Дик Фрэнсис - Кураж. В родном городе. Рецепт убийства
— Ты еще пожалеешь, что связался с нами, парень, — заявил низенький. — Даже не представляешь, какую ты заварил кашу.
— Заткнись, или я еще разок стукну тебя!
Я вернулся в пивную. Старик сидел у стойки.
— Ну и клиентура у вас! — заметил я бармену.
— Вы вернулись? Что-то не припоминаю, чтобы мы посылали вам пригласительную карточку с золотым обрезом.
— Если тот шут, что валяется на полу в сортире, минут через пять не выйдет оттуда, вызывайте «Скорую помощь».
— Вы затеяли драку? — с напускным неодобрением спросил бармен. У нас приличное заведение, и никаких беспорядков мы не позволяем.
— Я что-то не слышал, чтобы вы возмущались, когда эта шпана била и грабила старика. Сколько вам платят за то, чтобы вы ничего не видели и не слышали?
— Это еще что за разговоры! — крикнул бармен.
С улицы послышался негромкий автомобильный гудок. Старик соскользнул с табурета.
— Вам вредно волноваться, — посоветовал я бармену.
Старик уже был у двери, и я остановил его.
— Вы далеко живете?
— Нет, всего несколько кварталов.
— В таком случае этого вам хватит на такси. — Я протянул ему два четвертака.
— Ты хороший парень, сынок.
— Ну, скажем, я просто люблю подраться. Как ваша фамилия?
— Макгинис.
— Если эти фрукты снова станут вас обижать, — скажите мне. Я, очевидно, остановлюсь в гостинице «Вэзер-хауз». Моя фамилия Вэзер. Джон Вэзер.
— Вы хотите сказать, что остановитесь в гостинице «Палас-отель»? Так теперь называется прежний «Вэзер-хауз».
Снова послышался автомобильный гудок, старик взялся за ручку двери, повернулся ко мне и спросил:
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Джон Вэзер.
— Вы родственник Вэзера, о котором я рассказывал?
— Да.
— Ну и ну! — удивился старик и вышел.
С улицы послышался шум отъезжающего такси.
II
Изменилось не только название «Вэзер-хауз». В «Палас-отеле» вместо больших дубовых дверей с медными ручками, которые я помнил, были унылые вертушки. Вестибюль с пропахшими табачным дымом кожаными креслами отремонтирован и обставлен заново. Скрытое освещение и диваны, обитые цветной материей, придавали ему некоторый уют В отличие от прежних времен в вестибюле не сидели старики и старухи. Бильярдная на первом этаже была переделана в кафе-бар с нарисованными на стенах синими женщинами. В дверях кафе-бара стояли две проститутки с обнаженными плечами. Я понял, что дела в баре шли довольно бойко, главным образом за счет подростков. Подошел к столику дежурного администратора, на котором стояла дощечка с надписью «Мистер Данди» Мистер Данди бросил взгляд на мою мокрую шляпу, небритый подбородок, грязную сорочку, дешевый парусиновый чемодан и солдатские башмаки. Я посмотрел на тщательно прилизанные русые волосы мистера Данди, разделенные пробором посредине яйцеобразной головы, на гладкое, словно выутюженное личико, тусклые глазки, ослепительно белый воротничок и бледно-голубой галстук, заколотый позолоченной булавкой. Приступил уже к рассматриванию наманикюренных пальцев, которыми Данди изящно придерживался за край стола, когда он, наконец, соблаговолил обратиться ко мне:
— Чем могу быть вам полезен?
— Мне нужен ординарный номер, без ванны. Я никогда не принимаю ванны. Похоже?
Данди удивленно поднял тоненькие брови, заморгал и сказал:
— Пожалуйста. Два доллара пятьдесят центов в сутки.
— Обычно я рассчитываюсь при выезде… Кому теперь принадлежит этот отель?
— Мистеру Сэнфорду… Прошу уплатить два доллара пятьдесят центов.
Я достал свернутую в трубочку пачку денег, с виду казавшуюся внушительной, протянул Данди три бумажки по доллару и сказал:
— Сдачи не надо.
— В нашем отеле чаевых не берут.
— Вот как! Вы напоминаете мне моего бывшего дворецкого. Он умер от досады, что не брал чаевых, когда ему исполнилось всего пятьдесят лет.
Данди положил на стол пятьдесят центов, ключ и сухо сообщил:
— Комната шестьсот семнадцать.
Прежде чем закрыть за собой дверь номера 617, коридорный искоса взглянул на меня и, мерзко улыбаясь, спросил:
— Чем могу еще служить вам, сэр? У нас в городе есть кое-что занимательное…
— Алкогольное или сексуальное?
— И то, и другое. Что вам угодно?
— Мне угодно немного спокойствия. Я обрету его без вас?
