Александра Маринина - Иллюзия греха
- На детские дома и больницы? - догадался Саша.
- Ну, примерно.
С тех прошло пятнадцать лет. Сейчас Александру Николаевичу Ташкову было тридцать четыре, столько же, сколько было его отцу, когда они остались вдвоем. К тренерской работе Николай Васильевич в свое время так и не вернулся. Сказался перерыв - почти десять лет, которые он провел в школе, и он безнадежно отстал в методиках тренировок, да и забыли его уже. Теперь ему шел шестьдесят первый год, но он все еще был спортивен и подтянут и работал в том самом институте физкультуры, который когда-то закончил. Единственный признак возраста - почти полное отсутствие волос, но у Ташковых ранняя лысина - это наследственное, и у Александра в тридцать четыре года свободная от волосяного покрова площадь поверхности черепа значительно превышала площадь "оволосенную".
Что же касается писательского состояния, то в первые восемь лет, года эдак до восемьдесят девятого, денежки от разных издательств капали на счета постоянно, соответственно и проценты росли. Но потом, по ходу перестройки, классик соцреализма оказался резко позабытым и никому не нужным, и ручеек денежных вливаний мгновенно пересох. Поскольку Александр уже работал в то время в ФСБ, то о начале финансовых катаклизмов семья Ташковых знала заранее и успела подготовиться к тому, чтобы писательское наследство не пропало. Хоть им лично оно было и ни к чему, но оба, и отец, и сын, привыкли быть честными и если уж брались что-то делать, то делали добросовестно, а не абы как. Сняв все деньги со счетов, они вложили их в золото, а спустя еще несколько лет, когда ситуация с валютой и счетами в банках стала более или менее понятной, "перевернули" золото в доллары и положили на валютный счет в такой банк, который уж точно не прогорит. Пусть там проценты поменьше, зато надежности побольше.
Несколько раз Александр порывался найти достойное применение писательским деньгам, предлагая сделать взнос в какой-нибудь благотворительный фонд или передать деньги на нужды инвалидов, но реакция отца его удивляла.
- Ты можешь быть уверен, что эти деньги пойдут именно на то, на что ты их дал? Ты можешь гарантировать, что их не разворуют на полпути?
Конечно, Ташков-младший таких гарантий дать не мог. Уж ему-то, кадровому офицеру КГБ-ФСБ, было лучше многих других известно, какими и простыми, и сложными путями утекают денежки даже с самых надежных и проверенных счетов. Иногда Александр слышал по телевидению обращения о помощи, о необходимости денег на лечение того или иного человека, но отец и эти попытки "пристроить" наследство пресекал в корне.
- Ты лично знаешь этого человека? - сурово спрашивал он. - Ты можешь дать мне голову на отсечение, что он действительно болен и нуждается в деньгах на лечение, что это не ловкая и безнравственная форма вымогательства у доверчивых жалостливых сограждан?
Да, неприятный опыт с женой, а потом и предприимчивой "англичанкой" Аллой Сергеевной сделал Николая Васильевича патологически подозрительным.
- Дождись случая, когда у тебя сердце заноет, когда ты поймешь, что не будет тебе покоя, пока какое-то дело не будет сделано. Когда ты почувствуешь, что у тебя внутри все болит, - вот тогда ты нашел то дело, на которое должен потратить эти деньги. И совершенно неизвестно, от чего у тебя душа заплачет, от жалости к бездомным кошкам и собакам или от страха перед распространением новой вирусной пандемии. В одном случае ты построишь приют для бездомных животных, во втором - дашь денег на научную разработку новой вакцины или на ее покупку, но как бы там ни было, ты почувствуешь, что не можешь не сделать этого. Это и будет тот случай, который тебе нужен. А искать, куда бы пристроить деньги, - это глупо. И радости никому не принесет. К тридцати четырем годам Александр так и не женился, ибо горький опыт обмена любви на деньги оставил в нем слишком заметный след. Девушек и женщин у него было много, ранняя Лысина была единственным дефектом его внешности, но своих подруг, подходящих, по его представлениям, на роль жены, он проверял на "наследство", и каждый раз видел жадный блеск в глазах. Ласки их становились после этого известия более жаркими и изощренными, а слова, произносимые на ухо, более страстными и откровенными. Ему сразу же становилось скучно и противно. Ну почему люди так любят деньги, которых сами не заработали? Он понимал, очень хорошо понимал людей, которые тряслись над каждой ежедневным многолетним трудом заработанной копейкой, и даже самые отвратительные проявления скупости и жадности со стороны таких людей его не раздражали, хотя сам он скупердяем отнюдь не был, любил делать подарки и расставался с деньгами легко. Но он совершенно не понимал, как можно, забыв все на свете, забыв себя и своих близких, забыв честь и совесть, рваться к деньгам, которые нажил или заработал кто-то другой. И даже в свои тридцать четыре года, став начальником отделения и дослужившись до майора, он этого не понимал. То есть чисто теоретически знал, что с людьми это случается на каждом шагу, ну буквально с каждым третьим, но встать на их место, влезть в их шкуру и понять, почему они так себя ведут, он не мог. Не могу и все тут.
