Она умерла как леди - Джон Диксон Карр
– Если все это правда – подчеркиваю: если! – должен сказать, что эта женщина получила по заслугам. (Запомни мои слова, Молли.) Она вознамерилась бросить мужа, тем самым подрывая основы домашнего очага и семейной жизни, и заслужила любую кару, назначенную ей Провидением.
– Стив, мы с вами не в том возрасте, чтобы говорить глупости, пусть даже и ради наших детей. Никакая проповедь не изменит человеческой натуры. В ином случае еще тысячу лет назад духовенство постригло бы всех под одну гребенку.
– Но факт остается фактом, – ответствовал Стив. – В попытке увильнуть от ответственности миссис Уэйнрайт разрушила приличную семью. Даже Джонсон говорит…
– Кстати, что там насчет Джонсона? – вмешалась Молли.
Хотя Стиву не понравилось, что его перебили, он не обрушился на дочь с новыми нравоучениями.
– Он понемногу трезвеет и страшно раскаивается. Говорит, что всех за все прощает. – Стив фыркнул. Похоже, сам он не собирался прощать Джонсона. – Прощает даже профессора Уэйнрайта за кражу садового катка. Утром мировой судья назначит ему десятишиллинговый штраф. На это я повлиять не в силах.
– Ладно, хватит о Джонсоне. Скажите честно, вы верите, что это было двойное самоубийство?
– Самое важное – это доказательства, друг мой, – любезно заметил Стив. – И с учетом доказательств нетрудно прийти к выводу, что мы имеем дело с самоубийством. С юридической точки зрения…
– К черту юридическую точку зрения!
– О нет! Никогда так не говорите. Это глупо. Суть в том, что эти двое не взяли бриллиантов. Следовательно, они не собирались убегать.
– А как же найденный рыбаками чемодан? Чемодан с женской одеждой?
– Эти вещи принадлежали Рите? Вот, в том-то и дело, – ответил Стив. – Это еще надо доказать. Чемодан может принадлежать кому угодно. Кроме того… – В сгустившихся сумерках он стал рассматривать свои ногти. – Если – если! – Рита действительно собиралась сбежать и начать новую жизнь, она хорошенько позаботилась бы о том, чтобы на одежде не осталось соответствующих меток – например, нашивок с инициалами. Если все эти вещи окажутся совершенно новыми, никто не сможет их опознать, и я почти не сомневаюсь, что их принадлежность останется недоказуема.
Я схватился за голову.
– Я говорю «Рита», – добавил Стив, – но, конечно же, имею в виду миссис Уэйнрайт.
– Вы не хотите рассказать о причине вашей ссоры?
Стив помолчал.
– Ну-у… Разве что по секрету. Пожалуй, я не против. В общем, Рита попросила меня продать кое-какие бриллианты. Я отказался, и она наговорила мне нелестных слов.
– Почему вы отказались?
– Причина первая: я не оценщик и не посредник, – прозвучал в сумраке недовольный голос Стива. – Причина вторая: с юридической точки зрения подаренные мужем бриллианты считаются собственностью мужа и жены. Так же как и совместный банковский счет. Я сказал, что мог бы заняться переговорами, будь у меня инструкции профессора Уэйнрайта, и Рита, к сожалению, вышла из себя. Запретила даже упоминать об этом в присутствии профессора. Слово за слово, и…
Стив пожал плечами.
– Но это произошло до ее знакомства с Салливаном?
– Задолго до него. Подозреваю, что миссис Уэйнрайт испытывала некоторый недостаток в деньгах, получаемых на личные нужды. – Словно ставя точку в этом разговоре, Стив щелкнул каблуками, встал и повернулся к Молли. – Нам пора, юная леди. Хочу лишь предупредить, доктор Люк: завтра утром в коронерском суде вам лучше избегать опрометчивых заявлений.
По тропинке, обрамленной высокими синими шпорниками и камнями, выкрашенными в белый цвет, чтобы их было видно в темноте, мы с Беллой – та поспешила вперед – направились к задней двери, а Стив с дочерью пошли было в сторону калитки, но Молли неожиданно вернулась.
Время затемнения еще не наступило, и в незашторенной буфетной миссис Гарпинг накрывала на стол к ужину. В свете окон я отчетливо видел Молли, ее пронзительно-голубые глаза, сверкавшие подобно глазам Беллы, и превосходные зубы за приоткрытыми губами.
– Доктор Люк, вы говорили о человеческой природе…
– Так-так?
– Если природа велит пойти против воспитания и традиций, стоит ли прислушаться к ее зову?
– Если это не связано с нечистой совестью…
– Нет!
– В таком случае я бы сказал, что стоит.
– Спасибо. Так я и сделаю, – сказала Молли и убежала вдогонку за Стивом.
Ужин произвел на меня удручающее впечатление. Я не стал рассказывать Тому о планах на завтрашний день, поскольку его хватил бы удар, и вместо этого выслушал лекцию по поводу опозданий на чай. И, кроме того, я предупредил Беллу, что лучше держать рот на замке.
Не знаю, удалось ли мне передать, как сильно я горжусь этим мальчиком, поскольку вслух такого не говорят, да и в книгах подобные строки отдают пошлостью. Но теперь он работал даже не за пятерых, а за десятерых, выглядел соответственно, и я, в свою очередь, сказал об этом все, что думаю. Том, однако, не думал ни о чем, кроме любопытного, хоть и несмертельного, отравления карболовой кислотой на Элм-Хилл, и пока он во всех подробностях рассказывал о нем Белле, нисколько не сомневаясь, что она питает живейший интерес к подобным темам, я остался наедине с собственными размышлениями.
– Для начала, – Том положил себе в тарелку пирог с мясом и почками, – надо промыть желудок теплой водой.
– Ох, Том!
– Да-да. А в воде надо растворить немного магния сульфата – или, если вам так больше нравится, сахарата извести…
– Парнишка, лично я, – сказала Белла, – всегда пользуюсь сахаратом извести. Но пусть это не влияет на ваши привычки.
– …Чтобы фенолы образовали безобидный эфир сульфат и… Эй, негодница! По-моему, вам плевать на мой рассказ!
– Ну и ну, вот это, я понимаю, чувство юмора! Лучше запихнули бы вот эту солонку себе в глотку! – Говоря это, Белла не спускала с меня глаз.
Как же доказать, что Риту и Салливана убили? Как, черт возьми, доказать это к десяти утра завтрашнего дня?
– Папа, ты почти не притронулся к еде!
– Я не голоден, Том.
– Но тебе надо питаться! Уплетать за обе щеки! В конце концов, ты же не на диете и не в тюрьме.
– Оставьте его в покое, Том!
Как же это доказать? Как же, как же, как же?
– Пожалуй, на десерт я тоже не останусь. Прошу меня извинить.
Я встал из-за стола. Закрывая дверь, бросил прощальный взгляд на Тома, крупного, веснушчатого, с пустым взглядом, и на Беллу с ее блестящими кудряшками и ногтями, заново выкрашенными в красный цвет; они сидели под мозаичным куполом люстры, провисевшей над этим столом уже тридцать лет.
Вышедшая из кухни миссис Гарпинг взялась укорять меня за недоедание, и я, по-моему, ответил довольно резко, после чего отправился в гостиную. Через некоторое время включил новости,
