Наталья Александрова - Побег из гламура
— Спасибо, он вкусный… просто у меня нет аппетита.
Катя взяла персик, вонзила в него зубы.
Фрукты по крайней мере нельзя отравить…
Или можно? Ввести яд шприцем… кажется, в одном старом фильме именно так отравили героиню. Да что далеко ходить за примерами — Белоснежку отравили яблоком…
Ей показалось, что персик горчит. Она отложила его и встала из-за стола.
— Ну как хотите. — Наташа поджала губы и сложила руки на переднике. — Все на похудении помешались… Вам-то зачем, вы и так стройная…
* * *Около шести Виталий прислал за ней Толика.
Дороги были на удивление свободны, и они без проблем добрались до банка, где Катя пересела в машину Виталия.
— Ты чудесно выглядишь, малыш! — проговорил он и поцеловал в краешек рта легким, скользящим поцелуем, от которого сладко забилось Катино сердце. — Сейчас мы поедем в одно славное местечко. Его практически никто не знает…
Это Катю как нельзя больше устраивало: она не хотела бы сейчас оказаться в одном из тех модных мест, где по вечерам собирается вся московская тусовка, где нельзя и шагу сделать, чтобы не наткнуться на знакомого, который тут же начнет по десятому разу пересказывать тебе самые свежие светские сплетни…
Сейчас ей не хотелось видеть никого, кроме мужа.
Они выехали на Петровку, свернули в один из переулков и остановились перед массивной дверью без всякой вывески.
— Владелец этого ресторана специально не рекламирует его, и цены здесь намеренно высокие, чтобы не было никого, кроме «своих» посетителей, — пояснил Виталий, нажимая кнопку звонка. — Зато здесь по-настоящему спокойно.
Им тут же открыли.
Метрдотель провел их к свободному столику.
Тут же бесшумно возник официант, принял заказ.
Ресторан был очень небольшой, всего на двадцать мест, да и из них половина пустовала. В глубине помещения горел камин, смолистые дрова чуть слышно потрескивали. Неподалеку от камина стоял маленький кабинетный рояль, за ним сидел высокий рыжеватый мужчина лет пятидесяти в свободном твидовом пиджаке.
На крышке рояля перед ним стоял бокал белого вина.
Пианист взял этот бокал, пригубил вино и заиграл.
Это были «Осенние листья».
Катя прикрыла глаза.
Она вспомнила, как совсем маленькой девочкой заходила в кабинет отца. Отец любил классический джаз, он очень часто слушал пластинку Эррола Гарнера. Катя забиралась к отцу на колени, прижималась щекой к колючему плотному свитеру и замирала, слушая музыку. Больше всего ей нравилась эта самая мелодия. Ей нравилось, как слепой пианист хрипловатым голосом чуть слышно подпевает своему инструменту, нравился таинственный полумрак отцовского кабинета, запах дорогого табака и легкого одеколона…
Потом музыка затихала, отец снимал с полки какую-нибудь красивую старинную книгу — больше всего Кате нравился огромный том «Робинзона Крузо» с чудесными гравюрами. Каждая гравюра была прикрыта полупрозрачным листком папиросной бумаги, и картинка просвечивала сквозь этот листок, проступала через него, как через густой туман. Вот Робинзон убегает с мальчиком Ксури из мавританского плена, вот он стреляет с лодки в диких зверей, вот он выброшен на берег после кораблекрушения… вот он, уже в косматой самодельной шапке, стоит, потрясенный, перед отпечатком человеческой ноги…
Вчера Катя узнала, что ее отец — вовсе не отец, а настоящий ее отец — дядя Вася, криминальный авторитет по кличке Свояк. И что же — теперь для нее что-то должно измениться? Она должна забыть те вечера, проведенные в отцовском кабинете, должна забыть мягкий полумрак, негромкие звуки джаза и старинные гравюры?
На самом деле для нее важны именно эти неуловимые, незначительные на первый взгляд вещи, а вовсе не состав ДНК…
Пианист начал тихонько подпевать своему инструменту, явно подражая Гарнеру.
Катя открыла глаза.
Нет, прошлое нельзя перекроить по своему желанию, нельзя вычеркнуть из него одни события и вписать в них другие. От того, что она узнала вчера, для Кати ничего не изменилось. Отец не стал ей менее дорог.
Она не станет даже обсуждать этот вопрос с матерью, не скажет ей, что все знает. Это только создало бы неловкость между ними.
Пианист доиграл «Осенние листья», отпил еще немного вина и заиграл снова, на этот раз — «Тень твоей улыбки».
А Катя опять вспомнила тот самый том «Робинзона Крузо», вспомнила картинку, на которой главный герой находит на своем острове человеческий след.
Какой ужас, какое изумление отразилось на его лице!
