
– Инна Васильевна, можно я попрошу вашего водителя отвезти меня домой? У меня температура поднимается, а я свою машину утром отдал в гараж на профилактику. Думал, сам доберусь, а тут вдруг… расклеился.
Этим чудесным мужественным словом Юра именовал свою температуру в тридцать семь и одну десятую градуса. Быть может, даже и две, или уже подбирается к трем!
Инна разрешила забрать Осипа, прошла коротенький коридорчик и страшно удивилась, не обнаружив на месте ни секретаря, ни помощника.
Так не бывает. Начальство всегда должны охранять. А если глупый «рядовой работник» вдруг решит сунуть нос в хозяйские покои, подать челобитную или что-то в этом роде?! Кто сможет его задержать, не пустить, остановить, если перед дверью никто не сидит?!
Кроме того, подумала она рассеянно, очень странно, что…
Дверь распахнулась:
– Инна Васильевна!..
– Сергей Ильич, вызывали?
– Вызывал, – согласился Якушев. Вид у него был озабоченный и в то же время деловитый. Он кинул на полированный секретарский стол норковую шапку, которая завертелась, поехала и чуть не свалилась на пол, зажал между коленями портфель и стал в нем рыться. Рыться ему было очень неудобно.
Инна наблюдала.
Якушев досадливо покрутил головой, плюхнул портфель на стул и продолжал копаться в нем, но уже с комфортом.
– Я тебе одного человечка дам, – говорил Сергей Ильич. – Он предупрежден. Ты к нему съезди, потолкуй про финансы для твоего праздника. Он в финансах все понимает, до последнего рубля учитывает.
Значит, праздник уже «мой», подумала Инна стремительно. Какое интересное изменение терминологии! Главное, неожиданное.
– Он тебе посоветует, если сам не даст. А может, и сам даст. Он такие дела любит, они ему это создают… как его… доброе имя.
– А у него своего нет?
– Чего?
– Доброго имени.
– Что ты, Инна Васильевна, не смеши меня, ей-богу! У того в бизнесе доброе имя, кто конкурентов мочил, а стали доказывать – и ничего не доказали!.. Вот это самое доброе имя и есть.
Он еще немного порылся.
– О встрече я договорился, а дальше ты уж сама. На, вот она, карточка. Встреча завтра в шесть на его территории.
– Как, – не поняла Инна, – уже завтра?!
– А чего тянуть-то! Я тебе десять раз сказал – ты вообще с этим делом не тяни, Инна Васильевна. Дорого яичко к Христову дню.
– Да я его даже не знаю, этого человека!
– Тебе и не надо. Достаточно, что я знаю. Твое дело его уговорить, ты у нас это лучше всех умеешь.
Инна молчала. Якушев подогнал к себе свою шапку, схватил и со всего размаху нахлобучил на голову, как будто стог посадил.
– А мне ехать надо. Теперь Катюха пропала, не знаем, куда девалась! Господи, вот так живешь, живешь, да не знаешь, где оно тебя подстерегает, самое страшное!..
Сказать, подумала Инна. Сказать или не сказать? Наверное, надо сказать. Вряд ли Якушев сдаст Катю ее неведомым врагам, которые шли за ней через темную ночь!.. А так будут искать, весь город на уши поставят, не найдут, выйдет следующий грандиозный скандал с привлечением общественности, прессы и всего остального.
– Сергей Ильич, – начала Инна. – Вы не волнуйтесь, но мне кажется, я знаю…
Дверь в приемную распахнулась, и на пороге показался Симоненко с какими-то синими папками в руках. Сбоку папок болтались белые канцелярские завязки.
– День добрый, – выговорил Симоненко и окинул Инну и Якушева таким подозрительным и опытным взглядом, что оба немедленно почувствовали, что ведут себя неприлично. Вполне можно было и не стоять вдвоем в пустой приемной, и Инна вполне могла отодвинуться на шаг-другой, и уж оттуда, из отдаления, вытянуть шею и рассмотреть оставленную визитку, а Якушев вполне мог бы застегнуть пальто, а наличие шапки на голове неубедительно, нет, неубедительно!..
– Если ты ко мне, Василий Иванович, – сказал Якушев веско, видно, обиделся на подозрительный взгляд, – то меня нет уже. Я уехал.
– На пять минут всего, Сергей Ильич!..
– Ни на пять секунд. Говорю же, нет меня!
И словно для того, чтобы подтвердить сказанное, стремительно вышел вон из собственной приемной.
– Упустил, – с сожалением произнес Симоненко и неприязненно посмотрел на Инну – уж она-то своего не упустит! По телевизору вон как все про нее говорят, один другого хуже, а она в полном порядке, даже Сергей Ильич возле нее гоголем ходит, хотя ему-то уж поостеречься бы!..
– Я тоже пойду, Василий Иванович. До свидания.
– А чего тут работников никаких нет, ты не знаешь?
– Каких работников?
– Ну, секретаря или Валентины Ивановна, помощницы? Куда они сгинули-то все?
– Не сгинули мы, – раздался от двери задыхающийся бас, и в приемную ввалилась та самая Валентина Ивановна, раскрасневшаяся с мороза, в распахнутом коричневом пальто. Симоненко она улыбнулась, а на Инну даже не взглянула, потому как терпеть ее не могла.
– Нас Сергей Ильич отпустил, – помощница распахнула шкаф, достала вешалку и стала пристраивать пальто, – на полдня. Я перед выходными никогда не успеваю ни на базар, никуда! Беда прямо с этим временем!
Инна ногтем подцепила с полированного стола визитку, наугад кивнула во враждебное пространство, образованное Симоненко и помощницей Якушева, и пошла к двери.
На лестнице перед большим зеркалом она остановилась и повернулась – чтобы убедиться, что сзади у нее все в порядке, просто так, потому что эти двое смотрели слишком уж пристально, хорошо, если дырку не прожгли. Сзади все было в порядке, даже очень красиво.
Она повернулась, сбежала на один пролет и замерла. Навстречу ей поднимался Ястребов Александр Петрович.
Она не была… готова увидеть его, словно материализовавшегося из ее мыслей.
Жестом английской королевы Елизаветы, подающей руку лорд-канцлеру, – Инна однажды своими глазами видела этот неподражаемый жест, исполненный достоинства, самодостаточности и… как бы это выразиться… глубочайшего равнодушия ко всему, кроме внешней формы, которую приходится соблюдать, – Инна положила руку на полированные перила и продолжала спускаться.
Только поравнявшись с ним, она повернула голову:
– Здравствуйте, Александр Петрович.
– Здравствуйте, Инна Васильевна. Готовитесь сегодня снова в эфир? Отстаивать интересы демократической прессы?
Укол был так себе, не очень болезненный, все потому, что Александр Петрович тоже заранее не подготовился.
– Сегодня у меня выходной. Сегодня я ничьи интересы не отстаиваю.
– Напрасно.
Не надо было спрашивать, но она все-таки спросила:
– Почему?..
– Потому что без вашей энергичной поддержки их никто отстоять не сумеет.
– Вы мне льстите.
– И не думаю даже. Я просто констатирую факт. Инна посмотрела ему в глаза – черные до самого дна, как ночное небо над Енисеем, – оторвалась от них, будто вынырнула, и быстро прикинула, спросить или нет. Спросить очень хотелось, но инстинкт самосохранения вопил все громче – не смей, не смей!..
И, конечно, она посмела.
В конце концов, она никогда и ничего не боится, и это должно быть известно всем.
– Ты вчера забрал у меня газеты?
