Что дальше, миссис Норидж? - Елена Ивановна Михалкова
Видите ли, он так разжирел, наш Абрахам, что не мог пролезть в окно. Кот шипел из-под стола, а голова Пламера изрыгала проклятия, покуда до него не дошло, что в дом он не попадет. Я боялся, что с него станется поджечь коттедж. Но он лишь обозвал меня напоследок и ушел.
Я заколотил окно досками. Сна у меня не было ни в одном глазу. Я сидел в кресле и прислушивался. Вернись Абрахам с ружьем – и мне конец. Он совсем обезумел, и я мог только гадать, что вывело его из себя. Издалека, от усадьбы донесся какой-то шум. И вдруг ночную тишину разорвал чудовищный рев.
У меня кровь застыла в жилах. Кот притих под столом – только глаза сверкают. Рев повторился, но уже тише. Затем с силой хлопнула дверь, и все стихло.
Я не из робкого десятка. Но не стыжусь признаться, что заснуть в ту ночь так и не смог. Сидел с топором в руках, пока не начало светать. Лишь тогда меня сморил сон. Я-то собирался скрыться из поместья с первыми лучами солнца, захватив лишь самое необходимое. Но когда я открыл глаза, солнце уже стояло высоко. Камин погас, и комнату выстудило, как зимой. Ежась от холода, я выбрался наружу – и увидел, что ко мне ковыляет мой старый дружок Гриндуэй.
От него-то я и узнал, что произошло накануне.
Тем вечером Абрахама словно подменили. Он мило болтал с Юнис и похвалил стряпню горничной, которая временно сменила уволившуюся кухарку. Абрахам, когда хотел, умел быть обаятельным. Даже Чедвик оттаял. Таковы дети: Абрахам чуть не загнал парнишку в могилу, но два добрых слова – и Рыжий готов был закопать топор войны.
Этого-то Абрахам и добивался. Лиса спихивает ежа в воду, чтобы тот развернулся. Тогда она сможет вцепиться в его беззащитное брюхо.
Когда бледная мордашка Чедвика слегка порозовела, Абрахам обернулся к нему с широкой улыбкой.
– Совсем забыл: помнишь того кота, который жил у Хогана? Я застрелил его на днях. Как он шмякнулся с ветки – любо-дорого посмотреть!
Чедвик окаменел.
Глядя на него, дядюшка осушил полный стакан бренди, удовлетворенно посмеиваясь.
Как вдруг раздался голос Норидж:
– Боюсь, вас ввели в заблуждение, сэр. Обглодыш жив и здоров. Я видела его только сегодня утром.
Абрахам так и подскочил.
– Вранье!
– Ваш меткий выстрел поразил серую кошку неизвестного происхождения, – продолжала Норидж. – Мистер Хоган помогал мне скрыть следы ее пребывания в Пламер-холле.
Это она, значит, о том, что я дал ей мешок и лопату. А о том, что она сама закапывала бедную тварь, – ни словечка!
Абрахам уставился на гувернантку так, словно хотел душу из нее высосать. А Норидж знай себе глядит на него с легким сочувствием: мол, сожалею, что так вышло. И добавляет:
– Вы совершили милосердный поступок, сэр. Это было тощее лишайное создание, которое и само испустило бы дух не сегодня-завтра. А что касается вашей ошибки, не зря говорят, что ночью все кошки серы. А впрочем, простите: вы же стреляли днем…
И тут мальчишка как прыснет! А за ним и Юнис. Бывает, что людей охватывает беспричинный смех. Он распространяется быстрее, чем огонь по сеновалу. Горничная зажала ладонью рот, но хихиканье вырвалось наружу, как мышиный писк. Она выскочила в коридор и захохотала в полный голос. За ней выбежала и вторая.
– Молчать!
Фальшивое добродушие слетело с Абрахама. Он смахнул рукой посуду. Тарелки с бокалами полетели на пол. Дзынь! Но Чедвика и Юнис было не остановить.
– Тощее… лишайное… создание… – выдавил Чедвик сквозь слезы смеха. – Аха-ха! Мистер Пламер – гроза кошек!
Ничем хорошим это не кончилось бы. Но тут снова встряла Норидж.
– Если вы не доверяете моим словам, вы можете спросить самого мистера Хогана. Он не посмеет вас обмануть.
Да, вот так она и поступила! Натравила этого зверя на меня. Абрахам выскочил из-за стола и как был, в домашней обуви кинулся к моему коттеджу. Ночью подморозило, но ему все было нипочем. О том, как я встретил его, вам уже известно. Но вы еще не знаете, что случилось потом.
Поняв, что до кота ему не добраться, Абрахам бросился обратно. Юнис с Чедвиком заперлись в спальне и забаррикадировали дверь. В жизни не поверю, что у Юнис хватило бы мозгов противостоять братцу. Не иначе, Норидж ее надоумила. Абрахам не преуспел и тут.
Тогда он сделал единственное, что ему оставалось.
Спустился вниз и обрушился на кукольный дом.
Он молотил по нему кулаками и рычал. Горничные плакали от страха, глядя из окна на его огромную фигуру, залитую лунным светом. Абрахам выкрикивал ругательства и клялся сломать мальчишке шею, как только доберется до него.
Щепа вонзилась ему в мясистую часть ладони. Она вошла так глубоко, что Абрахам заревел от боли. Это и был тот вопль, от которого вздрогнули все до единого в Пламер-холле. Абрахам вытащил щепу и отшвырнул в сторону. Но запал его схлынул. Постанывая от боли, словно в него попала пуля, он добрался до своей спальни, и тут бренди сделал свое дело: Абрахам уснул.
– Сегодня его еще не видали, – сказал Гриндуэй, озираясь. – Он храпит так, что дрожат стены. Не советовал бы я тебе дожидаться, пока он проснется.
Так я и намеревался поступить. Но услышав о том, что Абрахам сотворил с кукольным домиком, передумал. Вместо этого я пошел прямиком в полицейский участок и поведал инспектору, как Пламер ломился ко мне ночью. Рассказал и про выбитое окно, и про угрозы.
Потом вернулся в свой коттедж и стал ждать.
Юнис, схватив сына, умчалась к дальней родне. Останься она – возможно, все сложилось бы иначе. Но без нее Абрахам запил еще сильнее. Видать, ему уже тогда было нехорошо, раз он так и не явился ко мне – ни в первый день, ни во второй. А на третий к усадьбе подъехал кэб, и из него вышел доктор Лэрд.
Слуги шептались, что у Абрахама распухла рука. Потом стали говорить, что мистер Пламер отдает приказы так, что ни слова не разберешь. Его мучил то жар, то озноб. Доктор Лэрд теперь появлялся в усадьбе дважды в сутки, утром и вечером. На шестой день он приехал и остался на ночь. После
