Галина Романова - Ты у него одна
Данила в этот момент как раз открывал вход в подвальное помещение, усилием некоторых уродов превращенное в пыточную камеру. Он распахнул тяжелую дверь, с внешней стороны умело задекорированную под стену, и вдохнул полной грудью. То, что происходило там, внизу, не просто угнетало, а целиком выбивало из колеи. Сначала от увиденного ему скрутило все внутренности, шибануло оторопью в голову, прошлось холодом по позвоночнику и встало тошнотой в горле.
«Что же делают, суки?! Что же над живым человеком творят?!» – стучало и стучало ему в виски. К тому же еще этот Гарик…
Данила не мог отделаться от неприятного покалывания в затылке. У него было такое ощущение, что этот тупоумный придурок постоянно смотрит ему в затылок. Но сколько бы он ни оборачивался, Гарик в его сторону не смотрел. А ощущение опасности все равно не проходило. Оно появилось в нем с войны, когда ждешь выстрела с любой стороны и все нервы напряжены настолько, что, кажется, слышишь, как ползают черви в земле, как пробивается трава после дождя и как дышит враг за километр от тебя. Это чувство вражеского присутствия то притуплялось в нем, то вновь проступало, но никогда не было столь острым, как сейчас. Никогда еще так не морозило ему затылок, отдаваясь непонятным ступором между лопаток.
«Это он! Все дело в нем!» – понял он вдруг, поймав на себе тусклый взгляд Гарика. Тот посмотрел на Данилу как-то мимо, почти не видя, но Данила понял сразу, что все дело именно в этом парне. Не в том, что он делал в подвале с той бедной женщиной. И даже не в том, что давно забытый психоз по пропавшим бриллиантам, кажется, именно теперь набрал невиданную силу. А в его невидимой, сильно скрытой ненависти именно к нему – Даниле. Непонятно было только одно – за что и почему тот его так ненавидит.
Неплохо было бы, конечно, выяснить, но на это не было времени. Совсем не было. Сейчас нужно было в спешном порядке отыскать мальчика. И еще… еще ту милую даму, что присылала Эльмире фрагменты раскуроченной броши. Но вот вопрос – где ее искать, если телефон ее вот уже с неделю как молчит, а к дверному глазку никто не подходит. Где она может скрываться?! И уж не она ли прячет этого мальчишку?! Если это она, то торопиться нужно было с удвоенной силой, потому что, найди ее люди «дяди Гены», жизнь ее не стоила бы и гроша.
Хоть бы он ошибался и все не так страшно и драматично, как сейчас ему кажется! Хоть бы этот мальчик был за тысячу верст от этого города и этих жутких людей, а эта тетя была бы совсем ни при чем. И хоть бы его милая, славная женушка не удумала соскочить с поезда на следующей остановке, а доехала бы до конечного пункта назначения, где ее должен был встречать его троюродный брат. Хоть бы она сделала все так, как он того хотел. Хоть бы сделала…
Глава 21
Восемь километров – путь немалый… Целых восемь километров грунтовой дороги с продольной бровкой, заросшей начинающей жухнуть травой. Восемь тысяч метров, в каждом из которых десять ее шагов. Итого… Правильно, восемьдесят тысяч ее шагов. Изнуряюще трудных, преисполненных усталости и раздражения, вызванного внезапно свалившейся на голову сентябрьской жары. И от непосильно тяжелого багажа, который паковался лишь в конспиративных целях. И от сильной тревоги, что начала забираться в ее душу еще там, на вокзале, когда Данила смотрел на нее с какой-то непонятной невысказанной болью и силился что-то сказать на прощание, да так и не сказал.
Что он задумал?! Что хотел ей сказать и не осмелился?! Что такого утаили от нее его глаза, которые снова заволокло непроницаемой серой мглой, и смотри не смотри – ничего в них не разглядишь.
