Галина Романова - Ты у него одна
– Ты боишься за меня, Данила?
– Да, – не стал он врать. – Очень боюсь, малыш. Я сам не знаю, что будет дальше. Чего ждать с их стороны. Но финал, думаю, близится, и кого наш «дядя Гена» пустит под раздачу, я и сам не знаю. Мне нужно тебя сберечь. Тебя и его.
От того, с какой нежностью он посмотрел на кромку стола, под которым скрывался ее пока еще плоский живот, у нее зашлось сердце. Господи! Он любит ее! Он на самом деле любит ее…
– Так ты потому не сказал мне про брата? Потому что боялся за меня?
– Скажи я тебе, так рванула бы на его поиски! Начала бы землю носом рыть, чтобы родную кровь отыскать. Не сказал, и прожили в относительном покое пять лет. – Он задумчиво пожевал нижнюю губу. – Его убили, Эмма. Убили не так давно. Может с полгода, плюс-минус один месяц. Его жена и ребенок исчезли. Думается мне, что эта дама на твоем «Форде» и тот мальчик – это они и есть. И приехали они сюда к тебе за помощью.
– Да, да, наверное… – Она рассеянно слушала, пытаясь ухватиться за ускользающую от нее мысль, но та все ускользала, не давала ее додумать. – Но зачем было разыгрывать весь этот спектакль?! Почему не прийти ко мне просто так и не попросить о помощи?! И почему она опять скрылась куда-то?! Я давно уже не вижу ее…
– Причин может быть множество. – Данила встал, обогнул стол, и, сев с ней рядом, обнял за плечи. – Одна из них – страх и полное неверие людям. А у нее ребенок, не забывай об этом. И пропавший без вести муж, которого нашли в тайге охотники через месяц после смерти. И которого с трудом опознали.
– Как он умер? – Сердце не замерло и не дрогнуло, когда она спросила, а ведь должно бы было замереть – брат как-никак…
– Ему выстрелили в лицо.
– За что?! Что он такого сделал?! – Ей-таки удалось поймать эту мерзкую мыслишку, что норовила улизнуть из головы. – И почему в лицо? Чтобы его не узнали?
– Видимо…
Данила поцеловал ее в макушку, от чего по спине часто-часто забегали мурашки, а в груди сладко так заныло.
– Данилушка, милый, – она поплотнее прижалась к нему, совсем не заметив, что впервые назвала мужа так ласково. – Но это что же тогда получается?! Мужа убили. Она спасается бегством, прихватив с собой ребенка. Едет сюда ко мне искать помощи, но, приехав, помощи не просит! Как же так?! Бойся не бойся, но поддержать-то ее должен кто-нибудь. И если ее найдет ОН? Что будет?
– Уже… – Он обреченно выдохнул из себя почти весь воздух и принялся ждать ее реакции.
– Как уже?! Он ее поймал?! А мальчик?! Он сказал, что его зовут Веня, как отца…
– Димкой его зовут. И пацан пропал куда-то. Сколько ОН ни бился, сколько ни бил…
– Он ее бьет?! Он ее пытает?! Ох, господи!!!
Представив себе неизвестную ей женщину, которая волей судьбы и случая является ее родственницей, на окровавленном бетонном полу в паучьих застенках «дяди Гены», Эмма громко застонала. Но следом перед глазами возникла чумазая мордашка мальчика, судьба которого оставалась для всех загадкой, и она безутешно расплакалась.
– Данилушка, миленький, – всхлипывала она, обнимая его за плечи. – Найди его! Пожалуйста, найди! Он маленький и совсем один в таком большом городе. У него убили отца, истязают мать, а он совсем один. Ох, господи, что же это делается-то в мире?!
– Так! А ну-ка хватит мне тут мокроту разводить! Что ты в самом деле взялась реветь второй день?! О чужом ребенке головой бьешься, а о своем не думаешь! – укорил он ее строго, дрожащими пальцами вытирая мокрые щеки.
Боже, знал бы кто, как ему было страшно в этот миг. За нее, за ребенка, что, возможно, она носит под сердцем, за того чужого ребенка, который ей совсем и не чужой.
– Он мне не чужой, – пробормотала она сквозь всхлипы, словно услышала его мысли. – Он мне… Он мне родной племянник, и где-то он сейчас? Может, может, его тоже пытают.
– Хватит, Эмма!!! – Он с силой тряхнул ее и прижал к своему стонущему сердцу. – Прекрати немедленно! Я его найду. Обязательно найду.
– Честно?! – Удивительно чудодейственно действовали на нее его слова. Слезы моментально высыхали. Что-то успокаивающе-убаюкивающее снисходило на душу и хотелось свернуться кошкой на его коленях и крепко-крепко зажмурить глаза. – Честно, найдешь?!
– Дд-да, постараюсь во всяком случае. Сделаю все, что от меня зависит. – Данила посмотрел на часы, встроенные в настенный кухонный шкаф, время на которых неустанно ползло к назначенному сроку. – Нужно сейчас быстренько собраться – и на вокзал. Поедешь к двоюродной сестре моей матери. Она в такой глуши живет, что ни «дядя Гена», ни его чебурашки тебя не найдут. Давай, малыш, не будем терять времени.
Собираться она никогда не любила. Делала всегда это заблаговременно, тщательно анализируя нужность той или иной вещи в предстоящей поездке. Сейчас было не до раздумий. Данила нетерпеливо выхватывал из ее рук футболки, трусы, свитера, бюстгальтеры, совал все это комком в раскрытый чемодан и затем, забив его до отказа и усевшись сверху, щелкнул замками.
– Но этого очень мало, – попыталась она возмутиться. – Невероятно мало для такого срока. Целых две недели я должна буду ходить в одних и тех же штанах и рубашках.