В эту ночь она вообще не смогла уснуть. Лежала, конечно, в постели, давала отдых натруженному за день телу, но душа ее бодрствовала, заставляя снова и снова возвращаться к мыслям о сестре и об Олеге. Почему так сразу? Почему два человека покинули ее одновременно? Никто из них не виноват, Наташу похитили, Олега убили, но почему же судьба наносит ей удар за ударом, не давая опомниться и дух перевести? Несправедливо это. Так нельзя. Она же живая, у нее сердце есть. Или, может, Боженька смотрит на нее сверху и думает, что раз она такая трудяга неутомимая, то у нее внутри вообще ничего нет, кроме мышц и сухожилий? Ира в Бога не верила, но и в том, что его нет совсем, сомневалась. Что-то есть, конечно, просто мало кто точно знает, что именно.
Она не любила Олега и даже влюблена не была, просто была благодарна ему за участие, за то, что приходит каждый вечер, делая ее тем самым в глазах окружающих работников "Глории" такой же, как все, нормальной девушкой, у которой есть ухажер. За то, что поднимается иногда в ее квартиру, заставляя ее забыть об убогой одежде и мерзких прыщах на лице. За то, что собирался повести ее к доктору и даже оплатить лечение, если нужно будет. За человеческие разговоры во время коротких прогулок по ночным улицам. За то, что не говорил обнадеживающих слов и ничего не обещал, а просто был, пусть понемногу, но каждый вечер. И Ире было отчаянно жалко его. Ну почему, почему? Такой молодой, красивый, добрый. И ребеночек скоро родится... Ей было жалко жену Олега, хотя Ира даже не знала, как ее зовут.
И вдруг ее как обожгло. Кто такой этот тип, который приходил сегодня в "Глорию"? Он ведь даже имени своего не назвал. А вдруг он все врет? И Олег не погиб? Просто он хочет что-то выведать у нее, потому и сказал про Олега. Может, он от тех, кто Наташу похитил? Ведь предупреждал же ее этот... ну как его... ну который утром-то вчера приходил, что могут появиться незнакомые люди и начать приставать с расспросами. Господи, да как же его зовут, мужика этого?! От досады на саму себя Ира чуть не расплакалась, потом вспомнила, что он дал ей карточку с телефонами. Куда она ее сунула? В карман, наверное, больше некуда, она же улицу мести не с сумкой идет, а так, без ничего. Она выбралась изпод тонкого старенького одеяла (когда-то, когда она была еще маленькой, мама на нем гладила, а теперь, когда хорошие одеяла жильцам отдала, и для постели пригодилось), включила свет и схватила ветровку, в которой утром выходила. Слава Богу, карточка нашлась. Вот, Коротков Юрий Викторович, Каменская Анастасия Павловна. И телефоны, целых пять номеров. Интересно, по какому из них можно ночью позвонить? А то ведь неудобно получится, всю семью перебудит. Правда, он сам сказал: звонить в любое время дня и ночи, не стесняться. Но сказать легко... Да и ей позвонить ночью не так-то просто, телефон висит в прихожей, на стенке, в комнату его не утащишь, а разговаривать, чтобы слышали жильцы, Ире не хотелось. Не хотелось по многим причинам. Жильцы ценят ее квартиру за то, что здесь спокойно, и совсем не нужно, чтобы они слышали, как их хозяйка по ночам в милицию названивает. Кроме того, этот Коротков особенно просил, чтобы Ира о происшествии с Наташей не распространялась. А вдруг ей придется сказать по телефону что-нибудь такое... Пойти на улицу в автомат, что ли? Хотя какой автомат, для автомата жетон нужен, а где его ночью возьмешь, да и стоит он полторы тысячи, как целый батон хлеба с отрубями.
Придется ждать до утра. Ира еще час примерно повертелась в постели, но потом снова включила свет. Нет, не станет она ждать до утра. Коротков же сказал - звонить немедленно, в любое время дня и ночи. Это его работа, он знает, что говорит, и если сказал сделать так - значит, так нужно, так правильно. Для дела. Для Наташи. Он сам говорил: безопасность Наташи в наших с вами руках, от наших с вами действий зависит, как скоро мы ее найдем и спасем. Плевать на приличия, она должна ему позвонить.
