Свинцовый хеппи-энд - Сергей Григорьевич Рокотов
— Лучше пойду я, — предложил Марчук. — Мне приходилось делать такую работенку. А ты подстрахуешь меня на лестнице.
— Мне тоже приходилось, — произнес Генрих, и в его голосе прозвучало недовольство.
— Ладно, давай, — вполне миролюбиво махнул рукой Марчук. — Главное, сделать все быстро и грамотно. И без шума. Он нам не нужен, этот шум…
— Эх, Ленка, что бы я без тебя делал? — прошептал Крутой, обнимая свою подругу. — Клевая ты телка, гадом буду. Ни одна баба лучше тебя не трахается. Не, в натуре, я в зоне только по тебе и тосковал. Ну… Не веришь? Тоскую, и все тут. Ну вот подпирает тоска к горлу, и все. Ничего не в кайф. В натуре… Там жить можно в зоне, а вот тоска… Особенно весной… Так и мечтаю, приехать бы в Солнцево, прийти к моей Ленке, стиснуть ее, чтобы кости хрустнули, а потом трахать, трахать, всю ночь, весь день…
— Свистишь все, Коленька, — шептала разомлевшая подруга. — В жизни я не поверю, чтобы такой парень, как ты, по кому-нибудь сох. У тебя баб небось было, как у меня волос на голове.
— Баб было немало, врать не стану. Только душой все к тебе тянуло. В натуре… Эх, Ленка, скоро мы с тобой по-другому заживем. Тут такое дело… Дай-ка сигаретку, вон пачка рядом с тобой.
Он закурил, мечтательно потянулся…
— Все брошу, не надо будет… За кордон уедем, дом купим, несколько тачек, жить станем, как люди.
— А что за дело?
— Да дело серьезное. Тут главное, чтобы мы друг друга из-за него не перестреляли. По уму надо все делать. А пока кое-что не так идет, как надо. Людей нет. Пойми одно, Ленка, людей нет стоящих, вот в чем вся беда-то! Дело такое, что люди нужны, бабок на всех хватит, а людей нет, одни фуфлыжники. Один трус, другой мудак, третий козел… А разве одному или двоим такое дело по плечу? Не тысячами — миллионами баксов дело пахнет, десятками миллионов… Для того говорю, чтобы ни одна собака не знала, что я был у тебя. Мне в Москве больше хорониться не у кого. То есть где ночевать-то я найду, проблем нет, но шугаюсь я, пойми, шугаюсь, в натуре. Только тебе одной и доверяю, больше никому. Пасут меня, Ленка, понимаешь… А мы сейчас такой богатый куш можем хапнуть, если по уму все спроворим, без балды, такой куш, по гроб жизни хватит и еще останется.
— Если хапнешь, и думать про меня забудешь, — обиженным голосом проговорила подруга, прижимаясь к мускулистому волосатому плечу Крутого. — Ты столько телок себе найдешь, самых прикинутых, меня на фиг бросишь.
— Дура ты, — мрачно пробасил Крутой. — Дура и есть, душу не понимаешь. У меня и сейчас бабок выше крыши, что я, блядь себе не могу снять самую дорогую? А недавно вот с такой дамочкой по душам пришлось беседовать, — улыбнулся он во весь свой огромный рот. — Хотел трахнуть, врать не стану, нельзя только. Шеф не разрешил. Для дела она нужна.
— Ну вот видишь, — обиженно произнесла Подруга. — Ты всех хочешь перетрахать.
— Всех не перетрахаешь, а лучше тебя в постели никого в жизни не видел. Я любую бы мог снять. Вот гляди!
Он зажег ночник, сунул руку в карман куртки и вытащил оттуда мятую пачку долларов. Обратно класть не стал, отдал ей.
— На вот тебе, на тряпки, мне для тебя ничего не жалко. Для меня это не бабки, это так, на раскрутку.
— Спасибо, — проворковала подруга и сунула деньги под подушку.
Крутой любовался ею с полминуты, а потом начал бешено тискать.
— Вот об этой-то минутке я и мечтал там, у хозяина, — бубнил он, яростно сопя и хрипя. — Только бы добраться до моей Ленки и трахать ее, трахать во все дырки, едрена матрена, в гробину мать…
— Что же ты такие слова в такой момент говоришь? — шептала подруга, сама приходя в бешеный экстаз.
— Других не знаю, но говорю от души, — отвечал Крутой. — Лучше тебя на белом свете бабы нет, в натуре говорю.
— Ой, Коленька, ты давно уже освободился, а много ли я тебя вижу. Нагрянешь на денек, а потом снова пропадешь на месяца. А я так стосковалась по твоему…
Они слились в единый клубок похоти и крутились сначала на кровати, а потом свалились на пол.
— Уй-я, — бубнил Крутой, делая свое дело. — Уй-я… Балдею… Балдею… Эй, что это у тебя?! Окно кто-то разбил… Эй! Кто это?!
— Кто это?!!! — закричала и подруга, лежа на полу с раздвинутыми ногами.
У влетевшего в окно Генриха Цандера не было проблем справиться с Крутым, тем более находящимся в столь интересном положении. Проблема была в другом, чтобы в этой кромешной тьме ненароком не убить его одним ударом кулака. Он постарался не сделать этого и нанес балдеющему Крутому щадящий удар ребром ладони по шее. Крутой уткнулся головой в щеку своей подруги.
Генрих резким движением выдернул ее из-под Крутого и схватил за волосы.
— Что вам надо? — дрожащим от ужаса голосом закричала она.
— Дверь открой! Быстро открой дверь, — скомандовал Генрих.
Она побежала в прихожую. Генрих тем временем зажег свет и встал в дверях. Крутой пришел в себя, вскочил и бросился на Генриха. Голый — он производил устрашающее впечатление. Огромный, мускулистый, волосатый, как обезьяна, весь в наколках, с выпирающей вперед челюстью, он мог бы напугать кого угодно. Только не Генриха Цандера. Генрих легко уклонился, и пудовый кулак Крутого просвистел мимо его левого уха. Генрих носком ботинка ударил Крутого под коленную чашечку левой ноги. Этот удар он отрабатывал часами, добиваясь необыкновенной резкости и силы. Крутой заревел от боли и, скрючившись, стал оседать на пол.
Генрих бросился к его пиджаку, обшарил его, затем сунул руку под подушку и вытащил оттуда пистолет Макарова. Только потом он выскочил в прихожую. Около входной двери съежилась обнаженная хозяйка квартиры. Дверь, однако, открывать она не торопилась.
— Открой, — спокойным голосом приказал Генрих. — Какие тут у тебя замки?
— Вы убьете меня, — прошептала подруга Крутого.
— Убить я тебя могу и без посторонней помощи, — усмехнулся Генрих. Только зачем ты мне? Кому ты нужна? Не за тобой пришли, за твоим дружком. Открывай.
Делать было нечего, она стала отпирать многочисленные замки и щеколды.
Маленькую квартиру заполнили человек десять.
Крутой — голый, волосатый, весь в татуировках — корчился на полу и стонал от боли, держась за колено.
— Что такое четвертование, слышал? — спросил, подходя к нему, Сергей.
— Слышал, — прохрипел Крутой, продолжая держаться обеими руками за коленную чашечку.
