Штрафной удар сердца - Алекс Винтер
– Может быть, он даже хранил их дома у папаши, а тот нашел, ну или был в курсе. Папаша принес их Торадзе, упал на колени, умоляя не губить кровиночку. Но помимо цацок у Торадзе украли и деньги, приличную сумму. Их надо было где-то взять, и тогда папаша, спасая сына, спешно выставляет на продажу квартиру, чтобы рассчитаться с начальством. Интересно, где сейчас Денис? Мне кажется, отец его прячет.
– У нас два беглеца: Лаврентьев и Сомов. И оба неизвестно где. Кто-то точно знает убийцу Романова или же сам является убийцей, – сказала Агата. – Список подозреваемых очень короткий.
Она двинулась к дверям. Секретарша все еще хлопала глазами. Я подошел, взял ее за холодное запястье и поцеловал. Она слабо улыбнулась. Уходя, я случайно бросил взгляд в ее монитор и тут же застыл. Секретарша нахмурилась и метнулась к компьютеру, но я ее остановил:
– Погодите. Распечатайте мне этот документ.
– Нельзя, Софико Левановна рассердится, – испугалась девушка.
– Не переживайте, она ничего не узнает, – успокоил я.
Она немного поломалась, но все-таки отправила документ на печать. Принтер загудел и выплюнул теплый лист, на котором виднелось недвусмысленное распоряжение. Я вновь лобызнул руку девушки, что на сей раз было принято не так доброжелательно, и поспешил догнать Агату, которая в коридоре разговаривала с кем-то по телефону. Закончив разговор, она вопросительно уставилась на меня, а затем взяла в руки документ. Это был приказ о расчете Владимира Лаврентьева, датированный прошлым месяцем.
– Значит, она все-таки увольняет Лаврентьева, причем задним числом, видимо, чтобы не портить резюме, – задумчиво сказала Агата. – Пойдем-ка, побеседуем с ней, чтобы уж все точки над i расставить. А потом у нас будет другое развлечение. Только что позвонили. Наш потеряшка нашелся. Андрея Лаврентьева поместили в психиатрическую клинику в области. Под настоящим именем мы его не искали. Поговорим с Торадзе и поедем.
– В клинику?
– Много чести. Наряд отправлю, пусть в СИЗО приволокут.
* * *
Торадзе нашлась в зимнем саду, где сидела на скамейке у маленького прудика с золотыми рыбками, под каким-то растением с огромными разрезанными листьями и горько плакала, вытирая платком покрасневший нос. Она бросила на нас ненавидящий взгляд и отвернулась.
– Чего вам еще? – гнусаво спросила она. – Вы уже развалили тут все, что могли. Давайте, добивайте уж, не церемоньтесь. Все равно моей репутации конец.
– Никто вам тут ничего не разваливал, мы просто работаем, – огрызнулась Агата. – Убили парня, хорошего парня, судя по всем показаниям. А вы о репутации беспокоитесь. Ладно, давайте уж без этих политесов, мне до смерти надоело с вами цацкаться. Когда вы догадались, что ваш любовник причастен к убийству?
Торадзе подняла глаза и посмотрела на нее.
– А вы?.. – спросила она. – Давно догадались, что мы любовники? Впрочем, какая разница… Господи, муж меня просто убьет!
– Не убьет, – пообещала Агата. – Он даже не узнает, если сами не проболтаетесь. Давно у вас связь с Лаврентьевым?
Торадзе зябко передернула плечами.
– Связь… Вы так говорите, будто это что-то мерзкое и отвратительное. Я Володю любила лет… семь или восемь. Не помню точно, его супруга еще была жива. Мы же знакомы тысячу лет. Это была моя первая любовь, он в юности был такой красивый, кудрявый – куда что делось с годами? А я… спорт, замужество, должности… И ни минуты на себя. Сама погребла себя под панцирем, а тут он, все еще привлекательный, но женатый… Ну и я замужем, оба решили, что это будет такая легкая интрижка. Знаете, как говорят, для здоровья… Мужу-то моему я давно не нужна, там молодежь старается, выполняет гимнастические упражнения на бревне.
– Вы встречались все семь лет? – уточнила Агата.
– Не каждый день, конечно. Он работал, я тоже постоянно была занята. Ну и семьи, пусть даже такие, как наши, нуждались во внимании. Его жена была глупой женщиной, такой… домашней, ничего не подозревала. Володя был в ее глазах непогрешим. Ну, а мой муж даже не думает, что мне вообще это еще нужно.
– После убийства вы сразу поняли, что к ограблению причастен ваш любовник?
– Это не Вова, поверьте, – взмолилась Торадзе. – Это Денис. Володя все мне рассказал, он клялся, что ничего сыну не сообщал, никаких кодов, не давал ключей, и я верю. Я ведь и Вове не говорила код от сейфа, а уж Денису тем более, но как-то он догадался, сучонок хитрый. Я бы и хватилась, наверное, не раньше, чем через неделю. А тут это убийство. Вова, конечно же, сразу узнал сына на видео, обыскал дом, нашел часть денег и драгоценности, Денис не успел их продать. Он рассказал мне. Я психанула, сказала, что посажу обоих, если не вернут. Больше всего мне не хотелось, чтобы обо всем догадался муж. Володя испугался, он ведь понимал, что Денис, вероятно, убийца. Но уже ничего нельзя было исправить. Мальчик мертв, а Денису, хоть он тот еще подонок, на нарах не место, он в тюрьме не выживет. И я его пожалела. Это ведь Володин сын! И он болен! Потребовала только, чтобы деньги и украшения вернули.
– Вы понимаете, что, вероятно, покрываете убийцу? – спросила Агата. – Это, между прочим, уголовно наказуемо.
– Я все понимаю, – жестко ответила Торадзе. – Только не могу по-другому. Если вы еще не поняли, я за своих глотку перегрызу. Даже если потом пожалею.
* * *
Несмотря на то что Агату просто разрывало от нетерпения допросить Дениса Лаврентьева, она взяла паузу и совершенно неожиданно позвала меня пообедать в ближайшую столовку. Я согласился, – с самого утра во рту маковой росинки, кроме мерзкого кофе, не было. Набрав на подносы солянку, пюре с котлетами, салаты и чай, мы заняли самый дальний столик в углу и, воспользовавшись отсутствием посетителей, обсудили ход расследования. Агата ела неторопливо, в разговоре участвовала вяло и, видимо, уже выстраивала в голове ход допроса Дениса, так что после нескольких фраз мы уткнулись в тарелки и замолчали.
После обеда Агата неожиданно сказала, что врачи разрешили допрашивать Дениса, и она сделает это под вечер. Так что, если у меня нет срочных дел, я мог бы присоединиться. Дел у меня на самом деле была куча, однако убийство известного хоккеиста давно стало приоритетным. Пообедав, я оставил ее у дверей комитета, а сам уехал в отдел, где нужно было срочно заняться текучкой, которую никто не отменял и взять на себя не спешил.
Я подъехал к пяти, поднялся в кабинет Агаты, которая стояла у окна и грызла заусенцы. Ее лицо показалось мне
