Самюэль Бьорк - Я путешествую одна
– Потому что они – кучка эгоистичных идиотов, занятых только продажей газет.
Мунк был явно раздражен.
– И что нам с этим делать?
– Пока не уверен, – пробормотал он. – Адвокат ясно дал понять, что они не сделали ничего противозаконного и нам не за что их брать.
– Но нам нужно взять их, черт возьми!
– Миккельсон сказал, что подумает об этом, но он считает, что достаточно было того допроса, который я только что провел.
– Это возможно?
– Политики хреновы, – прорычал Мунк. – Заняты только защитой самих себя и своей собственной карьерой.
Он заказал сэндвич с креветками и колу и снял куртку.
– И что ты получил от них?
– Устный реферат. Завтра пришлют письменный.
– Ничего полезного?
– Ничего, что могло бы что-нибудь прояснить, – сказал Мунк, помотав головой. – Что сказал Бах?
– Мишень.
– Что?
– Я думаю, ты вовлечен в это.
Мунк посмотрел на нее с любопытством.
– Ты уже говорила это, что ты имеешь в виду?
– Я думаю, это связано с тобой.
Мунку принесли еду, и он отхлебнул колы.
– Это несколько сложно объяснить, как я уже сказала, у меня просто предчувствие.
– Попробуй уж.
– Ладно. Убийца указывает на дело в Хёнефоссе и на исчезнувшего ребенка. Кто был ответственным за это дело?
– Я, – сказал Мунк.
– Правильно.
– «Гамлет», – сказала Миа. – О чем «Гамлет»?
– О настоящей любви?
– Это «Ромео и Джульетта», ты совсем что ли, Холгер? «Гамлет»!
– Это ты у нас изучала литературу, Миа.
– Три лекции за два семестра и ни одного сданного экзамена не считаются изучением, – пробормотала Миа.
– Я не особенно знаю Шекспира, – вздохнул Мунк.
– Ладно, неважно. Месть. «Гамлет» – о мести. Конечно, и о многом другом, но это главная тема.
– Ладно. Ребенок пропал. На мне ответственность. Швед повесился. Мы закрыли дело. Ребенка нет. Вероятно, мертв. Убийца рассказывает нам, что это был не швед.
– Ане ЙВ.
– Да, и отсылает к «Гамлету». Это акт мести?
– В таком духе.
– Ну и что? Окей, давай по порядку. Ребенка нет, понятно. Моя ответственность, понятно. «Гамлет», месть, понятно. Но зачем убивать десять девочек? Как это связано со мной? Тебе не кажется, что это немного не увязывается?
Миа сделала глоток «Фарриса» и задумалась.
– Прабабушка Бенджамина Баха.
– Вероника Бах, что с ней?
– Она жила в том же доме престарелых, что и твоя мать. Что ты думаешь по этому поводу?
Мунк прикрыл глаза рукой.
– Серьезно? Откуда ты знаешь?
– Я узнала об этом сегодня. Людвиг проверяет всех сотрудников, всех обитателей и все имена, связанные с домом престарелых, со списками по делу Хёнефосс. Я не думаю, что Бенджамин Бах – тот, кого мы ищем, но мы все еще должны отталкиваться от того, что сообщения были отправлены со старого номера Вероники Бах. Кем-то в доме престарелых? Или нас обманывают с самого начала? Должна сказать, пока не знаю. Я попросила Людвига поискать и там.
– И что?
– Пока ничего. И да, дом престарелых – не единственное, что связывает тебя и Веронику Бах.
– Что еще?
– Община.
– Бах тоже была членом?
– Не только. Она собиралась завещать общине все свое имущество.
– Что?
– Ты понимаешь? Понимаешь, о чем я?
– Хорошая работа, Миа, – пробормотал Мунк. – Это хорошо.
Он ушел в свои мысли. Пытался переварить то, что она сказала.
– Почему? – спросила Миа.
– Что почему?
– Вот и я не знаю, не слишком ли много тут случайностей? Какой здесь общий знаменатель, Мунк?
– Община?
– Именно.
– Но… – удивился Мунк.
– Я знаю, я и сама не понимаю тут все до конца. Много неразберихи. Думаю, смысл в том, чтобы мы заблудились. Миллион тупиков. Знаю, что звучит глупо, но сработано хорошо. Преступником. Я бы сделала точно так же.
Мунк косо посмотрел на нее.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Если бы я была на другой стороне. Повсюду символы, изменение почерка преступника, мы бегаем кругами в тумане, и нас посылают то туда, то обратно, как в теннисе, правда?
– В теннисе?
– Тот, кто подает, всегда имеет преимущество в теннисе. Пока ты прессуешь противника так сильно, что он успевает только отбивать мячи, ты главный. Если ты не ошибешься, то выиграешь.
– Значит, убийца подает?
– Да.
– Не знаю, понимаю ли я сравнение. Теннис с убийством, – вздохнул Мунк.
– Да все ты понимаешь. Просто не хочешь признавать мой результат. Хочешь, чтобы все идеи принадлежали тебе.
– Да, есть такое…
Мунк подмигнул, доел сэндвич и вытер майонез с бороды салфеткой.
– Мне надо покурить.
– Кажется, мне скоро придется начать курить, – сказала Миа. – Это и правда скучно, все время бегать за твоей никотиновой зависимостью.