— В таком случае извините, сэр.
Дверь за ним захлопнулась.
Я разделся до пояса, умылся, побрился и переменил сорочку. Подсчитав свои капиталы, обнаружил, что из сотни долларов, полученной мною при демобилизации в качестве выходного пособия, осталось шестьдесят три с мелочью.
Было двадцать минут восьмого.
По черному ходу я спустился в радиостудию на третьем этаже. Она находилась в том же помещении, что и десять лет назад, но глухая стенка между передней и комнатой дикторов была заменена зеркальным стеклом, за которым тщедушный человек во фраке что-то говорил в микрофон. Я даже не сразу сообразил, что сильный, глубокий голос из громкоговорителя в передней принадлежал ему.
— О ты, преисполненный благоговения верующий! — шевелились губы человечка за стеклом. — О ты, благочестивый и молящийся! Ты стоишь сейчас на перепутье своей судьбы, и я верю: у тебя достаточно духовной силы, чтобы понять этот тревожный факт. Но ты не бойся стрел ужасного несчастья. Я помогу тебе, исходя из познания своей силы и на основании силы своего познания…
Полнеющий молодой человек сидел за столом в углу комнаты.
— Тут есть какое-нибудь начальство? — спросил я у него. Или этот старый джентльмен выступает самовольно?
— Я директор программы, — ответил он, вставая и поправляя складки своих тщательно отутюженных брюк. Вид у него был такой, словно он недавно сошел с витрины магазина мужской одежды и явился сюда, предварительно посетив парикмахерскую.
— В таком случае, может быть, вы скажете, кто руководит этой радиостанцией?
— Я уже сказал, что директор программы я, — раздраженно ответил он.
— Но кто-то же платит вам жалованье, которое, я не сомневаюсь, не так уж ничтожно?
— Кто вы такой? Мне не нравится тон, которым вы разговариваете.
— Я исключен за неуспеваемость из пансиона для благородных мальчиков… Извините, что так грубо задал вам столь деликатный вопрос.
— Станция принадлежит миссис Вэзер.
— Но миссис Вэзер умерла пять лет назад! — громко сказал я.
— Не кричите. У нас не очень хорошая звукоизоляция. Вы, очевидно, говорите о ком-то другом. Я только сегодня виделся с миссис Вэзер и могу сообщить, что она выглядит совершенно здоровой.
— Разве Д. Д. Вэзер женился вторично?
— Ах, да, я слышал, что мистер Вэзер был женат дважды, причем вторично он женился за несколько месяцев до смерти.
— Гостиница принадлежит ей же?
— Нет, миссис Вэзер продала ее мистеру Сэнфорду.
— Владельцу фабрик резиновых изделий?
— Да.
— Он все еще живет в большом доме в северной части города?
— Да. А теперь извините меня. — Он бесшумно прошагал по толстому ковру в радиостудию.
— …это натуральное растительное средство, изготовленное в полном соответствии со сложной формулой, оставленной нам жившим в древности восточным мудрецом, — бубнил громкоговоритель. Это бесценное лекарство излечивает болезни сердца, крови, желудка, печени и почек и снимает любые боли. Вышлите всего один доллар и десять центов за упаковку, адресуя их нашей радиостанции, и мы бесплатно пришлем вам на пробу большой флакон «НОВЕНЫ».
Человек во фраке передал микрофон директору программы.
— Вы только что слушали профессора Саламендера, владеющего секретом древней мудрости, седьмого сына седьмого сына…
Проигрыватель воспроизвел несколько тактов «Баркаролы», после чего диктор объявил о тридцати минутах джазовой музыки и замурлыкал какую-то чушь, видимо, создавая соответствующую атмосферу.
Мне все это не понравилось, и я вышел из радиостудии. В лифте я оказался вместе с профессором Саламендером. От него сильно пахло виски, и он что-то бормотал себе под нос.
Выйдя из гостиницы, я взял такси. У Сэнфорда я был всего раз или два вместе с отцом и смутно помнил адрес.
— Вас высадить у входа для прислуги? — спросил таксист, когда мы подъехали к дому.
— Высадите меня у парадного подъезда. Я не коммивояжер и не торгую страховыми полисами. И подождите меня, я не задержусь долго.
Особняк, построенный еще отцом теперешнего Сэнфорда, состоял из двух десятков комнат Нелепые башни по фасаду придавали ему вид средневекового замка. Территория, на которой расположился особняк, занимала целый квартал. Здесь был миниатюрный сад в японском вкусе, теннисные корты и плавательный бассейн, в свое время оберегавшие юного Алонзо Сэнфорда и его приятелей от тлетворного влияния улицы. Отвратительный запах с фабрики резиновых изделий достигал сюда только в те дни, когда дул сильный и устойчивый южный ветер.