– Милая, я насчитал того и другого минимум по пять пар. Давай присядем на дорожку и поедем на вокзал. До отправления поезда чуть больше часа. А нужно еще купить билет, напутственных слов тебе наговорить всяких разных, чтобы ты, не дай бог, не сотворила какой-нибудь глупости.
– Что ты имеешь в виду, милый? – невинно поинтересовалась Эмма, сгребая с туалетного столика косметику.
– Да что угодно! Ты у нас мастерица на сюрпризы. Чего только не выкидывала за эти годы.
«Такого я еще не делала, потому что ситуация к тому не располагала», – рассеяно подумала Эльмира, пересчитывая деньги и пряча их вместе с документами во внутренний кармашек сумки.
Вслух же она произнесла:
– Ну, милый, с богом. Пусть он нам поможет…
Глава 19
Грязная, заляпанная по самые окна «шестерка» вела их от самого дома. Неназойливо вела, сворачивала в особо опасных местах на параллельную улицу и аккуратно пряталась за впереди идущим транспортом.
– Как думаешь, видит? – время от времени интересовался водитель у парня, который, сидя рядом с ним, лениво манипулировал во рту зубочисткой.
– Вряд ли, – вяло отвечал тот и сплевывал на резиновый коврик под ногами. – Он же не ожидает. Он думает, что все будет по-другому.
Водитель всякий раз сопровождал неприязненным взглядом его плевки, но помалкивал. Что взять с такого жлоба, если он только вчера от сохи. А вопить ни к месту. Говорят, больно меткая рука у пацана. С десяти шагов в пятак попадает. Может, врут? А… может, и не врут. Так что лучше на всякий случай промолчать.
– Что будем с бабой его делать? – поинтересовался он после очередного плевка. Поинтересовался не потому, что его это так уж сильно трогало. А скорее, чтобы не молчать и не скрипеть зубами в бессильной ярости от вопиющего скотства рядом сидящей особи.
– Пока ничего, – апатично ответил его спутник и снова сплюнул. – Узнаем, куда стопы навострила. Наведем справки, кто там у них проживает. А в нужный момент прихлопнем… мышеловку.
– А Данила? Он что? – Впереди показалось здание железнодорожного вокзала, и водитель притормозил.
– А что Данила?! – Парень неожиданно нервно дернул шеей. – Крутой, что ли?! Видали мы таких крутых! Они все крутые, пока в чужих руках не обосрутся!
– Э-ээ, это точно не про него. Данила, он не ссыкун. Он – мужик.
Водитель вдруг оскорбился за Данилу. Пусть и работал сейчас против его интересов, но оскорбился. Данила всегда был в авторитете, и в заслуженном авторитете среди братвы, это все знали. А эта птаха заезжая еще неизвестно как себя покажет. И птаха показала. Осклабила гнилозубый рот, швырнула себе под ноги зубочистку и поганой змеищей прошипела:
– Посмотрим, как он не зассыт и мужиком окажется, когда его беременная баба на дыбе повиснет…
А эта самая «баба» стояла в тот момент на перроне и самозабвенно врала горячо любимому супругу.
– Все будет хорошо, миленький. – Она гладила щетинистую щеку Данилы пальцами и удивлялась – отчего это у него столько тоскливой озабоченности в глазах. Словно навсегда ее провожает. Словно не чает ее увидеть снова. Не выдержав, она спросила: – Ну что ты на меня смотришь взглядом побитой собаки?! Не на всю же жизнь я уезжаю! Как только свистнешь, так сразу и вернусь.
«Свистнуть бы… успеть, – тоскливо подумалось ему, и он, перехватив ее пальчики, приложил их к губам. – До чего же паскудно на душе… До чего же паскудно. И не столько от страха перед неизбежным, сколько от страха за нее. Необузданного, первобытного страха…»
– Эй, Данила. Ты чего замер? – Она нетерпеливо потянула пальцы из его руки. – Поезд на подходе, идем, наше посадочное место в другом конце перрона.
Муж подхватил ее чемодан, сумку, продернул между пальцев еще и объемистый пакет, в который она зачем-то сунула три пары обуви, и скорыми шагами пошел на другой конец платформы. Эльмира засеменила следом. Пока все шло по намеченному плану. Немного печали во взгляде, чуть разбавленном скорбью из-за грядущего расставания. Совсем чуть-чуть суетливой растерянности. Нервозности совсем мало-мало. Всего по капельке. Ровно настолько и затем, чтобы усыпить его бдительность. Затем, чтобы, не дай бог, не увязался в провожатые и не испортил все, что она задумала. Он совершенно не должен ничего заподозрить. Ни-че-го. Ни того, что она собирается выйти из вагона через пару остановок. Ни того, что собирается жить потом на своей бывшей даче. Он же в жизни не догадается, что она там. Она бы и сама до этого никогда недодумалась, кабы не звонок Валечки неделю назад. Валечка купила дачу ее покойных родителей пару лет назад. И ничего, была вполне довольна покупкой. Но с месяц назад засобиралась вдруг к дальним родственникам куда-то в Бельгию. И слезно, уж очень слезно просила приглядеть за дачкой. И ремонт-де она там сделала по евростандарту, и портьеры понавешала дорогущие, и саженцев экзотических понасажала (можно подумать, они в нашей лютой центральной полосе перезимуют). Одним словом, Валечка очень кстати выклянчила у нее обещание наезжать туда хотя бы раз в неделю. Эльмира пообещала и через час забыла, окунувшись с головой в решение собственных проблем. Но как только Данила заговорил об отъезде, о том, что в городе ей оставаться нельзя – ни к чему и опасно, – она тут же вспомнила об отцовской даче, которая, правда, уже перестала быть их собственностью, но все же не была совсем уж чужой…