А ведь сегодня Катя пережила такое же потрясение, когда увидела на своем собственном газоне отпечаток автомобильного протектора с отчетливо заметной за—платой… точно такой же отпечаток, как на месте убийства адвоката Ольховского…
Она потянулась к Виталию, начала фразу:
— Ты знаешь, я хотела тебе сказать…
Она хотела сказать о подозрительном поведении домработницы, о странностях с ее машиной, но муж не дал ей закончить:
— По-моему, твое лицо уже все мне сказало! — И он закрыл ей рот поцелуем.
И Катя действительно забыла, что хотела сказать ему, точнее, это сделалось вдруг таким незначительным…
Гораздо важнее были мягкие губы мужа, негромкая музыка, потрескивание поленьев в камине…
Виталий отстранился.
К столику подошел официант, ловко откупорил бутылку «Шато Мутон Ротшильд», поднес ее Виталию, чтобы он мог оценить аромат. Виталий важно кивнул с видом знатока, и официант налил драгоценное вино в их бокалы.
— За нас, — проговорил Виталий, — за то, что все несчастья остались позади, а впереди у нас — только долгие годы безоблачного счастья!
— Ты же за рулем… — слабо запротестовала Катя.
— У меня всегда найдутся деньги для гаишника, — усмехнулся муж. — И потом, ты же знаешь, я почти не пьянею.
Катя поднесла бокал к губам.
Вино оказалось таким чудесным, что она не заметила, как опустошила бокал. Официант тут же снова наполнил его.
Музыка, и прекрасное вино, и полумрак ресторана, и любимый мужчина рядом…
«За что мне такое счастье? — думала Катя, и слезы наворачивались на ее глаза. — Впрочем, вчера мне пришлось перенести такое, что не каждой женщине по силам… В жизни должен быть баланс хорошего и плохого, как полоски на шкуре зебры…»
Мысли у нее в голове слегка путались от выпитого вина, голова кружилась, но это было удивительно приятно.
Официант принес какую-то потрясающе вкусную рыбу, запеченную с травами, и Катя поняла, что ужасно голодна: ведь за обедом она почти ничего не ела.
Она набросилась на еду, потом выпила еще два бокала вина…
Потом была еще музыка, и еще вино, и она пришла в себя только на улице, когда Виталий, нежно поддерживая, вел ее к машине, а она хохотала какой-то его шутке.
— Тебя не шокируют пьяные женщины? — проговорила она, покосившись на мужа.
— Я их просто обожаю, — отозвался Виталик и помог ей сесть в машину.
Он притянул ее к себе, и жадные горячие губы уверенно нашли нежную ямку за ухом.
Все остальное исчезло, в мире остались только эти нежные губы, только бесконечная, щемящая нежность поцелуя, только они двое — она и ее единственный мужчина…
Руки Виталия тоже жили своей самостоятельной жизнью — они ласкали ее, пробирались под одежду…
Вдруг Катя отстранилась и пробормотала:
— Милый, но не можем же мы, как подростки, заниматься любовью в машине!
— Но ехать домой слишком долго… я не выдержу… — жарко выдохнул Виталий куда-то в шею.
— Я и сама не выдержу! — вздохнула она.
— Есть идея! — оживился муж. — Тут же совсем недалеко до моего банка…
— Какая прелесть! — захихикала Катя. — Я отдамся тебе на ксероксе! Или что там у вас есть…
— Все не так романтично, — отозвался муж, — но зато гораздо удобнее. У нас при банке есть апартаменты, где мы принимаем важных гостей. Сейчас они пустуют, и мы с тобой можем там порезвиться…
— Ага! — Она расхохоталась. — Вот где ты принимаешь своих любовниц!
Виталий с сожалением оторвался от нее, поправил одежду и тронул машину с места.
Через пятнадцать минут они подъехали к зданию банка.
Виталий медленно проехал мимо главного входа, где за ярко освещенной стеклянной дверью виднелся силуэт охранника, свернул в переулок и остановился возле неприметной металлической двери.
Он выбрался из машины, помог Кате.
Катя дурачилась, висла на его руке и повторяла, хихикая:
— А если твоя жена узнает, она выцарапает мне глаза! А я выдеру ей все волосы! Вот будет здорово! — Затем она расширила глаза, изображая испуг, и прошептала: — А что, если твоя жена и мой муж тоже любовники и тайно встречаются здесь… мы сейчас войдем, а они там… на ксероксе! — И она захохотала во весь голос.
— Подожди, малыш… сейчас я открою… — Виталик высвободил руку, достал из кармана связку ключей, принялся их перебирать. — Черт, — пробормотал он через минуту, — где же этот дурацкий ключ… был ведь на этой связке… Неужели я его потерял…