Жутко… Ей стало по-настоящему жутко именно в тот момент, когда она достигла конца пути. Когда уперлась лбом в высокий деревянный забор, заказанный еще ее отцом, и задала самой себе вопрос – что же будет дальше?.. Вот пришла она сюда. Сейчас откроет дом ключом, что в тайнике под стрехой крыши крыльца. Сбросит с ног пыльные кроссовки. Поставит у порога оттянувший руки багаж. Затем залезет в ванну, прикроет глаза отяжелевшими от усталости веками, и… что дальше! Что ей делать?! О чем вообще она думала, затевая эту авантюру?! Почему не послушалась мужа и не поехала в эту, «как ее там», деревню?! Сидела бы уже завтра вечером на ступеньках крыльца с его теткой. Слушала бы ее неторопливую речь о маленьком Данилке и его детских проказах. Потягивала бы чай из старинного самовара с малиновым вареньем и ждала бы звонка мужа, а еще лучше – его самого. Его тяжелых полночных шагов по скрипучим ступенькам, прерывистого дыхания и чуть слышного чертыханья в потемках старого дома. И затем нетерпеливых сильных рук, истосковавшихся в разлуке с ней…
Эльмира отпрянула от забора и только сейчас поняла, что плачет. Только лишь по расплывчатому силуэту двух рябин у задних ворот и поняла, что безутешно ревет вот уже минут десять. Судорожно переведя дыхание, она медленно двинулась к воротам. Расположенные с северной стороны, они не имели калитки. Отец счел неуместным делать бреши в надежном заборе в виде легкомысленных калиток, преодолеть которые сможет любой пацаненок. Эльмире пришлось повозиться, чтобы их открыть. Евроремонт, очевидно, включал в себя только работы в самом доме, а смазывание воротных петель и замка никого не интересовало. Замок проржавел настолько сильно, что ключ, обнаруженный ею на прежнем месте – под камнем, – никак не хотел поворачиваться.
Почему было не воспользоваться центральным входом? Да из соображений все той же конспирации. Южные ворота выходили на оживленную проезжую часть, а северные – в заросли боярышника. Если бы кто и хотел выследить ее здесь, то вряд ли бы сумел, потому что пробиралась она заповедными тропами, изученными и пройденными вдоль и поперек еще в детстве. Поскольку ребятня к этому времени должна уже рассредоточиться по школам, а человеку солидному в зарослях боярышника делать вроде нечего, Эмма надеялась остаться незамеченной. Мысль о том, что ее могут здесь ждать недруги, она отметала напрочь. Дача в настоящий момент ей не принадлежала, и искать ее в этом месте мог разве что сумасшедший…
Запереть ворота тоже оказалось не так-то просто, и ей пришлось изрядно повозиться с ними. Когда наконец с этим было покончено, она вытерла пот со лба и огляделась.
Да… Валюша постаралась на славу. Новомодные многоярусные цветники, очень стильно пересекающиеся с какими-то невиданными кустарниками. Множество, просто великое множество посыпанных гравием дорожек. Пара малюсеньких фонтанчиков, хило сикающих сейчас водой в засыпанные листвой мраморные чаши. Две скульптуры у входа, прекрасно вписывающиеся в обновленный ландшафт. И еще… Еще дикое великолепие внутри дома.
Эльмира не могла сдержать восхищенного возгласа, когда ее ноги утонули в густом ворсе коврового покрытия. А открыв холодильник, едва не расплакалась. Нет, ну эта Валюшка – просто прелесть. Все полки были забиты до отказа. Даже молочные продукты с длительными сроками хранения имелись в наличии. Не говоря уж о фруктах, колбасах и сырах…
Немного повеселев после тягостных размышлений по ту сторону забора, Эльмира разулась, подхватила свою поклажу и уже без былой усталости потащила ее на второй этаж. Там прежде было две спальни. Одну занимали ее родители. Второй всегда пользовалась она. Если Валюшка не успела перенести стены, то там все должно было остаться по-старому.
Стены были на месте. Спальни тоже сохранились в прежней планировке, но в том, что в одной из них кто-то спал этой ночью, не было никакого сомнения.
Ее прежняя комната, усилием Валентины превращенная в уютную детскую, хранила следы присутствия ребенка. Пижама, выглядывающая из-под откинутого одеяла на кровати. Разбросанные игрушки в углу. Несобранный до конца робот-трансформер. И самое главное – сок… Недопитая упаковка апельсинового сока «Я» с вдетой в нее трубочкой. И если первые два фактора – неубранную постель и раскиданные игрушки – Эльмира еще могла списать на спешку, с которой Валентина собиралась за бугор, то забытая упаковка с соком просто вопила о том, что в этой комнате только что был ребенок.
Эльмира застыла у входа, медленно обводя взглядом спальню.
Кровать, игровой уголок, комод, встроенный шкаф. Последний предмет мебели привлек ее внимание небольшим уголком неведомой ткани, застрявшей в дверях. Она метнулась к шкафу и с силой рванула на себя створки. Но в тот же самый миг что-то с гулким треском опустилось ей на голову, и Эльмира, закатив глаза, рухнула на пол…
Губам было горячо и солоновато.
Эмма провела по ним языком, подивилась их влажности и улыбнулась.
– Эмка, открывай глаза немедленно!
Когда-то и где-то она уже слышала этот же самый голос. И что самое поразительное – призыв был тот же самый. Ее подруга требовала от нее тогда именно этого: немедленно открыть глаза. Ее звали… Лизка. Она выполняла в тот раз роль сиделки подле заболевшей Эммы. Очень волновалась за нее. Была всерьез озабочена ее долгим беспамятством и без устали повторяла и повторяла: «Открой глаза, открой глаза»…