– Ну извини, – сказал Мунк и пошел во дворик вперед нее.
– Я знаю, что много болтаю и ищу дорогу в темноте, – сказала Миа, когда они сели под лампу обогрева. – Но черт, что-то же мы должны делать.
– Можно немного поиграть в мяч, – подмигнул Холгер.
– Ох, заткнись уже, – усмехнулась Миа. – Ладно, больше никаких аналогий со спортом, но ты понял, что я имею в виду.
– Хаос.
– Верно.
– Хаос – это более удачное сравнение, чем теннис.
– Ну как же, как же. Ладно, назовем это хаосом.
– Между хаосом и теннисом большая разница. Теннис – это точная игра.
– А эта – нет?
Мунк закурил.
– Пока что да.
– Видишь, я все-таки была права?
– Хаос лучше.
– Боже, ты ведешь себя как ребенок.
– Как ограбить банк, не привлекая внимания?
– Взорвать здание с другой стороны улицы, я знаю, – сказала Миа.
– Извини, – Мунк потер глаза. – Долгая неделя выдалась. Я так разозлился на этого адвоката вчера. Черт меня побери, люди никогда не берут ответственность за свои поступки. И что же нам дальше со всем этим делать?
– Об этом я и хотела тебя спросить.
– Община?
– Само собой разумеется.
– Едем туда завтра утром?
– Естественно.
– Габриэль в офисе?
– Думаю, да.
– Пошли ему сообщение. Пусть проверит эту банду, чтобы у нас было с чем к ним ехать. Не помню, как они называют себя, но сидят они где-то на Богерудвейен в Белер.
– Хорошо, – сказала Миа, доставая телефон.
– Кстати, – Мунк прикурил новую сигарету от старой, – что ты только что говорила?
– Теннис?
– Да, если ты на подаче, то выиграешь.
– Если не ошибешься.
Они замолчали и переглянулись.
– Хорошая мысль, правда? – спросил Мунк.
– Очень хорошая.
– Надавить на них.
– Я постараюсь что-нибудь придумать.
– Займись этим. А я достану обзор этих хреновых маньяков, которые хотят забрать мои деньги.
Мунк встал.
– Уже уходишь?
– Вечером сижу с Марион. Все эта свадьба. У них много дел.
– Конечно, – кивнула Миа. – Привет Марион.
– Передам.
Мунк затушил сигарету и вышел. Миа снова подумала заказать пива, но попросила «Фаррис». Она достала ручку и свои листочки и разложила их перед собой так, как обычно делала, чтобы привести мысли в порядок. Раньше она все видела ясно, а в самых сложных случаях просто закрывала глаза, и картина тут же прояснялась. Но так продолжалось недолго. Происшествие в Трюванн, месяцы на Хитра. Как будто пелена перед глазами. Туман вокруг мозговых клеток. Ей сказали, что надо отдыхать. Отдыхать долго и много. Не подвергать себя никакому давлению со стороны. Она ответила залечиванием себя. Почти до смерти. И теперь пришла пора платить. Она начала делать заметки на своих листочках. Попыталась заставить ручку делать работу. Создать какую-то систему в этом сумасшествии. Думать было чуть ли не больно. Две девочки мертвы. Две пропали. Это ее ответственность. Мунк. Это точно как-то связано с Мунком. Она уверена. Уверена? То, что было так просто для нее несколько лет назад, вдруг оказалось невозможным. Не надо было соглашаться покинуть остров. Надо было следовать плану.
Пойдем, Миа, пойдем.
Она еще раз написала имена наверху страницы. Паулине. Юханне. Каролине. Андреа. Шесть лет. Пойдут в первый класс осенью. Марк 10:14. Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им. Я путешествую одна. Скакалка. Деревья. Лес. Чистая одежда. Вымытые тела. Шекспир. Гамлет. Школьные рюкзаки. Учебники. Пошло дело. Ане ЙВ. Хёнефосс. Малышку так и не нашли. Я путешествую одна.
Пойдем, Паулине, пойдем.
Пойдем, Юханне, пойдем.
Пойдем, Каролине, пойдем.
Пойдем, Андреа, пойдем.
Мию разбудила возникшая из ниоткуда официантка. Черт. Она уже была близка. Ей нужно было туда. Туда, где она давно не была.
– Хотите что-нибудь еще?
– Да, пиво, пожалуйста, – раздраженно пробормотала Миа. – И «Рацепуц». Два «Рацепуца».
Ей нужна была помощь. Чтобы вернуться туда, куда сейчас необходимо.
47
Пьяная Миа Крюгер не могла уснуть. Она выпила слишком много. Она выпила слишком мало. Номер казался еще холоднее и безличнее, чем обычно. Чистое постельное белье, бывшее другом, стало врагом. Она выбрала этот номер, потому что он не напоминал ей ни о ком, кого она знала, и вот теперь она скучает по дому. Дом. Что-то привычное. Что-то надежное. Может, ей нужен уход. Может, Миккельсон и прав. Может, ей надо сходить к психологу. Может, ей надо лечь в больницу. Она уже долго балансирует на краю, сначала храбрилась, была позитивной, чувствовала себя сильной, но сейчас опять начался спад по спирали.
